Я был её любимчиком, хоть и был второгодником. В мае мне стукнуло 18 и я с трудом вывозил 11 класс. С трудом давалось всё кроме физики и это был её предмет.

Она давала мне самые трудные задания, была самой строгой из всех учительниц которых я знал и даже самые разгильдяи сникали от ее серьёзных интонаций. Наверное за это я и полюбил её, хотя ненавидели её все, почти все.

До нее я на женщин и не заглядывался, сверстницы это самое то. Можно и юбку задрать и из ручки в них поплеваться на уроке, а где нибудь в суматохе попку погладить или смачно по выпрыгивающим сисям провести. Конечно не всем, а только некоторым, которые своей мягкостью молча дают добро и снисходительно улыбаются на такие проявления внимания.

Если смотреть на нее как на училку то ничего особенного, так все и смотрели. Любила кутаться в кофту, юбки чуть ниже колена, короткая стрижка и пышная белокурость. Но она была хороша, очень хороша.

Она часто просила меня помочь ей в подсобке, всякие там приборы, макеты, стенды. Тогда тоже попросила после урока занести всё, поставить по местам.

— А почему всегда именно я? — шутя спрашиваю. — Лоботрясов вон хватает.

— Потому что лоботрясам я недоверяю — сказала она с улыбкой. — И вообще ты должен гордиться.

— Ну я то непротив, даже приятно немного. — на ходу ответил

— Всего немного? Доверие ценить надо, Володя.

— О, я очень ценю.

И в этот момент в классе выключают свет. Зима, доп. занятия, уже давно стемнело. На партах слабый свет от уличного освещения.

— Я очень ценю твоё доверие — сказал я

— Я надеюсь. И что со светом интересно?

— Если сейчас не включат, то что то серьёзное видимо.

— Ну да, — ответила она, слегка задумавшись.

— Я вообще люблю когда вот так, полусумрак. Спокойно как то. Ну давайте поговорим о чем нибудь, пока свет не включат. Почему вы такая строгая, вас все боятся из за этого.

Она сидела за учительским столом, но как бы вполоборота отвернувшись от него — я же уселся напротив. Слабый свет от окна проходил узкой полосой по ее лицу, блузке и переходил на стол.

— Так любите когда вам все беспрекословно подчиняются? Чтоб все по струнке ходили? — продолжал я.

Я чувствовал себя бесстрашно, мне было комфортно, за первые полтора года в институте чувствовал себя уже вполне по свойски, вдобавок чувствовал доверительное отношение от нее.

— Никакая я не строгая, это просто необходимо, работа такая. Очень не люблю когда всё как попало происходит. Студенты сами по себе это просто сплошной хаос. Им же только дай повод, тут же начинают реализовывать свои стремления к свободе. Это конечно нормально, но не в рамках учебного процесса. Дисциплина способствует тому чтобы всё оставалось в рамках. — Она откиналсь на спинку стула, сложив руки на груди.

— Да, конечно это все так. Просто очень многие непонимают этого, считают строгость личной антипатией.

— Да ну, какая антипатия, внутри я хорошо ко всем отношусь! Но работа есть работа.

— Я понял, пусть стараются, им же лучше будет. Знаете что еще говорят про вас?

— Что?

— Что вы самая красивая!

— Хм, кто же так говорит?

— Я так говорю

Встав со стула я подошел к ней, сел перед ней на колени, взял в руки ее изумительные лодыжки.

— У тебя самые красивые ноги, — я поцеловал ее колени и продолжал целовать и в этот момент я почувствовал как она положила свои руки мне на голову.

— Правда? — совсем тихо спросила она.

Я блаженствовал гладя на её лодыжки, слегка полноватые, в капроновых колготах они были идеальными и я целовал их и хотел только одного — чтобы ей было так же приятно как и мне.

Она гладила мою голову, а я лизал ее капрон и стремился дальше. Ее ноги сами поддались моему напору и я уже целовал внутреннюю поверхность бёдер, неторопясь продвигаясь выше, терзал её бедра, проникая руками под юбку. Какая она чудесная, взяв её за талию я утонул в её промежности, она вздохнула и прижала мою голову к себе, а я восторженный до предела целовал и вылизывал её пухлые губки под тонкими трусиками и колготками. То прижимая, то чуть отпуская я старался чувствовать как ей приятней всего и повторял свои ласки не в силах насладиться.