Ну, вы идите в первый жар, а мы с Танькой потом придём, — сказала тётя Вера и подала дяде Валере полотенца.

Я никогда до этого не бывал в деревенской бане, да и в сауне, по чесноку, был только два раза, а дома любил понежиться в ванне, потеребить своего петушка.

— Давай полезай на полок, — скомандовал дядя Валера, когда мы разделись донага в предбаннике и зашли внутрь. В бане было сухо и жарко.

— Эх, вот это то, что надо! Сейчас венички запарим.

Дядя Валера положил в таз два берёзовых веника, залил их кипятком.

— Чего стоишь, полезай, грейся.

Я забрался на полок, как назывались широкие нары. Чтобы не стукнуться головой о потолок, пришлось пригнуться.

— Да ты ложись, а то уши отгорят, — посоветовал дядя Валера.

Я вытянулся во весь рост, рядом пристроился дядя Валера.

— Что, не бывал в деревенской бане?

— Откуда? Мы же в городе живём.

— Знаю, что в городе, бывал я у вас. Когда ты ещё маленький был. Поди и не помнишь.

— Не помню.

— Зато родители твои сюда к нам каждое лето приезжают. Любят они баньку-то с веничком. Особенно батька твой. Уж на что я банщик, а он меня пересиживает. Эх, давай-ка я парку немного подкину.

Он встал с полка, плеснул на камни кипятка, и сразу сверху накатила волна жгучего воздуха.

— Эх, добро! — крякнул дядя Валера и снова лёг на полок.

— Ну, как там пар? — раздался из предбанника голос тёти Веры.

— Добрый! Заходите скорей.

— Сейчас, сейчас.

И через минуту дверь открылась, и в баню быстро шмыгнула голая тётя Вера, а следом за ней и Танька. Тоже в чём мать родила. Мой дружок сразу же встал. Чтобы скрыть это, я повернулся на живот.

— Танька, полезай к Ваське, — скомандовал дядя Валера.

Танька залезла на полок, вытянулась рядом со мной.

— Двигайся давай, а то батьке места не хватит, — сказала, устраиваясь с ней рядом, тётя Вера.

Танька придвинулась ко мне вплотную, и мне показалось, что от её тела в бане стало намного жарче. Устроилась тётя Вера, с краю, подкинув парку, лёг дядя Валера.

— Васька, как ты там?

— Нормально.

— Уши не загнулись в трубочку?

— Вроде нет.

— Молодец.

Пот с меня тёк уже ручьём, было невыносимо жарко, но прижатый к стене, я никуда не мог деться.

— Валерка, ты в бане что ли? — раздался с улицы мужской голос.

— А где же мне ещё быть?

— Помоги, а! Опять аккумулятор сел, не заводится зараза. Иди крутани ручку.

— Чо, приспичило? Край конец?

— Приспичило, Валерка. В село смотаться надо.

— Горит что ли?

— Не горит, а нада.

— Подожди, дай хоть ополоснуться.

Дядя Валера встал, налил в таз воды, стал полоскаться.

— Васька, ты там не перегрейся. Слезай давай, охолони в предбаннике.

— Да ничего, дядя Валера, — сказал я, хотя действительно дольше лежать было уже невмоготу.

— Слезай, слезай. У нас тут больницы нету, отваживать будет некому.

Пришлось мне со стоящим концом перелезать сначала через лежащую на спине Таньку, потом — через тётю Веру. Как я ни старался не касаться их тел, в тесноте бани это было невозможно. Я сполз на пол и боком, чтобы не видела лежащая с краю тётя Вера моего торчащего дружка, вышел в предбанник.

Почти сразу же вышел и дядя Валера.

— Я ненадолочко, — сказал он мне, кивнул головой на выход и щёлкнул себя по горлу. Я понял, что он пошёл не машину заводить, а выпивать, пока жена моется в бане.

— Васька, ты там не простынь, — предостерегла тётя Вера. — Не лето, поди. Давай-ко обратно. Вон хоть на лавке посиди.

Конец у меня немного опал, но я всё равно сильно стесняясь своей наготы, вошёл в баню и сел на широкую лавку возле двери.

— Ты чего такой робкий? — спросила тётя Вера. — Голых баб что ли не видал.

Я почувствовал, как моё лицо наливается краской.

— Ну, да где там у вас! — ответила сама себе тётя Вера. — Это мы тут все в бане вместе моемся. И родители твои, когда приезжают, тоже вместе с нами в баню ходят. Мы вон и с соседями часто вместе моемся. Чо тут такого-то? Испокон веков так было. Ох, едришкина жись! — спохватилась вдруг она. Сейчас ведь опять назаводятся до поросячьего визгу. Как это сразу-то не дотумкала. Вот паразиты!

Она слезла с полка, и тут я успел рассмотреть её соблазнительную фигуру. Женщина в тридцать пять лет была очень даже красива. Широкие бёдра, тонкая талия, большие груди, немного полноватые ноги и чёрный треугольник между ними… Воспользовавшись тем, что мать слезла с полка и стала наливать себе воду, Танька тоже слезла на пол и вышла в предбанник. Сидя, опустив голову от смущения, я всё же разглядел и её. Фигурка моей двоюродной сестры, которой так же, как мне исполнилось 18 лет лет, была, что надо.
Тётя Вера намылила шампунем голову, и теперь я мог смело рассматривать её соблазнительное тело. Её тазик стоял на лавке, на которой сидел я, поэтому она стояла ко мне боком. Её тугие груди возбуждающе качались в полуметре о

т меня, и мой дружок снова встал.

Смыв с волос пену, тётя Вера крикнула:

— Танька, иди спину мне пошоркай.

— Пусть Васька пошоркает, я ещё не охолонула.

— Ладно, только смотри, не простудись. Ты там хоть халат на плечи набрось.

— Да набросила уже.

Тётя Вера намылила мочалку и протянула мне:

— На-ко пошоркай мне спину-то.

Я взял мочалку, тётя Вера повернулась ко мне спиной, наклонилась вперёд, оперевшись руками о край лавки. Я стал несмело водить мочалкой по её спине.

— Ты чо так гладишь-то? Сил что ли нету, — хихикнула тётя Вера. — Давай шибче, да не только лопатки три, плечи тоже.

Мне пришлось придвинуться ближе, и когда руки с зажатой в них мочалкой натирали плечи и шею, низом живота я невольно прижимался к аппетитной попке своё соблазнительной тёти, хоть и пытался из всех сил отклячивать свою задницу.

— Ишь ты как он на родную тётю-то реагирует, — хихикнула тётя Вера. — Совсем уж большой вырос.

И сказала она это про меня или про моего дружка, я так и не понял.

— Ладно, ополосни спину-то, да забирайся на полок.

Она взяла из моих рук мочалку, легонько шлёпнула ниже спины, подгоняя в сторону полка. Я снова лёг на живот и боковым зрением стал наблюдать за тётей. Она намылила мочалку, прошлась ею по рукам, по грудям, по животу, раздвинула ноги и потёрла промежность, потом поставила на лавку одну ногу, намылила её, потом то же самое проделала со второй. Опять провела пару раз между ног. Вылила на себя воду из тазика, налила новой, стала полоскать волосы, после поплескала на себя, потом выпрямилась, вылила на голову содержимое тазика.

— Вы тут не балуйте. Рано Таньке, мала ещё. Слышишь, Танька? Иди давай мыться, а я побегу, пока мужики совсем не окосели. Да не ошпарьтесь кипятком-то. Танька, хватит на холоде сидеть, бегом на полок. Да попарьтесь как следует, а то этот шалопай нам сёдни и попариться не дал. Загорелось у него там…

Она вышла в предбанник, а вместо неё вошла Танька. Взяла ковшик, плеснула на каменку и легла рядом. Когда хлопнула дверь предбанника, спросила:

— А ты правда голых женщин раньше не видал?

— В интернете видел, сколько хошь.

— А живьём?

Я промолчал.

— Поня-а-атно! — протянула Танька. — Ну, что, париться будем? Ты сам или тебя попарить? Ладно, давай попарю, потом ты меня.

Она встала, взяла распаренный веник, смахнула с него воду на камни, те отозвались недовольным шипением. Подкинула пару и принялась хлестать меня веником. Было не больно, но не выносимо жарко. И вскоре я взмолился.

— Ладно, иди на пару минут в предбанник, охолони, потом меня попаришь. Через пару минут я хлестал свою двоюродную сестру по спине, потом она развернулась, и теперь передо мной возлежала красивая девушка с чертовски аппетитными сиськами. Я начал хлестать её веником.

— Да ты не так сильно, — подсказала девушка. — Легче надо, и от потолка воздух вниз гнать.

Я стал делать так, как мне рекомендовали.

— Ой, соски сгорят, — сказала Танька и накрыла груди ладошками. — Ох, и хорошо, хоть ты и не умеешь парить. Меня обычно мама хлещет да ещё двумя вениками. Вот это класс! Ладно, давай мыться.

Она поднялась с полка, распахнула дверь и стала наливать в таз воду. Потом подала ковшик:

— Налаживай себе сам.

Пока я наливал себе горячую и холодную воду, она намылила голову и пока мыла свои длинные волосы, я любовался её фигуркой. Конечно, мой дружок тут же отреагировал на эту красоту, и я отвернулся, чтобы Танька ничего не заметила.

Потом она так же, как мать, попросила потереть спину, так же повернулась ко мне попкой, нагнулась и оперлась о край лавки. И снова, как бы я ни старался отодвигаться, мой дружок то и дело касался сладкой попки.

— Ну, ты чего? — спросила Танька, когда я не нарочно коснулся её в третий раз.

— Чего? — не понял я.

— Пристаёшь, вот чего.

— Да ничего я и не пристаю.

— Не пристаёт он, а сам аж проткнуть норовит.

Я смущённо отодвинулся дальше.

— Ну и чего? — сказала Танька. — И кто мне плечи тереть будет?

И тогда я осмелел. Я прижался к её попке точащим членом и стал намыливать сестре плечи, стараясь как можно дольше продлить удовольствие. Она не возражала, наоборот раздвинула шире ноги, и мой дружок скользнул в промежность.

— Э, ты чего! — насторожилась девушка.

— Ничего, спину шоркаю, — использовал я сегодня впервые услышанное слово.

— Ладно, пошоркал и хватит. Поворачивайся, теперь я тебе шоркать буду.

Я послушно повернулся спиной, Танька долго тёрла мне спину мочалкой. Потом ополоснула водой.

— Ну, вы чо там, угорели что ли? — послышался из предбанника голос тёти Веры.

— Нет, мам, всё нормально, уже заканчиваем мыться.

— Попарились хоть?

— Попарились. Только Васька парить не умеет

— Да где же ему там в городе научиться то? Ладно, давайте скорее, там у меня уже на столе всё. Побегу, а то батька без меня как бы не наклюкался.