На Иртышской набережной, в выставочном павильончике экспонировалась скульптура начала века. Я пошел посмотреть.

Выставка, небольшая по размеру. Экспонатов тридцать.

Одна вещь меня поразила.

Представьте себе - изваяние ангела. Классика, конечно. Формы проработаны до мельчайших деталей. Живой мальчик с лебедиными крылышками за спиной. Каждое пёрышко как настоящее.

Но не это главное. Главное то, что на ангелочке прозрачная накидка. Мрамор обработан так, что распашонка видится прозрачной.

Я знаю несколько скульптур, в которых авторы пытались с переменным успехом передать прозрачность одежд. Например "Весталка" Монти. Или "Монахиня" Кроффа.

Но этот экспонат превзошёл всех. По сравнению с этим ангелочком, складки ткани на "Ундине " Ивса смотрятся грубо и неестественно.

Фамилии скульптора, к сожалению, не помню. Уж простите.

И вот я стою, разинув рот, и пытаюсь понять – как маэстро это удалось.

Рядом со мной остановилась женщина и тоже замерла у экспоната.

Постояли мы так, помолчали. Потом я у неё спросил:

— Удивительно, правда?

Она улыбнулась в ответ. Выдохнула:

— Дааа. С ума сойти.

— Вот смотрю, и не могу понять техническую составляющую. Как он это спланировал? – продолжил я.

— Гений, - пояснила она.

Потом спросила: – Вы скульптор, или художник?

— Сейчас я строитель. Директор стройконторы. А вы – художник?

— Нет. Я учитель… Изобразительное искусство.

Вот так и разговорились. Познакомились. Зовут женщину Елизавета, а отчества у нас совпали. Она тоже – Николаевна.

Постояли, пошептались, потом она спросила:

— Вы закончили осмотр?

— В сущности – да.

— Знаете, в доме художника сегодня выставка новосибирского Фокина. Вы не хотите посмотреть?

Конечно же, я хотел! Тем более если с такой симпатичной спутницей и собеседницей. Вызвонил такси и поехали. Тут поездки-то - семь минут.

Лиза спросила у меня:

— А у вас что, своей машины нет?

— Нет, - отвечаю, - я не сажусь за руль. Слепой на правый глаз.

Она внимательно посмотрела мне в лицо:

— А внешне незаметно.

Экспозиция интересная. С работами Фокина я до того момента не сталкивался. С удовольствием побродил от полотна к полотну.

Большинство оценивают произведение художника как… Ну, как картинку.

Когда я смотрю на полотно вживую, то вижу, как подготавливался фон, как прописывался набросок, в каком порядке уточнялись детали. Где-то мастер подчистил мастихином, где-то просто поверх слоя переписал заново. Даже то, как художник положил мазок, говорит многое моим эмоциям.

Просмотр живописного полотна, это общение с художником. Зачастую общение с человеком, которого уже и в живых-то нет.

Поэтому журнальные репродукции меня не восхищают. Мне надо пообщаться с автором через его холсты.

Одна маленькая работка особенно привлекла наше внимание. Акварельный портрет на четвертушке. Вроде ничего особенного. Но при внимательном рассмотрении обнаруживается интересная вещь.

Весь портретик выполнен длинными тонкими вертикальными и горизонтальными акварельными мазками. При этом необходимые тона портрета расположены не только в самих мазках, но и на их пересечении.

Заранее просчитать такое невозможно. Всё это, наверняка, сделано спонтанно, на базе фантастической, изощрённой, нечеловеческой интуиции.

Мы с Елизаветой Николаевной ошарашено стояли перед этой бумажкой.

Потом досмотрели оставшуюся выставку и снова вернулись к странному портрету. Подивились ещё минут пять и, молча, пошли на выход.

Вышли в осенний город. Постояли на крыльце дома художников. Расставаться не хотелось. Рядом с этой женщиной мне было хорошо. Спокойно и уютно.

И я предложил Лизе посидеть в ресторанчике - переварить впечатления.

Сначала сунулись в "Сибирь". Оказалось - заведение закрыто.

Тогда пошли на Партизанскую, в "Сибирскую Корону". Посидели, заказали - что полегче. Там всё больше блюда к пиву, острые и жирные. "Пивбар", одним словом. Но мы ударили по салатам и по запечённой рыбе. И славненько пообщались.

Поговорили о плачевном положении изобразительного искусства. Об упадке системы образования. Да и просто о жизни. Я разговорил спутницу, и она рассказала о себе если не всё, то многое.

Замужем. Детей нет. Работает в школе. Зарплата маленькая. Муж – на "северах". Приезжает - пьёт. От его зарплаты ей достаются крохи. Тяжело жить, короче.

Знаете, на кого она похожа? На актрису Сёмину Тамару в молодости. Только в очках. Очень хорошенькая. Серьёзная, такая как прокурор. Или как учитель…

Долго мы просидели. Часа три. Уже темнеть начало.

Я опять вызвал такси и отвёз Лизу домой. Напоследок дал ей свою визитку. Так… на всякий случай.

Ну, вроде бы и ладно.

Через три месяца, в конце ноября, среди ночи телефонный звонок.

Я некоторое время не мог понять, с кем говорю. Потом допёрло - Лиза, давняя случайная знакомая.

— Юрий Николаевич, - говорила она убитым голосом, - простите меня ради Бога, мне просто не к кому обратиться.

— Елизавета Николаевна, что случилось?

Чувствую, что какая-то трагедия произошла.

— Вы где сейчас, - спрашиваю.

— Я у главпочтамта. Я из автомата звоню. У меня денег нет, только телефонная карточка. И идти мне некуда.

Два часа ночи! Я вызвонил тачку. Надо сказать, мужик быстро подъехал, и мы попёрлись к центральной почте.

Подъезжаем, на улице никого, тишина, темнота, движения по улице – ноль. Я вылез, крикнул:

— Елизавета Николаевна!

С крылечка, из темного угла, спускается Лиза в каракулевой шубке. Причём, походка какая-то неуверенная. Я сначала подумал - выпивши.

Она неуклюже залезла в машину и тяжело села на заднее сиденье. Мне показалось всё это подозрительным. Я попросил водилу включить свет в салоне, повернулся… И охренел.

Губы разбиты, на виске справа синюшная опухоль, взгляд расфокусирован. Наверняка тяжёлое сотрясение мозга.

Я скомандовал водителю – Давай в БСМП! И уже на ходу начал выяснять обстоятельства.

Оказалось, что это родной супруг, по пьяной лавочке, так её разукрасил.

В больнице, раздавая деньги направо и налево, организовал быстрый осмотр. Там сразу подтвердили мои подозрения – видимо ушиб мозга. На каталку её, и в палату.

Я поговорил с дежурным врачом и парнишка мне всё объяснил. Повреждения головного мозга могут оказаться серьёзными. Надо провести томографию головы. А в то время, такая аппаратура была только в "Диагностическом центре". Ну что делать. Поехал домой. Четыре утра! Хоть пару часов вздремнуть.

На работе быстренько провел планёрку, и уже со своим водителем помчался спасать в сущности незнакомую мне женщину.

Деньги делают всё. В том числе и томографию. Даже без паспорта больной.

У Лизы в левой височной части мозга, обнаружили небольшой сгусток крови, размером около пяти миллиметров. Её перевели в неврологию. Врачи сказали, что достаточно медикаментозного лечения. Но необходим строгий постельный режим и постоянное врачебное наблюдение. Вот такие пироги.

Лизу везли на каталке, я шёл рядом, а она шептала – Юрий Николаевич, простите меня. Простите. Такое беспокойство…

Когда Елизавету положили в палату, я с ней поговорил. Выяснил её размеры, как уж она не краснела. А у врача узнал, какой диеты надо придерживаться.

Потом поехал на рынок (там, рядом) и купил всё. От нижнего белья до фруктов и овощей. Доктор сказал, что нужна курица, постная, отварная. Не нашёл отварную. Купил курицу-гриль. Постного больная сама себе наковыряет.

А потом наткнулся на киоск с сотовыми телефонами. О! Вдруг ей что-то срочно понадобится. Купил сотик.

На её мужа надежды-то было мало. Он, кстати, приехал один раз. Только на второй день. И всё. Пьяный в сиську. Его, естественно, не впустили.

В общем - супруг ещё тот.

Каждые два дня я ездил её проведать, узнавать чего там не хватает, и каково её состояние.

Зачем мне это надо было? Я и сам не понимал.

Знаете, как в детстве бывало, - найдёшь котенка, больного, зачуханого, голодного и нянчишься с ним, выхаживаешь. А тут человек! Симпатичная и умная женщина. Жалко.

Когда Лизу, через десять дней выписали, я её забрал, отвёз домой, по дороге закупив лекарств по рецепту. Ну и продуктами загрузил. Завёл в квартиру, выслушал благодарности, попрощался и поехал на работу.

С чувством выполненного долга.

Хотелось, конечно, высказать ей всё. И то, какая она дура, потому что живёт с таким уродом. И то, что она достойна лучшей жизни. И прочее…

Но она ведь взрослый человек, правильно? И чужая жена, правильно?

Так что – нехрен умничать.

А через два дня, в субботу утром, Лиза мне позвонила, предложила встретиться где-нибудь.

Какой там "встретиться", она ещё неделю должна лежать!

Я её так и говорю:

— Елизавета Николаевна, вам надо лежать под одеялом тихо, как мышка, а не по свиданкам бегать. Муж ваш дома?

— Нет, уехал.

— Сейчас я подъеду.

Поехал к ней домой. Не с пустыми руками, конечно. Набрал ей "живых витаминов". И ещё заехал в кулинарию "Провиант" и взял здоровенный пирог с сёмгой. К чаю.

Приехал. Зашёл. Осмотрелся.

Квартира в доме старой постройки. Осталась Лизиному мужу от его папы, крупного советского городского чиновника. Потолки высокие. Две большие комнаты. Кухня больше чем у меня. А уж своей кухней, поверьте, я в то время гордился.

Но живут бедно. Видать мужик сильно попивает. Мебель, какая-то, старая.

Ну, не суть. Это я просто для полноты информации.

Муж у Лизы уехал на работу (он нефтяник), а супругу оставил одну.

Посидели мы с ней на кухне. Почаёвничали. Я же понимаю, что ей неудобно, и хочется как-то отблагодарить. Она даже принарядилась. Белая кофточка, черная юбочка, причёска, макияж.

А меня тянет чего-то к ней. Не то, чтобы прямо страсть… Но рядом с ней хорошо. Тепло как-то. И красивая она.

У меня поначалу закралась мысль, что Лиза не просто так пригласила меня. Ну, сами понимаете… Пустая квартира. Мужчина и женщина…

Нет. Не было у неё таких задумок. Просто посидели, поговорили, попили чай с пирогом. Она принесла бутылку Кагора. Ещё того, с которым мы в ресторанчике сидели. Она тогда не стала оставлять его на столе и забрала с собой. Но я трезвенник, мне это особо не нужно. Ей нельзя – она ещё не выздоровела, а вино поднимает давление, в том числе и внутричерепное.

Вот так, немного отогрелся душой и поехал домой.

А потом Новый год.

Для проведения "корпоратива" я арендовал банкетный зал. Пригласил вокальный ансамбль. Это для взрослых. А для детей был - фокусник.

Уже несколько лет я превращал новогодний междусобойчик в своеобразный отчёт об итогах прошедшего года. С выдачей конвертиков с премией, которая, кстати, зависела от этих самых итогов. Потом концерт, перемежающийся застольем.

И в конце - выдача новогодних подарков. Опять же конвертиков с купюрным наполнением. Причём с учётом семейного положения. То есть дарил не только самим работникам, но и супругам, и несовершеннолетним детям, если они в наличии. Никаких грамот, ценных подарков и путёвок на курорт. Предприятие, это не семья, это место, где человек зарабатывает деньги. А уж как он будет их тратить, это его личное, интимное, можно сказать, дело.

Некоторая часть моей работы заключалась в том, что я выколачивал из собственника предприятия большую зарплату для своих работников. А собственник - наоборот. На стыке интересов мы и балансировали… :D

С каждым новым годом количество "корпоративщиков" всё увеличивалось. Работники приходили с семьями, а с некоторых пор и с детьми. Компания в том году собралась большая, около ста сорока человек. Из них шестьдесят четыре работника остальные – члены семей.

Гуляли с шести до десяти. А дальше разъезжались по домам. Новый год, это такой праздник, который всё же лучше встречать в кругу семьи.

Ну, это я так, для описания обстановки.

Тридцатого числа я дал себе слабину. Позвонил Лизоньке, пригласил её посидеть со мной на корпоративе. Если сможет прийти с мужем - очень хорошо.

Знаете… Постоянно о ней думал. Романтические чувства. Трепещущее сердце. Томление в груди. Пьянящие надежды. Как мальчик, блин. Вот, попал!

Понимаю, что глупости делаю, но не могу себя окоротить.

Но оказалось, что муж Елизаветы Николаевны на вахте, приехать не может, а сама она согласна. Поверите, - как пацан подпрыгнул. "Йес!"

Я послал за ней моего водителя.

Концертная программа оказалась удачной.

Вышли два гитариста, "клавишник" и солистка.

Когда зрители увидели певицу, все дружно вздохнули с разочарованием. Худенькая девочка, с нелепой фиолетовой причёской, в странном балахоне из какой-то рыболовной сети, и с зелёными губами.

Но, ребята, когда она запела, ей сразу простили всё! Даже если бы она вышла на эстраду лысой и в пыльном мешке из-под муки, всё равно её бы воспринимали на "ура". Такой лирики на народ нагнала – загляденье.

Лиза сидела недалеко от меня, что-то пощипывала вилочкой из тарелки и явно получала удовольствие..

Когда гуляние закончилось я, подавая Лизе шубку, попросил:

— Елизавета Николаевна, я у вас в гостях уже был, а вы у меня нет. Может, соблаговолите?

Она немного подумала, улыбнулась:

— Хорошо. Соблаговолю.

И мы поехали ко мне.

Я же на такой поворот надеялся. Поэтому дома у меня было заготовлено! О-о-о!

Суши, это наименее экзотическое. Самый шедевр – отбивные из страуса. Ну а как же! Пыль в глаза… Ага.

Когда я начал всё это вываливать на стол, а кое-что греть в микроволновке, Лиза поиронизировала вопросом:

— Юрий Николаевич, вы меня хотите удивить до паралича, или закормить до смерти?

— Елизавета Николаевна, я хочу вам понравиться.

— Ну, вы и так мне нравитесь, не стану скрывать.

Посмотрела на меня замершего от такой неожиданной откровенности. Подсказала:

— Вы не стойте. Вы доставайте-доставайте, что у вас там. Жаль, правда - я на банкете поела.

И напряжение совсем пропало…

Сколько же у нас общих интересов и тем для разговора! До двенадцати проболтали.

Где-то в середине беседы я спросил:

— Елизавете Николаевна, а что если мы перейдём на "ты". Дело в том, что времени у нас для общения мало. Вы ведь уйдёте завтра и очень вероятно, что навсегда. А мне не хочется терять время на формальное расшаркивание, - я посмотрел на часы, - У меня его осталось так мало. Е-ли-за-ве-та-ни-ко-ла-ев-на, чувствуете как долго?

Она смеётся:

— Вы торопитесь наговориться? Ну, хорошо, давайте… давай на "ты"… Юра.

Выпили на брудершафт. Боже! Какие у неё приятные губы.

В полночь подняли бокалы с шампанским, и даже послушали начало речи нового президента.

Потом я спохватился:

— А пойдём-ка, Лизонька, запустим салют.

Взял пакет с "бомбами", две бутылки шампанского и пошёл шкодить.

Во дворе народ уже развернулся. А как же. Три пятиэтажки, двенадцать подъездов – толпа.

Я тоже расставил четыре многозарядные шашки, поджёг, и к общему беспорядочному салюту добавился наш.

Открыв шампанское, я пригубил, Лиза пригубила. Потом к ней кто-то требовательно протянул руку, она отдала бутылку и та ушла в толпу.

Я посмотрел на растерянное Лизонькино лицо, не удержался, заржал:

— Ну, ты же знаешь пословицу – "в кругу друзей…"

Она подцепила меня под руку, прижалась к боку, подняв лицо, смотрела на вспышки.

Тут девичий голос звонко предложил:

— А пошли в парк, на горку!!

Мужской бас:

– Там что, горка лучше, чем у нас?

— В мильён раз!!

И вся толпа двинулась в парк. И мы следом. Тут пять минут ходьбы.

Когда добрались, стало ясно – не мы одни такие умные. Казалось, что уже половина города с визгом, свистом и воплями катается с гигантской горы. Все "наши" ломанулись штурмовать лестницу, а мы с Лизой остались стоять в сторонке. Ну, куда ей кататься в каракулевой шубке.

— Жаль, - говорю, - надо было тебя одеть в теплое и прочное. А так, ты даже и не прокатишься.

— А я и не хочу. Нет, честно. Я как-то побаиваюсь сунуться в эту толпу. Раздавят.

Постояли так минут несколько и повернули к дому.

Нам вслед крикнули:

– А вы куда?!

Лиза ответила:

– Домой. Я замёрзла.

— Погодите, я с вами!

Смотрю, и вся толпа соседей потянулась следом.

Во дворе все долго обнимались, поздравляли друг друга. Нас приглашали в гости незнакомые люди. Мы отказывались. Потом я вспомнил – Шампанское! Открыл бутылку, и она снова пошла по кругу.

Дома сели перед телевизором и под бубнение фильма "С лёгким паром" грелись от мороза чаем. С вареньями, с пирожными, с кексами и круассанами. Лизонька забралась на диван с ногами, домашняя такая, слегка сонная. Потом она ткнулась мне в плечо. Посмотрел – спит радость моя. Ещё бы! Третий час ночи.

Я аккуратно высвободился, достал постельное, прошептал гостье:

– Лизонька, давай я постелю, чтобы ты нормально легла.

Она ушла в сторону туалета, а я разобрал тахту. Потом пошёл стелить себе на кухонном диване. Когда вернулся, Лиза уже лежала под одеялом. Я посмотрел на неё внимательно, с вопросом. Она усмехнулась:

— Всё. Спать.

И демонстративно повернулась носиком к стенке.

Подошёл, чмокнул её в висок и пошёл на своё место.

Она вслед сказала:

– Юра, ты мой рыцарь.

— Ну, рыцарь, так рыцарь. Я что? Я не против.

На следующий день проснулись около обеда. Зима завернула гайки. Тридцать пять. Руки к железу липнут.

Я хотел уехать с Лизой в Чернолучье, покататься на лыжах. Но с такой погодой – куда там.

Поэтому я предложил ей сходить в кинотеатр Маяковского. Фильм, как сейчас помню – "Утопить Мону". Такая белиберда. Но местами - смешно.

Она не отказалась, и я понял, что наше "свидание" продолжается.

— Юра, - говорила она мне, - мне с тобой хорошо. Я побуду около тебя, пока мой придурок не вернётся. Он седьмого приезжает.

— Лиза, да хоть всю жизнь будь у меня. Я квартиру куплю. Большую. Семейную.

Она смеётся.

— И на каких-таких основаниях я у тебя поселюсь?

— На каких хочешь.

И поехали в кино.

Вечером пошли в ресторан "Иртыш" и там замечательно посидели. Хорошая живая музыка, приятная еда, легкий полумрак, спокойные соседние столики. Тихий, неторопливый, умный разговор.

Немного потанцевали.

Я заказал бутылочку вина, дорогого, итальянского (по крайней мере, оно называлось "Сицилия"), и мы за три часа наших посиделок половину вылизали.

Когда пошли домой, Лиза шутила – Ну ничего себе, мы пьянку устроили!

Дома продолжили застолье. Причём прямо на полу, на ковре, перед телевизором.

Потом я включил магнитофон и под "Одинокого пастуха" пригласил Лизоньку на танец. Медленно двигаясь, она положила мне голову на грудь. И тут я почувствовал, что её плечи вздрагивают.

Заглянул ей в лицо, она плакала.

— Лизонька, что случилось? Что?

Она только повторяла:

– Юра… Юра…

И тут я её поцеловал. Осторожно так, чтобы не напугать. И она мне ответила.

Мы стояли посреди комнаты и целовались как сумасшедшие.

Лизонька шептала:

– Юра, что ты делаешь? Я не могу тебя оттолкнуть…

А мои руки уже перешли все грани приличия.

— Лиза, одно твоё слово, и я остановлюсь.

Она обхватила меня за шею, прижалась всем телом, горячо зашептала:

– Нет… Я не хочу тебя отталкивать.

И поплыла, полураздетая, в моих руках на тахту.

Я разоблачал её, целуя каждый сантиметр открывающегося тела. Лизонька только охала и выгибалась, подставляя себя под мои бесстыжие губы.

Мы истязали друг друга часа три.

В конце концов, она упёрлась в меня ладошками:

– Юра, стой. Подожди. Я больше не могу. Ещё раз, и я умру.

Я нежно целовал её вспотевшее личико.

— Устала, моя радость?

— Ох, не то слово… Юра, если я в ванную не пойду, и усну, ты скажешь что я свинья?

Я смеялся:

– Лиза, я и сам сейчас до ванной не доползу. Давай спать.

Сплелись лицом к лицу и выключились.

Проснулся – уже светло. Лиза лежит на мне сверху, голова неудобно висит у меня подмышкой. Сопит, птичка моя.

Аккуратно положил её рядом и пошёл мыться, бриться, готовить завтрак.

Лизонька вышла, завёрнутая в простынь:

— Чем вкусно пахнет?

Я подошёл, обнял, чмокнул:

– Гренками.

— Тогда я быстренько в ванну. Угу?

— Угу-угу.

Мы улыбчиво завтракали и обсуждали произошедшее.

— Ты так интересно это делаешь, - рассуждала Лиза. - Ты меня во что-то тёплое закутываешь-закутываешь-закутываешь… Потом – бум! И готово…

И сама смеялась над своими словами.

Потом спохватилась:

– А где моя одежда.

— Постирал.

— А как же я…

— Сейчас я поглажу. Потом поедем - купим тебе что-нибудь.

Так и сделали.

Но, кроме обновок для Лизоньки, я сделал ещё одну покупку. Я купил ей колечко. Очень дорогое и, на мой взгляд, очень красивое. В коробочке сердечком.

Лизонька посмотрела на меня с подозрением, но ничего не сказала.

Когда зашли в квартиру, я, прямо не раздеваясь, завёл её в комнату, встал перед ней на колени и, раскрыв коробочку, сделал, как говорят "предложение руки и сердца".

— Юра, ты понимаешь, что сейчас поставил меня на распутье?

— Именно это я всё время и стараюсь сделать. Бросай своего Витю, выходи за меня.

Она подумала, потом усмехнулась – Ну, нет… Мы с ним ещё нервы друг другу помотаем…

— А зачем? - удивился я. – Какой в этом смысл?

— Ну, не во всём должен быть смысл. И, потом… Нет, Юра, ты не поймёшь. Не обижайся.

— То есть – "нет"?

— Нет.

Это был шок. Я-то думал, что у меня всё под контролем. Ничего себе, меня осадили! И, главное - причин отказа я абсолютно не понял.

"Мотать нервы"… Это что? Это разновидность счастливой семейной жизни? Мазохизм в сочетании с садизмом?

Короче говоря, все мои радужные надежды накрылись. Я, конечно, сильно расстроился, но не стал нудно выяснять отношения. Ответ был дан однозначный и достаточно безапелляционный. Посидел немного на тахте, приходя в себя. А Лизонька сидела рядом и успокаивала меня:

— Юра, - говорила она, гладя меня по рукам и плечам, - ты не обижайся. Я замужняя женщина. А ты… Ты такой хороший, ты найдешь себе подругу.

— Ох, Лиза. Ты тоже чего-то не понимаешь. Я ведь для тебя всё сделаю. Всё, что хочешь. Мне не нужна другая подруга. Сама подумай – зачем она, если вот здесь, - я прижал ладонь к сердцу, - у меня только ты. Ты что, так сильно любишь мужа?

— Юр… Да как же этого алкаша можно любить? Я от него даже ребёнка завести не могу. Родится какой-нибудь урод.

— Тогда, что тебя там держит?

— Я же говорю, - ты не сможешь понять… Без обид?

— Да какие обиды. Ладно, у меня на сегодня намечена некоторая программа…

И мы поехали в драмтеатр, на ёлку для взрослых.

До пятого января я делал всё, чтобы у Лизоньки были весёлые, беззаботные каникулы. Всё, для неё. Всё, что она желала.

И каждую ночь мы безумно любили друг друга. Как будто завтра конец света.

А шестого числа Лиза попросила меня никуда её не выводить. Мы просто пролежали весь день на тахте, рядом, или прижавшись друг к другу. Ели, прямо в постели. Разговаривали. Иногда начинали целоваться, нежно и подолгу.

Вечером я отвёз её домой. Она ничего из подарков не взяла с собой. Только колечко.

– Ну как я объясню мужу, откуда у меня всё это? А кольцо… Скажу, что это дешёвая бижутерия. Он не разбирается.

Вот так и разбежались.

Что я чувствовал? Этого не рассказать.

Жизнь - дерьмо, но жить - надо. Примерно так.

Но, ничего. Справился…

Первого февраля снова-здорово. Дежавю, какое-то.

Три часа ночи – звонок.

Слабым голосом, с хрипом:

— Юра, помоги.

— Ты у почты?

— Да.

Ну что? Всё по старому сценарию. Такси, ночь, главпочтамт.

Я выскочил из машины, покричал. Тишина. Чувствую задницей – что-то неладно. Пометался у крыльца – никого.

Потом осенило! Подлетел к телефонной будке, открываю – сидит, свернувшись на полу, без сознания. В домашнем халате, в тапочках на босу ногу, на голове ничего. На улице зима, минус двадцать.

Твою мать. ТВОЮ МАТЬ!

Подхватил её на руки, помчался к машине, ввалился на заднее сиденье, скомандовал:

– В БСМП!

Бля! Только бы не обморожение! Воспаление лёгких-то обеспечено, к бабке не ходи.

Разглядел её под светом – всё лицо разбито.

ТВОЮ МАТЬ!

В больнице опять, раздавая взятки за оперативность, отправил Лизу на обследование.

Ближе к пяти, вышел тот же самый молоденький врач. Спросил:

– Вы муж?

— Нет, родственник.

— Это же вы с ней были в ноябре?

— Да.

— На этот раз всё намного хуже. Боюсь, что мозг сильно повреждён. И подозрение на пневмонию. Когда она очнётся, тогда проведём детальное обследование.

Потом спросил:

– Это её муж так отделал?

— Да, доктор… Это любящий супруг приласкал.

— Знакомая история…

Я у него спросил:

– Обморожение есть?

— К счастью, нет – вздохнул врач и пошел по своим делам.

Слава Богу! И на том спасибо.

Всё заново. Лекарства, продукты, свидания. Томография, рентген.

Когда картина прояснилась, Лизу перевели в нейрохирургию. У неё выявили гематому мозга. Надо было делать операцию. Но сначала вылечить двустороннее воспаление лёгких. Ситуация тяжелейшая.

Доигралась… Вроде бы - умная, рассудительная женщина. Но, дура! Вот же, дура!

Ей кололи какие-то успокоительные, так, что она почти всё время спала. Под капельницей.

Я приезжал раз в день. Набрал детского питания в таких маленьких баночках и кормил её, полусонную, с ложечки.

Когда воспаление лёгких вылечили – сразу в операционную. Гематому удалили.

Операция шла почти четыре часа. Я приезжал днём два раза, говорят - ещё не готово. Когда под вечер, уже после работы, примчался, обрадовали – закончили. Закончили удачно, без осложнений. Пару недель как минимум придётся полежать в клинике под наблюдением.

Вот такая бывает семейная жизнь. Вот такая жуткая любовь…

Я по-прежнему приезжал. Первое время – каждый день. Потом, когда Лизонька пришла в себя и смогла самостоятельно кушать – стал навещать через день. На работе появились серьёзные осложнения. Достаточно сказать, что в Тюмени меня чуть не подстрелили.

Так она отлежала почти месяц. Ослабленный организм медленно приходил в норму.

Стала хуже видеть. Зрение у неё и раньше было не очень, а теперь и вовсе. Ну, это ладно – куплю новые очки. Или лучше - линзы вставлю. Главное, что жива, и нормально соображает.

Однажды заявился "муж". Думаете проведать приходил? Посочувствовать? Попросить прощения? Да хрен там!

Умолял не заявлять в милицию. За тем и припёрся, сука.

Да и чёрт с ним. В то время я думал, что уж теперь-то она вычеркнет его из своей жизни.

Седьмого марта я забрал Лизу из больницы

Худющая. Кожа и кости. На голове бинтовая повязка-шапочка. Двигается осторожно, функции восстанавливаются медленно. Без поддержки ходит с трудом. Так и увёл, почти волоком. А на улице и вовсе понёс на руках. Усадил в мою Хонду и Иваныч увёз нас ко мне домой.

Я строил планы:

— Вот встанешь окончательно на ноги - разведёшься. Потом мы с тобой зарегистрируемся и, первым делом - к морю.

Она тихо улыбалась.

Так месяц у меня прожила, не выходя из квартиры.

А я, пока, на кухне спал. На каждый шорох подскакивал, бежал проверять. Боялся за неё сильно. Любовь!

И вот как-то раз прихожу домой – картина Репина.

На кухне сидит здоровенный поддатый мужик и жрёт пельмени. Я сразу понял, что это Витя. Муж, сука, объелся груш. Раньше-то я его не видел.

Поначалу я решил попробовать по-доброму. Поздоровался с гостем, "честь по чести". Но "по-доброму" не получилось. Увы.

Он сразу, ни здравствуй, ни прощай:

— Это твой, - спрашивает у Лизы, - ёб*рь?

Она ему:

— Витя, я тебя прошу – не надо!

— А чё не надо-то? Спросить нельзя? – ухмыляется это быдло, продолжая жрать.

Потом мне:

— Значит ты, урод, решил, что всё нормально?

Мне забавно стало.

— Да, - говорю, - Витя, у меня всё нормально. А ты зачем припёрся? Жрать захотел?

Он мне в ответ с наглой рожей:

— А тебя не еб*т, чё я припёрся.

Нет, главное, он сидит у меня дома, жрёт мои продукты, обижает мою женщину и ещё тявкает на меня. Клоун.

— Лизонька, - спрашиваю я, - а как он тебя нашёл? Как он узнал – где ты находишься?

Она молчит. Опустила свою голову забинтованную, смотрит в пол. Ну, понятно…

Тогда я вежливо объясняю дорогому гостю:

— Значит так, Витёк, – быстро собрался и пошёл отсюда к такой-то матери. И пошевеливайся, пока я добрый.

Тот посмотрел на Лизу, усмехнулся и протянул:

— Не понимаает! Ну, так я щас объясню.

Встал и пошёл на меня. Здоровый такой кабан. Ага. Я прямо буду чего-то ждать.

Сходу саданул ему в колено. А разуться, надо сказать, не успел. Ботинки зимние, кожаные. Тяжёлые и крепкие.

И когда Витя пал предо мной на карачки, добавил по фотокарточке. От всей души врезал. Прямо, как для себя постарался. И Витя вернулся на кухню в горизонтальном положении и бессознательном состоянии.

Ну вот. Повеселился, ядрёна вошь. Не дают скучать.

И тут Лиза бросилась к телу:

— Витя! Витенька!

Потом мне:

— Ты его убил!

Я её успокаиваю:

– Лизонька, не волнуйся, с ним всё в порядке. Минут через пять очухается. Ты только, Лиза, успокойся. Тебе нельзя волноваться.

Она мне прямо с истерикой:

– Сделай что-нибудь!

Я перешагнул через тело, набрал в чайную чашку холодной воды из-под крана и вылил Вите на рожу. Он замычал, зарычал, завытирал харю лапищами. Открыл глаза.

— Что?! Чего тут?!

Лиза хлопотала вокруг него:

– Витя, ты как? У тебя всё в порядке?

Я стоял и понимал, что происходит что-то не то. Но сначала сделал скидку на то, что она боится за меня. Могут ведь, мол, и посадить в случае чего.

— Лиза, - говорю, пытаясь её приобнять, - да в порядке он. Не суетись, не надо. Иди, лапочка, в комнату, я разберусь.

Она резко откинула мою руку, закричала:

— Ты уже разобрался!! Ты же мог его убить!! Что ты прицепился ко мне как репей?!

До меня, дурака, ещё не доходила суть происходящего. Я попытался поднять её, успокоить. Она опять со злостью вывернула свои руки и закричала мне в лицо:

— Что ты всё время лезешь в мою жизнь!? Чего тебе надо?!

Ощущение такое, как будто это на меня холодную воду вылили.

Я постоял, молча, прислушиваясь к переменам, происходящим в моём сознании. И тут до меня дошло, что вроде бы я – идиот.

Если по большому счёту.

Но я ещё оставил версию, что такое поведение - последствия травмы головы.

Успокаивающе ей говорю:

– Лиза, остановись. Ты говоришь глупости.

А в ответ:

– Оставь меня в покое! Я тебе этого, - ткнула пальцев в приподнимающегося мужа, - никогда не прощу! Не лезь в мою жизнь!

Ну вот. Теперь всё легло на свои места. Стало горько.

Странно, но я совершенно успокоился. Только скорбь на сердце.

— Я ухожу, - объявила Лиза, и молча, дёргано, начала собираться.

То, что я ей купил, не стала упаковывать. Я сложил всё в две большие клетчатые сумки, в которых иногда возил компьютеры в ремонт.

Она упрямо:

– Это я не возьму.

— Лизонька, - объясняю, - если ты не станешь это носить и использовать, то сможешь продать. Это деньги. А деньги тебе сейчас очень пригодятся.

И ещё я, пока она отвернулась, на дно её сумочки, втихаря, сунул пачку соток.

Пока она собиралась, я, хоть и понимал безнадёжность затеи, ещё раз попробовал её уговорить.

— Лиза, - говорю, - останься ещё немного, пока окончательно выздоровеешь. Витя опять уедет, а ты останешься одна. Как ты будешь?

Я действительно беспокоился. И ещё, мне не хотелось с ней расставаться. Сильно.

Молчит.

Ну что же… И начал я набирать номер диспетчера такси. А что делать? Не привязывать же её к кровати.

Хотя может и стоило…

Поднял Витю и поволок на улицу. Посадил у подъезда на лавочку. Вернулся за Лизой.

Тут и такси подъехало. Я попёр "нашего" мужа к тачке, но он заупирался:

— Куда, суки?! Я машину не брошу!

Он оказывается на собственном жигулёнке приехал. Ну и ладно. Так даже лучше. Засунул Витю в его "девятку", пусть сидит, очухивается.

Проводил Лизоньку домой, поднял вещи на этаж и распрощался.

Вот такая хрень…

Вернулся к себе.

Устранил бардак. Пожарил себе картошки, залил яйцом, достал маринованные огурчики. Вывалил в ведро "Витенькины" пельмени. Сел и стал ужинать.

И тут меня прихватило. Не вздохнуть, не выдохнуть не могу. Спазм в горле. Грудь сдавило, воздуха не хватает.

И чувствую - слёзы текут прямо ручьём. Такая обида навалилась. Остановить не могу. Доигрался. Нервы вразнос пошли. Я уж лет тридцать пять не плакал, а тут – здрасьте.

Представляете – сижу, плачу и матерюсь. Матерюсь потому, что не могу взять управление над психикой. И это злит.

Встал, достал из холодильника бутылку "Довганя", налил граммов сто, хлобызднул, лег на диван и вырубился.

На следующий день Лиза позвонила мне на работу. Как раз в обед.

— Юра, ты прости меня и не держи зла.

И тут я попытался ещё раз её вернуть. Как-то объяснить…

— Лиза, - говорю, - ты тогда правильно сказала. Ты на распутье. У тебя выбор. Либо ты уходишь ко мне и проживёшь спокойную, обеспеченную, достойную человека жизнь. Родишь мне детей… Либо остаёшься с этим уродом.

Молчит.

— Если ты надеешься, что Витя поймёт и оценит твою жертвенность – напрасно. Ты не сможешь его исправить. У тебя, Лиза, на это просто нет времени. Тебе жить осталось максимум полгода. Следующий раз, когда он ударит тебя по голове, ты умрёшь. Понимаешь? Он прибьёт тебя… И уедет. А ты будешь лежать одна в пустой квартире и умирать в куче собственного дерьма, потому, что он за тобой ухаживать не собирается… Я не знаю, чем он тебя так уж одарил, но ты с ним расплатилась сполна. Своим здоровьем… Я не пойму, за что ты собираешься расплачиваться ещё и своей жизнью. Лизонька, ты пойми - рая нет, реинкарнации нет, жизнь даётся один раз. Не убивай сама себя!

— Юра, прости… Я попрощаться позвонила…

— Лиза, ты сейчас дома? Я еду за тобой.

Она испуганно:

— Нет, Юра! Я с тобой не поеду.

— Да почему?! Почему, чёрт возьми?!

— Ты не поймёшь…

— Лиза, ответь мне сейчас только "да", или "нет". Витя сейчас слушает наш разговор? Он дома?

— Нет, Юра. Он уехал в Сургут. Он всё равно не даст мне жить.

Я ей объясняю:

— Солнышко моё, это там, в твоём мире, он может "не дать тебе жить". В моём мире, таких, сука, нефтяников давят как тараканов. Он никто. Его, на мой выбор, могут или напугать до смерти, или покалечить, или убить. Как я решу. Если ты его боишься, это глупо! Он никто! Зря я тебя вчера отпустил! Надо было насильно оставить… А этого быдло - замочить.

Бросил трубку и поехал на служебке к ней домой. Сорвался. Крышу снесло. Опять контроль над собой потерял.

С полчаса ломился в дверь.

Соседи повыходили на площадку. И что характерно – никто не возмутился. Стоят, молчат, смотрят.

Я у женщины спросил:

— Вы случайно не знаете, хозяин квартиры - дома?

Она мне ответила:

— Витька-то? Нет, он с утра куда-то уехал. На север, наверно умотал. У него же там друзья. Вроде и женщина…

Я по новой:

— Лиза открой! Лиза, я люблю тебя! Открой!

А оттуда:

— Нет Юра. Уходи…

— Господи! Да чем он тебя привязал?! Объясни мне!!

— Ты не поймёшь…

— Тьфу!

Вся эта история начала переходить рамки здравомыслия.

Постоял под дверью, ничего не могу сообразить. Что делать? Вызывать бригаду - ломать двери. Это уж совсем…

Сел в машину, попросил:

— Григорий Иванович, отвези меня домой.

Когда я выходил у своего дома, мой шофёр мне посоветовал:

— Николаич, ты напейся. Я понимаю, что ты трезвенник, но ты напейся. Надо. По себе знаю.

Напиваться я конечно не стал. Трясло меня как припадочного. Да что там говорить! Столько времени прошло, а я и сейчас… Стучу эти строки и меня потряхивает.

Больше я не интересовался её судьбой. Вычеркнул из жизни этот сумасшедший случай.

Осталось ощущение, что я чего-то не понял. Какой-то чёрный ящик я не смог открыть. До сих пор внутри горький осадок. Фактически я бросил человека, которого любил. Бросил на верную смерть. А что я мог сделать. Выкрасть её? Глупо. Я же не "джигит", я нормальный человек. Силой любить не заставишь…

Как-то мне всю жизнь с женщинами не очень.

Если на работе, в бизнесе, в деловых отношениях, я легко решаю любые задачи. Зачастую - жестоко. А вот в личной жизни нет…

Не получается, почему-то.

Не везёт, короче.