Как начинают такие рассказы, я не знаю. Но и много лет спустя я продолжаю переживать те события, а потребность рассказать кому-нибудь, просто становиться навязчивой идеей. Не знаю почему, но мне хочется это сделать, и могу лишь предположить, что возможно мне хочется пережить подобное ещё раз… или нет, я не знаю… словом, давайте расскажу…

Случилось это, когда меня тогда отправили на летние каникулы в Крым к маминой сестре тете Вале. Надо сказать, что я и раньше у них гостил, но всегда приезжал либо с сестрой, она старше меня на семь лет, либо с мамой. Но в этот раз, посчитав, что я уже взрослый меня отправили одного. Тётя Валя жила в деревне с мужем, детей у них не было и они всегда радовались когда я приезжал.

Дел особых летом в деревни у них тоже не было (они были учителями, тётя Валя преподавала литературу, а дядя Миша, так звали её мужа был химиком) и поэтому мне традиционно уделялось много времени. Мне всегда у них нравилось. Я был окружен вниманием и при этом совершенно свободен. Так было всегда, но в это лето тёте Вали пришлось уехать в Симферополь по каким-то делам. Дел у неё оказалось на целый месяц и мы остались одни. В целом это не сильно меня огорчало, поскольку дядя Миша был "свой в доску" парень, несмотря на свои сорок семь или больше лет. Он был грузный, даже толстоват, с небольшим животиком и очень волосатыми руками.. Постоянно шутил и очень любил показывать мне разные эксперименты с химическими препаратами. Днём мы ходили на реку и ловили рыбу, а вечером дядя Миша готовил ужин и внимательно следил, чтобы я всё съедал. После этого был, либо телевизор, либо чтение книги на ночь.

Детских книг у них не было, поэтому читал он различные детективы. Детективы были скучные и я всегда быстро засыпал. Так прошло дня три. Но однажды мне захотелось помидоров и я пошёл в огород. Тропинка на грядку вела через летний душ. Когда я поравнялся с ним то увидел там моющегося дядю Мишу. У него была намыленная голова и он стоял зажмурившись, с мочалкой и мылом в руке. Голый дядя Миша очень меня насмешил. Уморительно было видеть большого пузатого дядьку совсем голого с маленьким писюном (он был действительно маленьким) фыркающего и слепо щупающего пространство вокруг себя. Я стоял и лыбился. Зная, что меня не видят, я беззастенчиво разглядывал дядю Мишу. Но тут рука его нащупала-таки кран и из душа полилась вода.

Она сразу смыла шампунь с головы и дядя Миша открыл глаза. Всё это произошло настолько неожиданно, что я не успел не то что скрыться, но даже убрать с лица гадливую улыбку. Мне стало стыдно и я поспешно ретировался в дом. К вечеру у меня поднялась температура и дядя Миша взялся меня лечить. Неловкость от дневного проис шествия у меня ещё не прошла и я постоянно краснел встречаясь с ним глазами. Но в хлопотах по моему лечению все события прошедшего дня отошли на задний план. Дядя Миша дал мне лекарств и касторки. Последняя, по словам дяди Миши нужна была для того, чтобы прочистить мне желудок. Он был уверен, что я съел что-то немытое и мой городской организм не справился с избытком микробов.

Меня поносило весь вечер и к полуночи я изнемождённый и усталый заснул мёртвым сном. Утром я чувствовал себя разбитым и слабым. Было ощущение опустошенности и слегка побаливала попка. Но это было объяснимо. Вчера ей пришлось пропустить через себя всё содержимое моего кишечника.Температура ещё сохранялась и я провёл весь день в постели. Вечером я опять принимал лекарства, но без касторки. Лекарства были горькими и одно, особенно противное (я запомнил его со вчерашнего вечера) я в тихушку, выбросил в окно. Пришёл дядя Миша поинтересовался всё ли я принял и убедившись, что все лекарства выпиты удовлетворённо закрыл за собой дверь.

Было уже поздно и ночь наступила без предупреждения. Сна не было. Сказывалось и то, что прошлой ночью я проспал почти четырнадцать часов. Раньше я никогда так долго не спал. Сейчас же я ворочался и пытался заснуть, но сон всё не шёл. Так я промучился больше часа и был очень обрадован когда услышал телефонный звонок в коридоре. Это вносило хоть какое-то разнообразие в ночную скуку. Сверху послышался скрип лестницы.

Это дядя Миша спускался к телефону. Звонила тётя Валя беспокоилась о моём здоровье. Дядя Миша сказал, что со мной всё в порядке и можно не беспокоиться. Перечислил все мои симптомы и сообщил, что я иду на поправку. Затем он рассказал, чем меня лечит и тогда мне стало понятно почему я так долго проспал прошлой ночью. Горькое лекарство, которое я сегодня незаметно выкинул в окно было снотворным. Ясно. Значит, если я не хочу спалиться, то должен изображать из себя мёртво-спящего ребёнка. Ладно. Буду похрапывать.

Закончив разговор дядя Миша зашёл в мою спальню. Я честно изображал спящего и несмотря на полумрак, сквозь неплотно закрытые глаза всё прекрасно видел. Дядя Миша сбросил с себя халат и я увидел его маленький писюн торчащий к верху. Сердце у меня заколотилось и я зажмурил глаза боясь выдать себя не спящим. Так затаив дыхание я пролежал несколько минут, а может быть и секунд. Сейчас я не уверен, что прошло больше минуты.. Затем послышался шорох открывающегося комода и через некоторое время я почувствовал учащенное дыхание дяди Мишы над своей кроватью. Он негромко позвал меня по имени, но мне было настолько стыдно признаться, что я не сплю (а значит всё вижу), что я и не подумал отзываться. Стыд сковал меня полностью.

Тогда дядя Миша позвал меня немного погромче и даже попробовал растормошить, но я был непреклонен. Изобразив только сонное мычание и даже немного поворочался для достоверности. Сделав ещё несколько попыток меня разбудить дядя Миша вернулся к комоду и через мгновение я почуствовал его руки на своём теле. Он ухватился за мои трусики и спустил их вниз. Затем пододвинув меня на кровате прилёг рядом. Сердце моё замерло и я понимал, что происходит что-то странное, но единственное спасение для себя я находил только в полной симуляции сна. Рядом с моей головой улеглась голова дяди Миши и я почуствовал его дыхание на своих волосах. Затем его рука переместилась на мою попку и начала гладить самую дырочку.. Раньше мне бы было щекотно, но сейчас мне было только страшно.

Погладив мою дырочку, он начал потихоньку вставлять в неё палец, проталкивая его всё глубже и глубже. Палец оказался скользким и легко проскользнул в попку. Затем он его высунул и вновь засунул, повторив это несколько раз. Так продолжалось некоторое время. Вскоре он перестал вводить палец и что-то стал делать со своим писюном. Об этом я скорее догадался, чем увидел. Да и не мог я ничего видеть, поскольку лежал на боку спиной к дяде Мише. Обхватив меня за талию, он изменил моё положение так, чтобы моя попка торчала наружу, как если бы я нагнулся за чем-нибудь.

Следующее что я почувствовал, был опять палец, который он ввёл мне в попу. Палец вошёл сразу и дядя Миша прижался к моей попке всем телом. Затем он его вынул и снова вставил и так несколько раз подряд продолжая при этом прижиматься к попке всем телом. Делая это он сразу как-то запыхтел и стал учащённо дышать. Прижавшись ко мне всем телом он обхватил меня обеими руками словно маленький ребёнок свою любимую плюшевую игрушку. И тут я понял, что пальчик в моей попке, который сейчас так часто входит в меня и выходит вовсе не палец, а маленький писюн дяди Миши. Сказать, что мне было стыдно значит ничего не сказать. Я просто лежал, не подавая признаков жизни. В попке уже было горячо, а дядя Миша потихоньку наращивал темп.

Он прижимал меня всё крепче и изменял ритм, иногда совсем замирая, чтобы через некоторое время возобновить движения. Он вводил писюн до самого упора, затем сильно прижимался ко мне, одновременно удерживая мои плечи, чтобы я глубже насадился на писюн. В этом положении он любил замирать и я ощущал как моя попка сильно расширяется. Тогда скрип прекращался и я слышал только учащённое сопение дяди Миши. Через несколько секунд всё возобновлялось.

Было ли мне больно – нет. Было ли мне приятно… врать не буду я не помню. Не знаю сколько прошло времени. В какой-то момент я перестал ориентироваться во времени и даже думать. Помню лишь, как меня бесконечно переворачивали, то на живот, то на спину, то вновь на живот. Вот в таком положении я неожиданно и ощутил у себя в попке какое-то новое движение и затем влагу на своих ногах и простыне. В тот момент мне пришла дикая мысль, что дядя Миша пописал мне в попку, но в эту ночь было столько диких мыслей, что эта была ничуть не дичее всех остальных.

И я еще долго был убежден (целых три дня), что тогда, в ту ночь он, после бесконечного всовывания и высовывания своего писюна (и впервые сделав мне по настоящему больно, сильно придавив руками мою попку к своему телу), помочился в неё. Притянув меня к себе и вновь делая «натягивающее» движение он замер и я почувствовал пульсацию внутри себя и потекшую влагу.. И это был первый явный момент, когда у меня появилось ощущение некоторой истомы и нереальности происходящего.. Словно я сплю и мне снится жутко непристойный сон, но очень любопытственный отчего не хочется просыпаться. Правда тогда я ещё этого не осмысливал, а только чувствовал, что это мне нравиться, где-то глубоко на подсознании.

Закончив свои «труды» дядя Миша аккуратно протёр меня влажным полотенцем, одел на меня трусики и накрыв одеялом поднялся к себе. Я ещё долго лежал трупом и боялся пошевелиться. Мой собственный писюн стоял торчком, попа немного ныла, а сам я был оглушён. Я конечно был ещё маленький мальчик, но уже знал о том, чем занимаются дяди и тёти когда спят вместе.

Дворовое образование в этом возрасте уже на многое открыло глаза, но я никогда раньше не думал, что может быть и такое. Во дворе все пацаны знали что-такое «ебаться», что писюн мальчика вставляют в писю девочки и так получаются дети и что некоторые нехорошие тети позволяют, некоторым нехорошим дядям это делать и всё это было страшным табу. Словом в общих чертах я понял, что меня, только что… просто ебали. Дядя Миша весёлый и забавный пузан всю ночь пихал мне в попку свой писюн, будучи уверенным, что я крепко сплю.. И мне было и стыдно и страшно. Стыдно понятно почему, а страшно потому, что завтра надо будет как-то общаться с дядей Мишей. А вдруг он знал, что я не спал. Или, если не знал, то вдруг догадается или как-то узнает. Нет, твёрдо решил я, ни в коем случае не признаваться. С этими страхами я и пролежал до утра, пока не заснул.