В Петербурге Сонечка пробыла недолго, ей нужно было успеть организовать масштабную рекламную кампанию своего борделя и вернуться в тот же день обратно. Первое своё рекламное направление она решила реализовать на своих знакомых уличных девках. Узнав, что Сонечка предлагает им реальные деньги за сплетни, они выстроились в очередь к её экипажу. И таким образом она сумела начать продвижение своего публичного дома, даже не успев выйти из фаэтона. А когда её знакомые уличные проститутки были задействованы, она наконец подобрала все свои юбки и величественно ступила на петербургскую брусчатку.

— Сонечка, неужели это вы? – воскликнул какой-то сударь из её клиентуры. – А мы тут давеча с вашим батюшкой вас, Сонечка, обсуждали...

— Приветствую вас, – ответила Соня, – вы же помните, где находится имение Свидригайловых?

— А то ж!

— Так вот я сейчас там организовала на редкость забористый блядюшник! Ну, разумеется, под личным контролем самого Аркадия Ивановича Свидригайлова. Так что если будете проезжать мимо, заглядывайте.

Её постоянный клиент поначалу опешил и простоял, открыв рот от удивления, с минуту, а после помчался сломя голову разглашать благую весть на всю округу. А Сонечке тем временем нужно было зайти к следователю Порфирию Петровичу, чтобы договориться по поводу покровительства. И стоило ей только ступить на порог его кабинета, как он тут же принялся рассыпаться в поздравлениях.

— Сонечка, у тебя новая должность! Поздравляю! Была уличной шлюшечкой, и тут вдруг стала смотрительницей борделя!

— Как, Порфирий... Как ты узнал? Я ведь только...

— Только успела всем своим уличным подружайкам растрепать, так эта потрясающая новость тут же до меня долетела.

— Короче, Порфирий, сколько в месяц я должна выплачивать, чтобы со стороны следственных и прочих органов к моему публичному дому не было вопросов?

— Соточку будешь заносить раз в месяц, и я всё улажу. Работай спокойно, главное с оплатой не задерживай, а то иначе я к тебе наведаюсь с ордером.

Соня отвернулась от него и принялась копаться во всех своих юбках, чтобы достать деньги. Она отсчитала 100 рублей (чуть больше 100 тыс. р. по нынешнему курсу), затем вновь повернулась и вручила первую плату Порфирию.

— Держи. Это за первый месяц.

— Ну вот и умничка, Сонечка! А я по своим каналам твоему заведению сделаю рекламу. У тебя там какая направленность услуг?

— Девочки молоденькие, делают всё на отлично, что клиент попросит – то и исполнят. Лишь бы платили. Еда и вино тоже имеются, но за это отдельная плата.

— Отлично, в принципе можешь считать, что вся петербургская общественность о твоём заведении уже знает. Так что можешь возвращаться и налаживать сервис.

— Порфирий, у меня к тебе есть ещё одно дело. Ты того отморозка уже отправил на каторгу, из которого я признательные показания выбивала?

— Это тот, который устроил художественную роспись топором по бабулям что ли? Раскольников? Нет, пока не отправили, ждём этапа.

— А ты не мог бы мне его продать, а после оформить как умершего?

— Ну я то, допустим, всё могу. А тебе он зачем сдался? Он же идейный шизофреник с манией величия и навыками самокопания.

— Ты понимаешь, нам в бордель пиздолизы нужны. А то мало ли, заедут к нам великосветские дамы, а их властные и величественные пёзды отлизать-то и некому.

— А, ну если для дела, то пожалуйста. Соточку выкладывай, и он твой. А я его оформлю как поперхнувшегося баландой.

Соня уже без лишних манер отсчитала остатки денег и вручила Порфирию.

— Ты ж смотри, какой сегодня день удачный! – воскликнул следователь, увидев бабло, — Если ещё нужны будут лизуны – обращайся. Если одного жмура в неделю так оформлять, то и на каторге работать будет некому. Пошли, я тебе этого топорных дел мастера лично передам.

— Смотри, Порфирий, какая всё-таки жизнь – удивительная штука: не так давно ты мне деньги платил за мгновения, проведённые со мной, а теперь я тебе деньги плачу.

Следователь усмехнулся и ничего не ответил. Он выдал ей Раскольникова и помог усадить его в экипаж, приковав наручниками к раме фаэтона.

— Куда мы едим? – занервничал Родион.

— Родя, ты только не нервничай. Тебе ссылку на рудники поменяли на другую меру пресечения. Ты будешь работать в одном специализированном заведении. Только для начала я к родственникам заеду.

Соня вышла из экипажа и направилась в дом отца. Но поскольку Мармеладов временно отсутствовал, находясь в командировке в запое, ей пришлось оставить деньги своей мачехе Екатерине Ивановне.

— Ой, а мы уже в курсе твоего, Сонечка, трудоустройства...

— Да, уже весь Петербург в курсе. Вот вам деньги. Через месяц ещё завезу.

Отдав мачехе деньги, она без лишних любезностей развернулась и уже была готова уйти, как вдруг у неё на пути возник какой-то юноша.

— Это Сева, — представила его Екатерина, — он работает подмастерье у сапожника.

— Соня, я хочу к тебе в бордель работать кем угодно, — заговорил парень.

— Екатерина, ну вы же взрослая женщина и должны понимать, каким деликатным ремеслом ему придётся там заниматься.

— А он уже всё умеет. Сева, покажи Соне.

Парнишка мигом подобрал все Сонины юбки и занырнул под них. Немного опешив, она слегка развела ноги, чтобы ему было удобнее работать, а парнишка тем временем уже довольно старательно выводил пируэты по её сочащееся вульве.

— Откуда он такой вообще взялся, и сколько ему лет? – поинтересовалась работодательница.

— Ой, Соня, и не спрашивай. Он тебя уже тут битый час дожидается, потому что твоя весть на всю округу разнеслась. Я его сама впервые вижу. Он забрёл сюда, потому что подумал, раз уж я вроде как мачеха твоя, значит в курсе твоих новых дел со Свидригайловым. А я сама только сейчас узнала.

Соня закинула ему бедро на плечо и слегка придавила ему ладонью затылок. Она сделала это машинально без всякой мысли, но Сева тут же обхватил её попку обеими руками и принялся вжиматься в её промежность изо всех сил. Он чавкал так смачно, что Катерина даже не закончила свою мысль. Она просто стояла и наслаждалась этими звуками.

— Екатерина Ивановна, а как там наш комнатный алкоголик? Может быть вам стоит проведать его?

— Да, да, Сонечка, твой батюшка как всегда в запое. Я пожалуй пойду. Всего доброго.

Екатерина удалилась, и Соня тут же присела на корточки, подмяв под себя парнишку. Она была более не в силах себя сдерживать. Ей пришлось подложить свои ладони под его голову, чтобы не травмировать его затылок об пол. Поначалу Сева ещё подавал признаки работоспособного мальчика, который изо всех сил старался ублажить самую важную в его жизни пизду. Но потом бедняжка совсем устал, и Сонечке пришлось довольствоваться его высунутым язычком и носом. И этот пробный заезд на незнакомом личике прошёл весьма успешно. Парнишка на задохнулся, не захлебнулся Сониными выделениями и даже сознание не потерял. А это уже хорошо. Прокончавшись как следует, она поднялась и переступила через своего юного пиздолиза.

— Ты откуда вообще такой способный взялся? И сколько тебе лет?

— Мне 18, — ответил Сева и попытался прокашляться.

— Врёшь!

— Да, вру! И что?

— Ну ладно, а откуда такой способный?

— Меня старшая сестра раньше всё время под юбку загоняла и приучала к отлизу. А потом я повзрослел и начал ей сдачи давать. Но навык остался.

— Отлично, будем считать, что ты принят. Пиздолизов в нашем «Блудилище» как раз не хватает. Заработаешь денег – потом ещё сестре спасибо скажешь. Вон там стоит экипаж, садись внутрь и жди меня.

Оказавшись внутри фаэтона, он заметил Раскольникова, прикованного наручниками к трубе кареты.

— Ну надо же, какое одновременно смазливое и заезженное личико, — сострил Родион, — видимо тебя приняли на работу пиздолизом?

Сева проигнорировал его и молча стал дожидаться Соню. Она же тем временем отправилась к художникам заказать плакат с надписью «БЛУДИЛИЩЕ». Это заняло немного времени, и она быстро вернулась в свой экипаж.

— В имение, пулей! – скомандовала Соня извозчику Коле, — Не могу больше находиться в этом зловонном Петербурге, — и экипаж тут же рванул прочь из города.

— Отчего же так не можете? – удивился Раскольников, — Вы здесь без малого года два свою щель всем платёжеспособным и не очень гражданам подставляли, и ничего. А сейчас вдруг стало не по себе вам, Соня?

— Раскольников, лучше молчи.

— За сколько вы меня выкупили?

— Не важно. Придёт время – отработаешь. На каторге тебе не выжить, а так будешь под присмотром.

— Ты, видимо, Сонечка, хотела сказать, что я скорее под твоей пиздой буду, нежели под присмотром. Тем более что у нас уже был с тобой опыт общения, когда мне пришлось сознаться в содеянном. Так что ещё неизвестно, где лучше: на каторге или у тебя между ног.

— Какая же ты всё-таки редкостная скотина, Родион! Наверное, надо развернуться и сдать тебя Порфирию обратно и вернуть заплаченные 100 рублей. Как думаешь?

— Не смей! Я же пошутил. Щас только заедим в одно место. У меня там нычка 317 рублей. Это я у старухи-процентщицы взял.

— Ага, то есть я от этой поездки ещё и в плюсе, — обрадовалась Соня. – Говори, где деньги спрятал.

Раскольников подробно объяснил, под каким камнем закопал ворованные деньги, после чего Соня отправила за ними извозчика Колю. Через несколько минут он вернулся и отдал ей свёрток. Там действительно были деньги и ещё кое-что по мелочи.

— Значит смотри, деньги я эти себе забираю на развитие борделя. А ты там, Родичка, будешь ублажать своим послушным и умелым ротиком платёжеспособных дам. Сейчас Порфирий тебя оформляет как умершего, но твои родственники и лучший друг Разумихин будут знать, что ты живой и не на каторге. А если попытаешься сбежать из усадьбы, то тебя всё равно разыщут и доставят обратно. Ты понял меня?

— Угу.

— Что «угу»? Давай, пошути, искромётчик ты топорный!

— Да понял я всё.

Оставшуюся часть дороги они ехали молча. По приезду Соня открыла наручники и велела девкам отвести Раскольникова в его комнату и запереть там, чтобы он не сбежал в первый же день. И уже через полчаса она созвала всех на собрание.

— Значит так, все в Петербурге из числа тех, кто в теме, уже знают, что мы открылись и готовы принимать клиентуру. Так что приводите свои комнаты в порядок, потому что возможен наплыв гостей из столицы. Если возникнут вопросы, то можете заходить без стука, я очень устала и буду в своих личных покоях.

Соня удалилась, и девки тоже разбежались превращать свои комнат в нумера. Вечер плавно перешёл в ночь, и Соня не заметила, как уснула. На следующее утро она проснулась позже всех. С раннего утра в усадьбе вовсю шла подготовка к открытию публичного дома. Соня попыталась потянуться, но поняла, что не может. Она так и проспала всю ночь во всех своих барских одеяниях, а когда попыталась поворочаться, то поняла, что у неё между ног кто-то тихонько сопит.

— Опять ты! – воскликнула Соня, задрав юбки и обнаружив там Севу.

Парнишка отольнул от её мокрой пизды и уставился на неё, не отрывая глаз.

— Ты что там всю ночь провёл что ли?

— Мне не сказали куда идти. Я хотел приткнуться куда-нибудь, но все говорили мне: уйди не мешайся. И тогда я решил зайти к тебе без стука. Увидел, что ты спишь, и решил, что ты будешь не против, если я отлижу тебе, пока ты спишь. Ты, кстати, кончила во сне...

— А ну замолчи!

Парнишка перепугался и выбежал из её покоев. Сонечка переоделась, привела себя в порядок, а затем вышла во двор усадьбы. Навстречу ей уже ехал Коля, а в повозке была огромная вывеска с надписью «БЛУДИЛИЩЕ».

— Настя, найдите с девочками Севе отдельную комнату, а то бедняжке даже спать негде, — отдала она распоряжение, — да только нормальную, а не коморку.

— Будет сделано.

И тут Соня вспомнила про Свидригайлова. Она отправилась в подвал, чтобы сообщить об изменениях в жизни усадьбы, но тот был слишком пьян, чтобы выслушивать её.

— Даша, то, что ты его тут в запое держишь, это конечно хорошо. Но учти, что он мне нужен тут живой. Хотя бы на первое время.

— Слушаюсь.

— Что ты слушаешься. Я же вижу, что его лицо и твоя пизда одного цвета и одинаково вымазаны. Так что не надо уж прямо так сильно его в ляжках трепать. Быстренько кончила и слезла. И не давай ему много винища, а то расход большой.

Когда Соня вышла из винных подвалов, вывеска с названием её публичного дома уже красовалась на самом видном месте усадьбы.

— Ну надо же, — подумала Соня, — они все ведут себя так, словно всю жизнь мечтали о работе в борделе. Все, кроме Раскольникова. Кстати, как он там?...