Моя Юля крутилась перед зеркалом, проверяя свой образ и поправляя макияж.

— Я нормально выгляжу? — спросила она, задумчиво нежно потирая щеку и не сводя глаз с зеркала.

Я отрываюсь от завтрака и впиваюсь в нее взглядом. Как всегда, она выглядит потрясающе, хотя собирается только на работу. Безупречный макияж. Темные волосы аккуратно собраны в конский хвост. Шикарный деловой наряд — платье до колен, темный пиджак, высокие черные каблуки.

— Лучше, чем нормально, — говорю я, поднимаясь из-за стола и подходя к ней. — Ты выглядишь потрясающе.

— Ты всегда так говоришь, — возражает она, и на ее свежевыкрашенных губах появляется легкая улыбка. — Ты же мой муж.

— Но это не значит, что это неправда, — говорю я притворно обиженным тоном.

Я обнимаю ее за тонкую талию, наблюдая за ее отражением. Вместе мы отлично смотримся. Я всегда поражаюсь тому, как хорошо она выглядит. Даже сейчас, спеша на работу, она выглядит на миллион долларов. Рядом с ней я похож на мешок с картошкой. Как же мне так повезло?

— Что мы сегодня будем делать на ужин? — спрашивает она.

Я задумываюсь на секунду, наблюдая, как красивая женщина в зеркале проводит пальцем по своим безупречным губам, проверяя, нет ли изъянов.

— Все, что захочешь, — говорю я.

— Я могу опоздать домой, — говорит она. — У меня встреча после работы. Деловое предложение или что-то в этом роде.

— Дурацкая встреча, чтобы держать тебя подольше от меня. — обиженно говорю я.

Она смеется и произносит:

— Это только раз в месяц. И я сразу же после этого возвращаюсь домой, так ведь?

Она перестает рассматривать себя в зеркале, наконец-то удовлетворенная тем, что видит. Я крепко обнимаю ее, но она не отвечает. Она не хочет портить свой внешний вид.

— Почему бы тебе не позвонить мне, когда закончишь работу? Я могу что-нибудь приготовить к твоему возвращению или же ты можешь купить что-нибудь вкусненькое на вынос по дороге. — Как ты хочешь?

— Я бы хотела, чтобы ты приготовил, — говорит она. — Если ты работаешь дома, то можешь быть полезен и на кухне.

Она показывает мне в зеркало язык, и я улыбаюсь.

За все годы, что мы были вместе, она все та же веселая, энергичная женщина, в которую я влюбился, когда мы держались за руки и гуляли по парку в лунном свете. Я крепко обнимаю ее, прижимая к себе, желая, чтобы ей не пришлось уходить, и она могла остаться здесь со мной, остаться и провести весь день в моих объятиях.

— Мне пора, — говорит она, взглянув на часы. — Я не могу опаздывать.

Я наклоняюсь и целую ее. В последнюю секунду она отворачивается, и я прижимаюсь влажными губами к ее щеке.

— Не порть мне макияж! — говорит она, хмуро глядя на меня и поворачивая щеку к зеркалу. — Что подумают мои коллеги, если я покажусь вся измазанная?

— Они подумают, что у тебя есть любящий муж, который не может от тебя оторваться, — смеюсь я.

Она хихикает и целует меня в губы, слегка и нежно. Я улавливаю ее аромат, ее восхитительный, теплый аромат, и мое сердце воспаряет. Я люблю в этой женщине все.

— Я позвоню тебе, когда закончу, — говорит она, идя по коридору, стуча каблуками по деревянному полу.

— Не могу дождаться, — говорю я, глядя, как ее идеальная попка раскачивается из стороны в сторону.

— Я тоже тебя люблю, Сашуль. Хорошего дня.

— И тебе тоже, Юль.

Она открывает входную дверь и выходит из нашего маленького счастливого дома. Я печально вздыхаю и продолжаю свой день.

Работа на дому не так увлекательна, как кажется большинству людей. Конечно, я могу устанавливать свои собственные часы занятости, слоняться по дому в нижнем белье и обедать, когда захочу, но это быстро теряет свою привлекательность, когда вы понимаете, что ваш офис находится в том же пространстве, что и ваша кровать. Я внештатный графический дизайнер, поэтому большая часть того, что я делаю, базируется на моем ноутбуке. Юля зарабатывает не так уж много — во всяком случае пока, но она зарабатывает более чем достаточно для нас двоих на данный момент.

У нас пока нет детей, о которых можно было бы беспокоиться, и мы вполне довольны тем, что имеем.

Я заканчиваю завтрак и мою посуду в раковине, делаю еще кофе, затем несу кружку через весь дом в кабинет, сажусь за свой стол и включаю ноутбук.

Первая половина дня проходит как всегда: я проверяю почту, отвечаю на письма. Проверяю веб-сайты на наличие новых объявлений или предложений. Слежу за старыми рабочими чатами, которые установил в своей предыдущей фирме, чтобы всегда знать какие-либо новости или слухи.

Как только с этим покончено, я продолжаю свой последний проект, разрабатывая новый логотип для местной сети быстрого питания. Это не особенно вдохновляющая работа, но она поможет оплатить счета и получить мне имя, поэтому я стараюсь изо всех сил. Как всегда, клиент невероятно бесполезен, давая противоречивые критерии — «сделайте его красным, но не слишком красным»; «мы хотим, чтобы он был ярким и запоминающимся, но при этом не выглядел слишком необычным «; «наша специальность — курица, но не делайте все это о курице» и т. д. — и вообще не уверен, что они на самом деле хотят, поэтому я разрабатываю пять или шесть различных логотипов, которые примерно соответствуют неясному, неспецифическому шаблону, переданному мне.

Я делаю перерыв, чтобы размяться и прогуляться по дому. Самое худшее в работе из дома это то, сколько есть чертовых отвлекающих факторов, чтобы занять мое время. Первую неделю работы фрилансером, я почти все время играл в видеоигры и мастурбировал. Это было похоже на возвращение в колледж. Юля была, мягко говоря, не очень впечатлена, когда узнала об этом, но я убедил ее позволить мне продолжать попытки, и с тех пор я медленно развиваю свой бренд. Это тяжелая работа и всегда вызов, чтобы продвинуться вперед, но я никогда не был счастливее, чем сейчас, преследуя свою мечту рядом с женщиной, которую я люблю.

Вдоль одной из стен в коридоре тянется ряд наших фотографий. Это была идея Юли, и мне она нравится. Она идет слева направо, начиная с наших детских фотографий, следуя через нашу юность, затем переплетаясь, когда мы встречались, становились друзьями и влюблялись. Это расширяется вправо от коридора, создавая воспоминания о наших отношениях и приключениях, которые мы пережили как муж и жена. В центре этого потрясающего коллажа находится самая большая фотография из всех — наша свадебная. Мы улыбаемся в камеру, глаза сияют от счастья, на наших ярких, возбужденных лицах широкие улыбки. Я похож на Джеймса Бонда и чертовски красив в своем темном костюме и темно-красном галстуке, а Юля сияет, как будто она сделана из звездного света в своем девственно-белом свадебном платье, жемчужные бусины которого отражают вспышку камеры, а ее рубиново-красные губы были такими же привлекательными для поцелуев тогда, также, как и сегодня. Я люблю ходить по этому коридору. Когда я вижу, как далеко мы продвинулись, я всегда улыбаюсь. Меня всегда наполняет восторгом размышление о том, насколько далеко продвинется наш совместный путь. Какие еще картины мы повесим на эту стену через год? Через два года? Куда мы повесим фотографии наших неизбежно великолепных детей? Наших внуков?

Я перестаю мечтать и завариваю на кухне еще кофе. Спасибо Боже, за кофе. Я не знаю, что бы я делал без почти неограниченного доступа к кофеину. Раньше, когда я работал в офисе и кофе-брейки контролировались, я наполнял им свой термос и поддерживал его полным в течение всего дня. Рад, что мне больше не придется терпеть это дерьмо. Теперь мои единственные опасения исходят от клиентов, которые специализируются на куриных гамбургерах, но не хотят, чтобы это отражалось на их логотипе.

Мир снаружи тих и неподвижен. Просто еще одно будничное утро в этой спальной части города. Мамы и папы на работах. Дети в школах. Я выхожу из кухни с кружкой драгоценного кофе и иду обратно через дом, бросая взгляд на нашу фотографию в коридоре, когда прохожу мимо. Юлечка улыбается мне в своем свадебном платье, совершенно счастливая. Я посылаю ей воздушный поцелуй и возвращаюсь к своему столу. Различные логотипы смотрят на меня с экрана — не слишком красные, не слишком отчетливые и не слишком куриные, ожидая, когда я передам их клиенту. Я снова сажусь за стол и загружаю логотипы на свой персональный облачный сервер. Таким образом, я могу завершить их на своем ноутбуке, прежде чем отправить их по электронной почте клиенту. Каждый логотип выглядит так, как будто это может быть тот самый. Могу ли я повторно использовать эти логотипы для других клиентов? Я надеюсь, что да. Если нет, мне нужно будет переписать созданный мной контракт.

Через несколько минут все логотипы загружаются в облако, готовые к отправке клиенту. Я откладываю ноут в сторону и беру свою кружку, подношу ее к губам, нюхаю горячий кофе, и ноздри покалывает от густого, сильного запаха кофеина.

Затем происходят сразу три вещи.

Во-первых, раздается странный, внезапный звук. Небольшая, но явная трещина. Звук керамики отрывающейся от керамики.

Во-вторых, рука, держащая кружку, необъяснимо становится легче. Изменение веса происходит так внезапно, что моя рука немного дергается вверх, словно ее притягивает к потолку мощный магнит.

В-третьих, крик шока, ужаса, и бессловесного отчаяния вырывается из моего горла, продираясь словно вопль умирающего.

Прежде чем я действительно осознаю, что происходит, ручка отрывается от кружки.

Она наклоняется в воздухе, тяжело приземляется на клавиатуру, сначала упав одним краем. Кружка подпрыгивает, выбрасывая обжигающий кофе при первом ударе, разбрызгивая еще больше, когда она снова поднимается в воздух на пару или больше сантиметров. Я смотрю все это в замедленной съемке, не в силах остановить развертывание сцены. Теперь кружка вращается в воздухе, еще больше кофе вылетает, как брызги крови из перерезанной артерии, покрывая стол, ноутбук, стену, пол, все остальное. Я хватаю кружку и стаскиваю ее с ноутбука, но уже слишком поздно.

Раздается мягкий хлопок, электронное жужжание, экран становится черным, двигатели и вентиляторы останавливаются навсегда.

Я ругаюсь и кричу от гнева, вытирая лужи пролитого кофе голыми руками, кипящая жидкость обжигает мою кожу. Я кричу от боли и понимаю, что все еще держу сломанную ручку кружки. Пар, или дым, или сам дьявол поднимается между затопленными клавишами моего ноутбука. Я бегу по дому и бросаю в раковину сломанную, никчемную, предательскую кружку. Она разбивается, осколки отскакивают от металлической чаши. Я хватаю полотенце и бегу обратно, не останавливаясь, чтобы взглянуть на улыбающееся лицо моей жены с фотографии, возможно, впервые в жизни. К тому времени, как я добрался до ноутбука, дым рассеялся. Я протираю клавиатуру полотенцем, надеясь и молясь, что это каким-то образом устранит ущерб, который уже был нанесен, надеясь, что еще не поздно, молясь, что я не уничтожил только что мое единственное средство заработка.

Я вытираю ноут и протираю кнопки, пока полотенце не становится влажным в моих руках, и я не вижу больше жидкости на внешней стороне компа. Я сглатываю и нажимаю кнопку включения.

Ничего не происходит.

— Блять! — восклицаю я, и мой крик гнева эхом разносится по безмолвному дому. Я снова нажимаю на кнопку, как будто это решит все мои проблемы, и повторяю попытку.

По-прежнему ничего.

Мой верный ноутбук, мой скромный компаньон, мой источник дохода мертв.

Проходит минута. А может, и целый час. Или год. Я не знаю. Я плюхаюсь в свое офисное кресло из искусственной кожи, побежденный, убитый горем, разъяренный. Мне хочется плакать, но ничего не выходит. Я чувствую онемение и пустоту, как будто мне только что сообщили о смерти члена семьи.

— Блять, — повторяю я, и это слово звучит так горько и злобно. — Твою мать! И что мне теперь делать? Весь мой бизнес находится в сети. Без компьютера я ничто. Мой клиент ожидает, что шаблоны будут доставлены сегодня.

Блять..

Я плетусь обратно через дом и бросаю мокрое полотенце в стиральную машину.

Я стараюсь сосредоточиться на положительных моментах. По крайней мере, мне удалось сначала загрузить логотипы в облако. Я все еще могу получить к ним доступ. Все, что мне нужно — это еще один компьютер. Но у меня нет на это ни времени, ни денег.

Еще одна идея расцветает в моей голове, как прекрасный цветок на солнце —

У Юли есть ноутбук!

Но где он?

Я хватаю телефон и звоню ей, сердце бешено колотится, умоляя ее ответить, пожалуйста, ответь, пожалуйста, ответь…

Она берет трубку после пятого гудка. Я слышу небольшой фоновый шум — голоса, телефоны, шаги, а затем тихий щелчок закрывающейся двери заглушает все остальные звуки.

— Привет, — говорит она немного тревожно. Обычно я не звоню ей на работу, так что, возможно, она думает, что что-то не так. — Что случилось, Сашуль?

Я открываю рот. Не могу подобрать слов.

— Саш? — спрашивает она. Теперь в ее голосе звучало беспокойство. — С тобой все в порядке?

— Я в порядке, — отвечаю я странно деревянным голосом.

— Что случилось?

— Э-э… , а ты не подскажешь где твой ноутбук? — спрашиваю я. — Он тебе сегодня понадобился?

Наступает пауза. Я представляю, как она сидит на другом конце линии, сосредоточенно нахмурив брови, и мягкий розовый язычок нежно касается уголка ее рта, пока она думает.

— Я думаю, он под кроватью, — говорит она. — Я не пользовалась им пару дней… а зачем он тебе?

— Я облажался, — говорю я, опустив плечи в знак поражения. Я рассказываю ей свою историю, рассказываю, как кружка треснула у меня в руках, как мой ноутбук задымился и умер у меня на глазах.

— Черт, — говорит она, и я знаю, что она просто закрыла глаза и в отчаянии приложила руку ко лбу. Она всегда так делает, когда пытается сохранять спокойствие.

— Ладно. Мы разберемся с этим позже. Сейчас у меня нет времени. На сегодня можешь взять мой. — Просто… — она делает паузу.

Возможно она смотрит в окно своего кабинета, чтобы убедиться, что ее никто не слышит.

— Только не смотри порно на моем компьютере, ладно? Я использую его для работы. Последнее, что мне хотелось бы, это сделать презентацию и отобразить твою историю поиска на проекторе.

— Ты чего?! — говорю я, так же удивленный, как и уязвленный. — Я не делаю этого..

— Я видела, что ты смотришь, — говорит она, и я слышу улыбку в ее голосе. — Я не хочу, чтобы мои боссы думали, что я какая-то извращенка.

Я смеюсь, и облегчение переполняет меня.

— Пожалуйста, не пролей ничего на мой компьютер, — добавляет она.

— Хорошо, не буду.

— Мне пора идти. Люблю тебя.

Телефон щелкает у меня в ухе. Я испустил долгий вздох облегчения. Еще не все потеряно. Я все еще могу это сделать.

Я поднимаюсь наверх, в нашу спальню, и достаю ноутбук из-под кровати, зажатый между коробками с вещами, которые мы обещали отсортировать, и забытой пары нижнего белья. Я стряхиваю с корпуса тонкий слой пыли, несу его вниз по лестнице и кладу на свой закрытый мертвый компьютер. Ноутбук загружается, как только я нажимаю кнопку, и запрашивает пароль. Я на секунду задумываюсь. Какой пароль у моей жены? Я ввожу дату нашей свадьбы, и ноутбук оживает.

На экране фоновое изображение — еще одна фотография, на которой мы вместе улыбаемся через несколько минут после того, как официально стали мужем и женой. Это не совсем то же самое, что фото в коридоре, но снято примерно в то же время, под другим углом. Мое сердце согревает при виде этого. Какой это был чудесный день!

Я вытряхиваю себя из оцепенения и делаю то, что мне нужно. Получаю доступ к облаку. Перепроверяю мои шаблоны. Набрасываю электронное письмо клиенту. Вкладываю файлы в zip-архив для удобства отправки. Перепроверяю письмо еще раз. Исправляю опечатки. Отправляю письмо. Потом откидываюсь на спинку скрипучего офисного стула и тру ладонями лицо. Что за чертово утро. Что еще, черт возьми, может пойти не так сегодня? Я закрываю все свои рабочие окна и смотрю на фоновое фото Юли. День нашей свадьбы. Ее улыбающееся, счастливое лицо. Мои блестящие глаза. Ее сверкающее платье. Я не могу не улыбнуться, когда вижу это.

Три года в статусе парня и девушки привели к этому моменту, к нашей свадьбе. Это было похоже на сон. Наблюдение за шествием к алтарю было самым сюрреалистичным и захватывающим моментом в моей жизни. Жаль только, что я не могу вспомнить больше о том дне. Мало того, что все это, казалось, прошло как в тумане, для меня все закончилось тем, что я напился во время приема. С самого утра дружки накачивали меня спиртным — «чтобы успокоить нервы», — говорили они, — и с этого момента все было медленным, неуклонным спуском в состояние опьянения.

Шампанское, пиво, шоты, еще ликер, бокалы всего этого постоянно вкладывались в мою руку. Я смутно помню наш первый танец — медленный, страстный, ощущение ее тела, прижимающегося к моему, ее глаза, сияющие любовью и счастьем, но после этого все, что у меня осталось — это фрагменты. Мой свидетель пытается флиртовать с подружкой невесты, которая была беременна ребенком от своего тогдашнего бойфренда. Отец Юли пытается переиграть моего отца в какую-то странную игру. Мой брат целуется с чьей-то недавно разведенной тетей. Это был взрыв и размытое пятно, и я хотел бы вспомнить больше.

На следующий день Юля сказала мне, что уложила меня спать примерно за час до окончания банкета. Она все еще любит дразнить меня по этому поводу, даже сейчас, шесть лет спустя. Каждую годовщину около десяти вечера она смотрит на свои часы и говорит: «Молодец, дорогой, к этому времени в день нашей свадьбы ты уже пускала слюни в подушку», и ее глаза озорно сверкают. Не думаю, что она когда-нибудь позволит мне это пережить.

На следующий день у нас обоих было такое похмелье, что мы все еще не могли «официально» закрепить наш союз. Мы не занимались любовью как муж и жена, пока не приехали в наш отель на Мауи, через два дня после нашей свадьбы. Но это совсем другая история, и мы не сделали никаких фотографий в память о той ночи.

Смутные беспокойные воспоминания что-то волнуют во мне. Что случилось со всеми нашими фотографиями со свадьбы? Конечно, у нас есть элегантный фотоальбом, предоставленный как часть роскошного пакета от фотографа, я думаю, он хранится где-то в шкафу, но за день были сделаны сотни снимков. Мы постарались собрать их все вместе, поэтому у нас была огромная подборка всех фотографий, сделанных нашими гостями в этот день.

Черт, это ведь было на моем компьютере? Мое сердце почти разрывается при мысли, что я, возможно, потерял все наши свадебные фотографии, но я думаю, что у Юли также была копия файлов.

Я открываю ее документы, чтобы проверить, щелкая по архивам и папкам, пока не нахожу то, что ищу. Файл с пометкой «наша свадьба» и датой нашей свадьбы.

Слава Богу. Я не знаю, что бы я делал, если бы все это было уничтожено.

Мои пальцы дважды щелкают по файлу, и экран заполняется десятками небольших папок, каждая из которых аккуратно упорядочена по имени гостя, сделавшего снимки. Я открываю случайный файл и просматриваю его содержимое — десятки миниатюрных изображений, в хронологическом порядке записывающих наши дни. Я закрываю его, открываю другой и прокручиваю вниз.

Есть много фотографий приема, фотографий моментов, которые я не помню, например, Юля во главе свадебной группы, исполняющих групповой танец, в то время как диджей аплодирует на заднем плане. Черт, лучше бы я не напивался так сильно и ничего не пропустил.

Я продолжаю прокручивать, видя имена наших гостей под каждым файлом. Затем я внезапно останавливаюсь и хмурюсь. Что-то здесь не так. Я прокручиваю немного назад. Одно имя выделяется среди всех остальных. Файл с именем Морган Дэниелс.

Я не знаю никого с таким именем. Не помню, чтобы я когда-нибудь знал кого-то с таким именем. Это был один из приглашенных со стороны Юли? Я так не думаю. Я не помню, чтобы писал приглашения на это имя, или видел его на плане стола, или приветствовал кого-либо из вечерних гостей этим именем. Да, к этому времени вечера я уже был измотан, но я хорошо разбираюсь в именах.

Но есть еще кое-что, что меня беспокоит. Я уверен, что у меня на ноутбуке есть все те же фотографии, и я никогда раньше не видел этот файл. Это имя бросается мне в глаза, как олень на шоссе. Кто такой, черт возьми, Морган Дэниелс? Более того, какие фотографии он сделал?

Любопытствуя, я нажимаю на файл. Через несколько секунд на экране появляется окно с запросом пароля.

— Хм… , говорю я, глядя на мигающий курсор. Мы никогда не защищали паролем ни одну из наших фотографий. Чем эта отличается от других?

Я ввожу дату нашей свадьбы и нажимаю клавишу enter.

Пароль отклоняется.

— Что за херня? — говорю я, теперь мне действительно любопытно, что происходит. Часть меня хочет позвонить Юле и спросить, но другая чувствует себя неуютно из-за того, что шпионил, как бы безумно это ни звучало.

Ну нет, как муж может шпионить, просматривая свои свадебные фотографии? Я на секунду задумываюсь, пытаясь вспомнить все старые пароли, которые использовались Юлей, когда мы только начали встречаться. Я ввожу название ее старой средней школы.

Отклонено.

Я ругаюсь себе под нос и откидываюсь на стул. Еще один шанс, прежде чем файл будет заблокирован до тех пор, пока к нему не сможет получить доступ администратор. Я должен перестать пытаться его открыть. Я должен закрыть ноутбук и приготовить обед, или отправиться на пробежку, или заняться чем-нибудь еще в течение дня.

Но я должен знать, кто этот человек и какие фотографии он сделал на нашей свадьбе.

Я пробую еще один пароль. ПИН-код кредитной карточки Юли, о которой, по ее мнению, я ничего не знаю. Окно пароля исчезает, и файл открывается, экран усеян изображениями размером с ноготь. Я могу разглядеть то, что выглядит как Юля в ее свадебном платье, но миниатюры слишком малы, чтобы разобрать что-то еще. Несмотря на это, я точно знаю одно — я никогда не видел этих фото раньше.

Я нажимаю на первый эскиз. Картинка увеличивается до размеров экрана ноутбука, заполняя мое зрение.

Это Юля. В подвенечном платье. Улыбаясь, нет — смеясь, счастливо в камеру. Похоже, что она шла и обернулась, чтобы отреагировать на что-то смешное. Она смотрит прямо в камеру, прямо мне в глаза.

Она идет по коридору. Это похоже на широкий, ухоженный коридор отеля, где мы поженились ранее в тот же день. Она выглядит красивой, но немного пьяной — я узнаю выражение ее глаз, улыбку на ее лице и угол наклона ее тела, пошатнувшуюся, в полуобороте, когда камера щелкает свой кадр.

Я хмурюсь. Почему я не видел этого раньше? Почему они были спрятаны за паролем? Это прекрасная фотография — я ясно вижу, как она счастлива, красива и взволнована. Опять же, мне интересно, кто сделал снимок.

Я нажимаю на следующий снимок, он был сделан через несколько секунд после первого. Юля полностью повернулась к камере, ее красивое лицо сияло от смеха. На стене в коридоре на заднем плане висят часы, расплывчатые и нечеткие, но я прищуриваюсь, и мне кажется, что на фотографии либо половина первого, либо шесть утра. Я ушел первым. Это означает, что эти снимки были сделаны последними в день нашей свадьбы. К этому времени все уже должны были разъехаться по домам на такси или крепко спать в других номерах отеля. Кто остался так поздно, чтобы сфотографировать Юлю, шатающуюся обратно в номер для новобрачных?

Я щелкаю по следующим трем или четырем картинкам. Они образуют слайд-шоу, где Юля поворачивается спиной к камере и идет вперед, проходя мимо закрытых дверей в отеле.

А потом одна картинка заставляет меня замереть на месте. Это моя новоиспеченная жена, стоящая у входа в номер для новобрачных. Табличка на двери гласит: «Новобрачные», и она стоит рядом с табличкой, прижимая палец к ухмыляющимся губам, ее глаза отражают вспышку камеры. За этой дверью я крепко сплю, практически в коме от всех тех напитков, которые друзья настойчиво вливали в меня. Я начинаю немного нервничать. Неужели Юля привела кого-то в нашу комнату, чтобы сфотографировать мою пьяную, храпящую физиономию? Так вот почему она никогда не показывала мне эту коллекцию фотографий? Я могу себе представить, как она принесет их когда-нибудь, без предупреждения, например, во время ужина в честь нашей десятой годовщины: «Эй, милый, вот как ты провел нашу первую брачную ночь, помнишь?»

Но на следующем снимке она не крадется в номер для новобрачных и не видит моего слюнявого лица. На следующем снимке Юля двигается задом по коридору, указывая на камеру скрученным подзывающим пальцем, все еще с возбужденной улыбкой на лице, покидая свадебный люкс позади..

На картинке после этого моя жена стоит в чьем-то гостиничном номере, положив руки на бедра, и позирует перед камерой, ее платье блестит, как лунные лучи, в свете фото-вспышки.

Я снова делаю паузу, пальцы сжимаются над клавиатурой, ноющий, грызущий ужас формируется в моем животе, прокладывая себе путь через мои свернувшиеся кишки. Почему моя жена вошла в чей-то гостиничный номер? Почему она так позирует перед камерой? Почему она улыбается такой взволнованной, счастливой улыбкой?

Я очень хорошо знаю это лицо — такое лицо она делает, когда ей хочется шалить. Лицо, которое она делает перед тем, как уткнуться носом в мою шею, когда мы вдвоем становимся близки.

Мои внутренности снова скручиваются. У меня никогда не было причин сомневаться в своей жене. Ни разу. Она никогда не лгала мне за все годы, что мы знаем друг друга. Но сейчас я смотрю на то, о чем она никогда не рассказывала мне. Не только позволить кому-то сфотографировать ее в чужом гостиничном номере, но и все это — спрятать фотографии на своем компьютере, блокировка их паролем — все это так на нее не похоже. Она не могла просто забыть об этих фотографиях, потому что всеми остальными файлами она поделилась со мной, а эти скрыла и защитила паролем.

Может быть, говорю я себе, пытаясь побороть панику, которая поднимается во мне, как кобра, готовящаяся отразить нападение, может быть, это гораздо более невинно. Может быть, она просто хотела еще несколько фотографий платья, ради воспоминания. Маленький подарок на память о том, какой красивой, потрясающей и счастливой она выглядела в день свадьбы. Но я знаю, что я не прав и здесь происходит что-то другое.

Я нажимаю на следующую фотографию и ахаю.

Камера теперь придвинулась ближе, верхняя половина Юли в фокусе снимка.

Она улыбается, глаза сверкают от возбуждения, лицо все светится похотью. Ее руки лежат на груди, она обхватывает ее и поднимает вверх, верхняя половина теперь угрожает вырваться из корсета, темно-розовые круги ее ареол едва проглядывают за краем белого платья. Это чувственно, игриво, эротично, и кто — то другой сделал этот снимок.

Нет другого варианта рассматривать это. Это ни при каких обстоятельствах не может быть невинным. Я не смотрю на это неправильно, или неверно интерпретирую изображение, или делаю поспешные выводы.

Моя жена игриво улыбается кому-то за камерой и соблазнительно сексуально приподнимает грудь, что она делала для меня много-много раз прежде. Это один из ее фирменных приемов, наряду с невинным, сексуальным выражением лица, прикусывающим губу, и вилянием ее бедер передо мной.

Я протягиваю руку, чтобы щелкнуть следующую фотографию, но не могу заставить себя сделать это. Я отодвигаюсь от стола и встаю. Я расхаживаю по комнате, как зверь в клетке, снова и снова поглядывая на экран, надеясь увидеть что-то другое на фотографии.

Но это не изменится. Моя жена продолжает смотреть на меня возбужденными, страстными глазами, улыбаясь, когда она приподнимает свою грудь снизу.

Миллион мыслей разом взрываются в моей голове. Кто сделал эту фотографию? Почему это произошло? О чем она только думала? Почему она никогда не говорила мне об этом?

Что на остальных фото?

Я останавливаюсь, пораженный этой мыслью.

В этой папке было много картинок, и я видел только первые.

Я еще много чего не видел.

Мои внутренности сжимаются. Мое сердце проваливается в пятки. Мои глаза застилает, на мгновение ослепляя меня.

Я закрываю лицо руками и пытаюсь хоть немного подумать, чтобы оттолкнуть дурные мысли и вернуть себе возможность дышать.

Может быть, это как-то не так, как кажется. Прямо сейчас это выглядит как то, что моя жена вошла в гостиничный номер с каким-то неизвестным человеком в конце нашего свадебного дня и позволила этому неизвестному человеку сделать такие сексуальные фотографии. Может это не так.

Может… может быть всему этому есть невинное объяснение.

Например, может быть эти сексуальные фотографии, сделанные на память для меня. В конце концов, предполагалось, что в этот момент я должен был быть достаточно бодр и в сознании, чтобы помочь ей снять платье и лечь в постель в первый раз в нашей семейной жизни, так что это мог быть ее способ сохранить этот момент для меня. Или, может быть, это сексуальный подарок, который она планировала преподнести мне в качестве сюрприза, как те эротические фотосессии, которые пары могут устраивать друг для друга.

Но если это так, то почему она не показывала мне эти фотографии раньше? Разве наша первая годовщина не была бы лучшим моментом, чтобы удивить меня этими сексуальными образами? Кроме того, однажды я в шутку спросил ее, не хочет ли она сделать неприличные фотографии друг для друга, и она сморщила нос от отвращения. «Почему ты хочешь, чтобы кто-то другой видел меня такой?» — спросила она тогда.

Теперь я знаю, что кто-то еще видел ее такой. Кто-то еще следовал за ней по всему отелю, фотографируя ее и заставляя смеяться, привел ее в номер и заставил позировать в сексуальном стиле. Кто-то еще видел ту сторону моей жены, которую видел только я и, возможно, пара старшеклассников, ее ухажеров в прошлом.

Я снова смотрю на фотографию. Сияющее лицо Юли разве что не освещает комнату. Я знаю, что мне нужно сделать. Мне нужно закрыть изображение. Закрыть папку. Выключите ноутбук. Пойти прогуляться. Ни при каких обстоятельствах я не должен продолжать просматривать эти фотографии. Может быть, есть вещи, которые я не хочу видеть и не должен, иначе, они будут преследовать меня вечно.

Я возвращаюсь к столу на ногах, которые кажутся тяжелыми, как свинец. Я поднимаю руку с большим усилием и концентрацией и касаюсь коврика для мыши.

Мой палец предает меня и щелкает на следующее изображении.

Если я думал, что предыдущая фотография была плохой, то эта гораздо, гораздо хуже.

Обнаженные груди Юли теперь вываливаются из свадебного платья. Она обхватывает их руками и сдвигает вместе, как в тех редких случаях, когда у меня вот-вот начнется извержение по всему ее телу. Выражение ее лица почти такое же — восторг, возбуждение, похоть, но глаза сияют торжеством. Мое сердце подпрыгивает от пяток к горлу и снова падает вниз. Я пытаюсь отвести взгляд, но не могу.

Мой взгляд привлекает ее обнаженная грудь, грудь, которую я так хорошо знаю, грудь, которую я люблю нежно дразнить языком, розовые соски, которые я люблю сосать до полной твердости, чувствительную кожу, которую я люблю покусывать.

Моя жена.

Ее обнаженные груди.

Анонимный гостиничный номер.

Какая-то неизвестная персона это снимает.

Я щипаю себя. Я не сплю. Это реально. Это действительно реально, очень реально… , реальная, блядь, реальность!

Мне кажется, что деревянный пол под моим стулом разверзается, и я падаю в бесконечную яму. Как такое могло случиться? Как она могла так поступить со мной — в день нашей гребаной свадьбы?

Но один вопрос возвышается над всеми остальными в моей голове:

Кто делал снимки? Кто-то на нашей свадьбе. Но кто?

Я не могу переварить эту информацию.Это предательство. Фотографии были сделаны примерно через восемь долбаных часов после того, как я надел кольцо на ее палец, кольцо, которое теперь блестит во вспышке камеры, когда она позирует со своей упругой грудью, сдвинутой вместе, чтобы стать соблазнительной мишенью для объектива еще более эротичнее. Мы встали перед моими друзьями, ее подругами, сослуживцами, нашими семьями, перед всеми, кого мы знали и поклялись всегда любить друг друга. Мы произносили клятвы друг другу, чтобы доказать нашу любовь и верность. Мы обменялись кольцами. Мы целовались, а все гости, смотрели и аплодировали.

Восемь долбаных часов спустя, когда я вырубился от выпивки, а она показывала свои сиськи кому-то еще в гостиничном номере, кому-то, кто был на нашей свадьбе. Кому-то, кто аплодировал, когда мы целовались, поздравлял нас и чокался с нами своим бокалом.

Кому-то, кого мы оба знали.

Может быть, это просто недоразумение. Может быть, она была пьяна и дурачилась со своими подружками невесты. Я помню, что одна из ее подруг всегда становилась немного распутной после нескольких рюмок. Может быть, они напились и устроили это все и мои грязные мысли на этот счет просто нелепость. Нет никакого предательства. Ничего такого.

Я нажимаю на следующую фотографию, рука дрожит, желудок скручивает и взбивает мой завтрак, который угрожает появиться наружу.

Следующая картина разбивает мою слабую надежду.

Это крупный план красивой обнаженной груди моей жены, ее тонкие пальцы играют с холмами, сдвигая их вместе, твердые соски смотрят прямо в камеру. Но теперь в кадре появилась третья рука. Рука человека, держащего камеру.

Это мужская рука. Толстое запястье, усеянное прядями темных волос. Черный ремешок для часов.

Это большая рука. Большая и мощная. Она закрывает почти всю грудь Юли. Мои руки недостаточно велики для этого.

Рука этого человека — рука оператора, человека, который последовал за моей женой в этот гостиничный номер, всего в нескольких дверях от номера для новобрачных, — лежит на обнаженной груди Юлечки.

Крик бессловесного шока, ужаса и разочарования срывается с моих губ. Я хватаюсь за стол обеими руками, изо всех сил цепляясь за него, в ужасе от того, что могу внезапно потерять равновесие и рухнуть.

Экран на мгновение расплывается, мои глаза наполняются слезами. Как она могла так поступить со мной? С нами? Почему она так поступила со мной? Она была пьяна? Неужели кто-то воспользовался ею?

Я не знаю ответов ни на один из этих вопросов. Но, судя по предыдущим фотографиям, моя жена была изрядно пьяна и не похоже, чтобы кто-то заставлял ее это делать. Она шла впереди оператора, а значит сама вела его в эту комнату.

Внезапно меня осенила другая мысль, самая ужасная, самая разрушительная из всех: она уже делала это раньше?

Волна тошноты захлестывает меня, как рушащееся здание. Завтрак подступает к горлу. Шатаясь, я выхожу из-за стола, иду через весь дом и падаю на колени в ванной, а потом с шумом вываливаю все в унитаз.

Моя жена.

Чья-то чужая рука.

Пока я спал.

Может быть, не в первый раз.

Я остаюсь на месте, долго и глубоко дышу — вдох через нос, выдох через рот — все то дерьмо, которое вы должны делать, чтобы успокоиться, пока, наконец, это чувство не пройдет. Затем я сижу на полу в ванной очень долго, глядя в никуда. Все, что я вижу, — это изображение руки незнакомого мужчины, которая нащупывает мою жену — мою новую жену, мою жену в статусе восьми долбаных часов — и игриво сжимает ее грудь.

Мне хочется кричать. Выть. Пробить дыру в стене ванной и снести этот дом голыми руками. Наша совместная жизнь была построена на лжи. Я не знаю, что ранит больше — тот факт, что кто-то другой прикасался к частям тела Юли, которые были предназначено исключительно для меня, или то, что они сделали это до того, как я получил это удовольствие в качестве мужа.

Моя задница начинает неметь и замерзать от сидения на полу. Я встаю и иду обратно через дом, останавливаюсь в коридоре, глядя на фотографию в центре коллажа, на сияющее лицо Юли, когда мы впервые позировали как муж и жена.

— А ты знала? — спрашиваю я у фотографии. — Ты знала, что собираешься сделать это со мной? Это было продумано?

Я возвращаюсь к ноутбуку, волоча ноги, как человек, приближающийся к виселице, надеясь отсрочить неизбежное, отчаянно пытаясь остаться в живых еще на несколько мгновений. Фотография все еще там, застывшая на экране, запечатленная для воспоминаний на все времена. Тело моей жены и ласкающая рука мужчины.

Мне нужно знать, кто это, кто прикасался к моей жене. Сколько еще людей знают об этом? Были ли в этой комнате другие мужчины, стоящие за камерой и наблюдающие, как моя жена вываливает грудь из свадебного платья? От этой мысли мой желудок пронзает острая боль. Что может быть хуже, чем прикосновение одного мужчины к моей жене? Если только несколько мужчин.

Следующие несколько фотографий разворачиваются как слайд-шоу. Камера отъезжает назад, Юля в центре кадра, посреди комнаты, ее красота сияет среди теней, отбрасываемых тусклой лампой. Она поворачивается, ее лицо оглядывается через плечо, что я всегда нахожу таким сексуальным, и тянет за кружевной бант на спине ее платья. Я щелкаю по фотографиям, наблюдая, как моя жена медленно снимает свадебное платье, намеренно не торопясь.

Я смотрю, как моя жена исполняет стриптиз на камеру. Для другого мужчины. Она смеется в пьяном восторге, глаза блестят, явно наслаждаясь собой.

Пока она не встает посреди комнаты, почти полностью обнаженная, уперев руки в бедра, в одном только свадебном белье. Свадебное белье я увидел только на Мауи, два дня спустя. Свадебное белье, которое я заставлял ее носить все время, пока мы занимались любовью, и после тоже. Теперь я знаю, что к тому времени, когда я увидел ее прекрасные белые чулки, соответствующий пояс с подвязками и туфли на шпильках, кто-то уже видел их.

— Блядь, — говорю я, и это слово наполнено поражением и безнадежностью. Я не думал, что все может стать еще хуже. Я не думал, что можно чувствовать себя таким маленьким, таким униженным, таким смущенным. Но мой взгляд останавливается на лице моей жены с идеальным макияжем, и вижу возбуждение, похоть и эротическую тоску в ее выражении, и я понимаю, что эта кроличья нора уйдет еще дальше.

Сколько я готов вытерпеть? Я уже чувствую себя так, словно у меня внутри все перевернулось, а сердце стерто в пыль. Я уже зашел так далеко и если я остановлюсь, если я уйду, то никогда не узнаю наверняка, что еще произошло той ночью. Эти мысли сведут меня с ума. Незнание будет преследовать меня вечно. Мой разум заполнят пробелы, и образы будут наказывать меня каждую секунду бодрствования и приходить ко мне во сне. От такого рода мучений не будет спасения.

Часть меня надеется, что это последняя фотография. Может быть, этот человек, этот незнакомец, пытался помочь моей жене избавиться от сложного многослойного корсета платья, и она была достаточно пьяна, чтобы позволить ему сфотографировать все это.

И прикоснуться к ее груди.

В пустом гостиничном номере.

Пока я спал несколькими дверями дальше.

Может быть.

Я нажимаю на следующую картинку, и кроличья нора рушится вокруг меня. Я падаю в центр земли. Низкий стон боли вырывается из моего горла. Моя жена стоит на коленях. Фотография сделана сверху, с точки зрения мужчины, стоящего над ней. Рот Юли открыт, язык высунут, как у задыхающейся собаки.

На ее лице застыло выражение дикой, непостижимой похоти. Я знаю, какие лица она делает, когда возбуждается. Я знаю ее лицо, когда она пьяна. Я знаю ее лицо, когда она напивается и возбуждается. Я никогда не видел, чтобы она смотрела на меня так, как она смотрит в камеру на этой фотографии. Страстное желание. Вожделение. Жажда. Похоть. Волнение.

Есть только одна причина, почему моя пьяная, похотливая жена будет стоять на коленях в свадебном белье. Нож в моем животе превращается в вертел, продирая дыру насквозь. Я надеюсь и молюсь всем богам всех религий, что я ошибаюсь. — Пожалуйста, — говорю я дрожащим голосом, — пожалуйста, детка… не надо…

Следующая фотография чуть не убивает меня.

Моя прекрасная жена, женщина, на которой я женился за восемь коротких часов до того, как был сделан этот снимок, смотрит в камеру, закатив глаза от первобытного удовлетворения, с ее красивыми рубиново-красными губами — губами, которые целовали меня перед нашими друзьями и семьей — обернутыми вокруг твердого, толстого члена.

Тонкий, пронзительный, высокий сдавленный звук вырывается из моего горла. Почему? Как же так? Кто? Что, черт возьми, только что случилось с моей жизнью? Все, что я знаю, это не правда. Все, что я считал правдой — это чертова ложь. Моя жена — совершенная, преданная, счастливая, любящая, заботливая — сосала член другого мужчины в нашу первую брачную ночь, в то время как я спал всего в нескольких комнатах от нее.

Я не могу отвести взгляд. Мой желудок бурлит как торнадо, мои внутренности поднимаются как дом, сорванный с фундамента. Вертел проходит прямо через мой живот, прокручивается и вырывается обратно. Мое сердце растворяется в груди, как будто его бросили в кислоту.

Юля с удовлетворением смотрит на меня полуприкрытыми глазами, ее рубиново-красные губы растянуты, чтобы получить предмет вожделения. Все, что я могу видеть о нем — Ублюдок!, Заговорщик!, Предатель! Мразь!, — это несколько сантиметров его мужественности, которые еще не вошли ей в рот. Пока.

Я смотрю на член, торчащий из жадных губ моей жены, как будто он может сказать мне личность человека, ответственного за осквернение моего брака менее чем через восемь часов после его начала. Я понятия не имею, кому он принадлежит. Большинство гостей были русскими, но несколько иностранных темнокожих друзей пришли на прием. В нашем городе учится много студентов из заграницы, афроамериканцы, австралийцы и даже мексиканцы.

Член дерзко вставленный в восьмичасовой супружеский рот моей жены. На вид смутный загар, кожа почти оливковая. Это только вызывает дополнительные вопросы. Кто-то ездил в отпуск перед свадьбой? Не помню. Но если кто-то уехал в отпуск, почему его член тоже был бы загорелым? В этом нет смысла.

Это был кто-то из служащих отеля?

Эта мысль поразила меня, как неожиданный удар в челюсть. А что, если это был не один из наших гостей? Может быть, кто-то из служащих отеля — из тех самых людей, которые помогали нам пожениться в тот день — увидел, как моя новая жена немного напилась, отвел ее в тихий номер и воспользовался ею.

Это все еще оставляет меня наедине с одним ужасным вопросом. Почему моя жена, моя дорогая, моя родственная душа позволила ему сделать это с ней? Как она могла опуститься на колени в своем проклятом свадебном белье, не меньше, и сосать член другого мужчины, пока ее муж спал в нескольких дверях от нее?

Я пролистываю следующие несколько изображений, заставляя себя продолжать, чтобы добраться до конца потока. Моя жена страстно пожирает член ртом, все время глядя прямо в камеру. Прямо мне в глаза. Иногда ствол полностью погружается в ее рот, и ее глаза слезятся от усилий, чтобы удерживать его на месте. Иногда она пускает слюни на кончик, ее губы и подбородок блестят от слюны в свете камеры. На одной или двух фотографиях она с энтузиазмом сосет его полные, тяжелые яйца, его длина накрывает ее лицо, как вуаль, которую я приподнял, чтобы поцеловать ее в тот день.

Когда я смотрю на эти фотографии, мне до ужаса, до боли очевидны две вещи.

Во-первых, Юля сама реально получает наслаждение. По ходу съемок пьяный взгляд в ее глазах превращается в тотальную эротическую радость. Она не просто сосет член этого мужчины. Она занимается с ним любовью своим ртом. Она так же любит камеру, всегда фокусируя взгляд прямо в объектив, когда не концентрируется на том, чтобы сосать ему.

Второе, что мне становится очевидным, это то, что причиняет гораздо больше боли, чем блестящие глаза моей жены, ее удовлетворенная улыбка или очевидное удовольствие. Дело в том, что член, погруженный в ее горло, или скользящий по ее лицу, или нежно лежащий на ее желающем языке — намного больше моего.

Ревность поднимается в моем мозгу, как создание, пробуждающееся из глубины пучины. Мужское бессилие наводняет мое тело, эту конкурентную, первобытную часть моего мозга, кричащую о справедливости. Он не просто осквернил мою невесту. Он заставил ее наслаждаться осквернением. Он заставил ее раздеться, встать на колени и сосать его огромный, толстый член, и он сфотографировал ее улыбающееся лицо, пока она все это делала.

Внутри меня вспыхивает огонь, и я наконец-то чувствую, как что-то шевелится, какое-то ошеломляющее чувство пронзает облако сырой, оцепенелой боли. Гнев. На него. На нее. На себя.

На него за то, что у него такой большой член и за то, что он дал его моей жене.

На нее за то, что она так явно обрадовалась такому подарку.

На себя за то, что напился и не смог предотвратить эту ужасную сцену.

Следующие несколько фотографий отличаются. Сцена переместилась на гостиничную кровать. Моя жена сидит на кровати, широко раздвинув ноги, ее блестящие, только что вощеные, розовые и пухлые половые губы полностью представлены на камеру. Она смеется над чем-то, над какой-то шуткой, рассказанной до того, как щелкнул затвор. Затем она лежит на кровати, ноги все еще раздвинуты, камера приближается, мужчина стоит над ней, тень его члена падает на ее стройное тело. Затем крупным планом лицо моей жены, рот открыт в О от шока, удовольствия и восторга. О-образную форму губ я знаю очень хорошо, она делает так, когда я вхожу в нее.

Гнев пузырится у меня в животе, как лава, готовящаяся извергнуться из вулкана. Этот мужчина трахает ее. Этот незнакомец за камерой трахает мою новенькую жену. Этот урод и его большой толстый член портят мою невесту за два полных дня до того, как у меня появилась возможность сделать то же самое.

Бля… Блять!

От следующей фотографии у меня отвисает челюсть. Я смотрю на экран широко раскрытыми, непонимающими глазами, у меня перехватывает дыхание, я не могу поверить в то, что вижу.

Большой, толстый, блестящий член, который трахает тугую розовую киску моей жены, обнажен. Без презерватива. Мы с Юлей только недавно поменяли наш метод контрацепции, может быть, семь или восемь месяцев назад. До этого я никогда не испытывал обнаженным щель моей жены, но этот мужчина трахал ее без гандона за много лет до меня. Я сомневаюсь, что латексная оболочка вообще подойдет ему, но от этого зрелища то, что осталось от моих искореженных, пронзенных, расплавленных внутренностей, выплескивается на пол через зияющую дыру в животе.

Женственность Юли — киска, которую я знаю так близко; вкус, форма, ощущение, то, как губы обхватывают мой твердый член — расцветает при этом массивном новом вторжении его огромного члена, мокрая от похоти, сверкающая в вспышке камеры. Струйки ее соков уже покрывают несколько сантиметров его члена, которые только что вышли или вот-вот снова войдут в ее изнывающую, жаждущую щель. Ее вагина сжимает его как кулак, губы заметно растянуты шире, чем я когда-либо видел прежде, когда его обнаженная длина вторгается в ее распутное, желающее, дикое тело.

Этот человек трахнул мою жену без гандона в каком-то гостиничном номере более чем за сорок восемь часов до того, как у меня появился шанс заявить на нее свои права.

Внезапно я получаю вспышки воспоминаний, маленькие фрагменты, которые, как я думал, были давно стерты. Кусочки головоломки теперь всплывают в моем сознании, и картина, которую они создают, внезапно сильно отличается от того, что я когда-то знал.

На следующий день после нашей свадьбы, после того как мы закончили собирать вещи для медового месяца на Мауи, я попытался сблизиться с Юлей. Она вежливо отказала мне, сказав, что слишком страдает от похмелья, чтобы наслаждаться этим, и хочет, чтобы наш первый раз, наш первый брачный секс, был особенным. Когда мы наконец легли вместе в постель и начали мягко, чувственно раздеваться, она остановила меня от моего стремления вылизать ее киску. Я помню, что был немного удивлен и смущен этим, ведь она любит получать такое удовольствие. Теперь я понимаю, что она не хотела, чтобы я видел ее киску, может быть потому, что ее вход был растянут, что ее уже трахали недавно, и я мог бы это заметить. Когда она забралась на меня сверху и впервые в качестве мужа погрузила мое мужское достоинство внутрь, я спросил, изменилось ли это ощущение. Она колебалась секунду или две, прежде чем ответить «Да» Теперь я наконец понимаю, почему она заколебалась.

Я щелкаю на следующем изображении, мои пальцы стучат по коврику как свинцовый груз. Я никогда еще не чувствовала себя таким злым, опустошенным или мертвым внутри, и никогда эти чувства не приходили ко мне одновременно, как сейчас.

Следующие несколько фотографий показывают, как он трахает мою невесту — с энтузиазмом сделанное слайд-шоу. Я представляю, как его палец пульсирует на кнопке спуска затвора, точно сохраняя этот момент навсегда. Его огромный член скользит внутрь и наружу моей жены, иногда застывая в кристальной ясности, каждый гребень, вена и подергивание идеально изображены. Скользкие соки Юли сочатся вниз по его массивному стволу, иногда изображение расплывчато из-за скорости и силы его движения, когда он врезается в нее всем телом.

Я останавливаюсь на снимке лица моей жены. Ее голова запрокинута, она смотрит в камеру, в глаза своего возлюбленного. На ее лице застыла смесь удовольствия, шока и похоти. Рот полуоткрыт, наполовину растянут в гримасе, когда этот мужчина заполняет ее так, как она никогда не заполнялась раньше. Глаза блестят, влажные от страсти. Брови изогнулись вверх и вниз, как я обожаю.

Этот человек не просто осквернил мою невесту. Он заставлял ее любить каждую секунду этого совокупления.

Картинка за картинкой обрушиваются на меня, но я уже оцепенел от шока. Каждое изображение — это ножевая рана в моем ноющем сердце. Я смотрю, как образы проходят мимо моих невидящих глаз, наблюдая, как моя жена стонет, корчится и отдается этому мужчине, как он входит в нее снова и снова, как он трахает ее сильнее, глубже и дольше, чем я когда-либо прежде. По мере того, как картины разворачиваются, на теле моей жены появляются капельки пота, ее кожа блестит от силы его любовных ласк. Нет, не любовные ласки. Это не любовный акт. Это грубо, жестко и сильно. Это не секс. Это полнейшая, откровенная ебля.

Затем они меняют позы. Юля уже не лежит на спине, а стоит на коленях, наклоняясь и подставляя себя камере. Я отчетливо вижу, как мокра, открыта и хорошо выебана ее киска на первом снимке. Она даже держит себя открытой, ее идеально ухоженные ногти сжимают ее тугие ягодицы. Обручальное кольцо мерцает, как звезда, когда она представляет свою набухшую, пухлую, пульсирующую киску другому мужчине.

После этого эта сцена разворачивается именно так, как я и предполагал. Мужик трахает ее сзади, засовывая в нее свой толстый член снова и снова. Иногда он дергает Юлю за волосы, заставляя ее выгибать спину. Иногда он кладет руку ей на шею. Иногда камера фокусируется на красном отпечатке ладони на ее ягодице.

Это последнее зрелище поражает меня сильнее всего. Ей не нравится, когда я ее шлепаю. В последний раз, когда я попытался, она почти отстранилась от меня и сказала, что если я когда-нибудь ударю ее снова, наша сексуальная жизнь закончится. Но вот она здесь, в нескольких тысячах пикселей идеальной четкости, с несколькими большими красными отпечатками ладоней на ее тугой заднице, и она ничего не сделала с этим. Кто, черт возьми, эта женщина? На ком я женился?

Я нажимаю на следующую картинку и останавливаюсь. Эта картина совсем другая. Это другая картина. Они обошли кровать. Она все еще наклонена, позволяя незнакомцу с большим членом толочь ее, шлепать и грубо хватать сзади, но теперь они смотрят в большое зеркало сбоку от кровати. В нижней части снимка — голая спина моей жены, но главным фокусом кадра является отражение этих двух влюбленных. Я отчетливо вижу лицо моей жены, и ее выражение чистого, неподдельного, оргазмического удовольствия. Я вижу, как ее пальцы цепляются за кровать, рот раскрывается в крике блаженства, глаза закатываются от силы ее желания. И позади нее я вижу его.

По крайней мере, большинство из него. Камера и яркая вспышка закрывают его лицо, но я вижу его обнаженный торс, возвышающийся над задницей моей жены, как монолит, вырезанный из камня. Его тело стройное и крепкое. Тело атлета, но не культуриста. У него на боку татуировка. Какой-то символ, который я не могу разобрать.

Кислотная ярость продолжает бурлить в моем желудке. Я никогда никого не ненавидел так сильно, как сейчас ненавижу этого человека. Этот мужчина трахнул мою жену в день нашей свадьбы. Этот мужчина растянул мою невесту своим большим толстым членом. Этот мужчина, который вошел в мою жену без презерватива, еще до того, как я сам получил такое удовольствие, и заставлял ее принимать эти восхищенные, напряженно-страстные гримасы.

— Блять! — Восклицаю я резким лаем. — Блять! Блять! Блять!

Я стучу кулаком по столу, сотрясая всю поверхность. Ноутбук раскачивается, и я борюсь с желанием швырнуть проклятую технику через всю комнату и растоптать осколки. Я сжимаю зубы и продолжаю листать картинки, мои глаза красные от напряжения, я слишком напуган и зол, чтобы плакать.

Мужчина с большим членом продолжает трахать мою новую невесту перед зеркалом, чтобы получить еще несколько фото. Юле это явно нравится. Я вижу ее восторженное выражение в отражении, когда она принимает каждый длинный, жесткий удар нетерпеливого члена этого незнакомца. Я щелкаю по экрану, желая, чтобы этот кошмар закончился, и смотрю, как разворачиваются фотографии.

Иногда фокус падает на зеркало. Иногда в центре внимания оказывается голая, колотящаяся задница Юли. Иногда в центре внимания оказывается неприятный крупный план этого огромного, толстого мужского достоинства, блестящего от ее похоти, скользкого от ее возбуждения, пропитанного ее соками. Я могу сказать по размытости изображения, что он трахает ее очень, очень сильно. Может быть, сильнее, чем я когда-либо трахал ее сам.

Затем, когда я думаю, что уже не может быть ничего хуже, что больше не может вызывать ярость, больше смущать, унижать или разрушать душу, я перехожу к последнему сету фотографий в этой серии.

Юля снова стоит на коленях рядом с кроватью, лицо блестит от пота, глаза остекленели, она выглядит измученной и довольной.

— Нет… , говорю я, страшась того, что, как мне кажется, я сейчас увижу.

Она улыбается в камеру, в мои глаза, в лицо своего любовника, когда он направляет свой толстый член прямо на ее губы.

— Нет…

Она лижет под самым кончиком. Нежно. С любовью. Все еще глядя прямо на меня.

— Нет…

Белая струя извергается с конца его члена… , пойманное в начале всплеска, движение размыто… , моя жена все еще смотрит прямо вверх, не совсем осознавая, что он достиг своей кульминации.

— Нет!

Моя жена радостно улыбается, закрыв глаза, и капли спермы брызжут на ее прекрасное лицо. Я никогда не делал этого с ней. Ни разу. Она сказала мне, что это отвратительно. Она даже не дает мне кончить ей в рот. Но вот она стоит на коленях, позволяя этому ублюдку, этому ублюдочному сукиному сыну, покрыть ее лицо спермой, как шлюхе.

И она улыбается, когда он это делает.

Еще фотографии. Еще больше всплесков спермы. Снова улыбки.

Последняя картинка в коллекции та, что будет преследовать меня до самой могилы. Улыбающееся, измученное лицо Юли заполняет экран. Белый, липкий эякулят цепляется за ее лоб, ее губы, ее щеки, ее подбородок, она вся покрыта им.

Но то, что убивает меня..

То, что причиняет боль больше всего..

Как нож в мою грудь, в мое сердце, в мою гребаную душу.. Это тоо, как гордо она выглядит.

Юля гордо улыбается в камеру. Как будто она гордится тем, что принимала такой большой, твердый, толстый член так долго, что была достаточно хороша, чтобы заставить его кончить и, что сделала это в день нашей свадьбы.

В нашем отеле. Через восемь часов после свадьбы. В свадебном белье.

Ведь это предназначалось мне и только мне.

Целых два дня, прежде чем у меня появилась возможность заявить на нее свои права.

Я нажимаю на следующую картинку, и поток возвращается к началу. Юля, пошатываясь, идет по коридору отеля, улыбаясь. Знала ли она тогда, что вот-вот станет шлюхой этого человека? Может, поэтому она и улыбается. Знала ли она с самого начала, что произойдет в конце ночи? Знала ли она, когда давала свои клятвы, надевала кольцо на мой палец и целовала меня на глазах у всех, что в конце ночи она будет покрыта спермой другого мужчины?

Я мысленно возвращаюсь к следующему утру, пытаясь вспомнить, мог ли я узнать, что произошло, был ли хоть какой-то намек на то, что моя жена совершила это предательство. Я проснулся. Голова раскалывается. Юля на боку, ко мне спиной.

Я поворачиваюсь. Кровать отдает в голову звоном. Бля, какое похмелье. Я погладил кожу ее спины. Она пошевелилас, затем перевернулась ко мне лицом. Она сняла макияж. Может, она приняла душ. Она улыбнулась мне и сказала: «Доброе утро, мой муж». Просто так. Как будто ничего не произошло. Как будто она не трахала какой-то большой член незнакомца без гандона и не сосала его толстый член и не позволяла ему кончить ей на лицо, пока я спал всего в нескольких комнатах от нее. Как будто она была совершенно невинна.

Теперь в моей голове возникает ужасная мысль. Это первый раз, когда она мне изменила? Она трахалась с другими парнями без презерватива и позволяла им кончать ей на лицо с тех пор, как мы впервые встретились? Она все еще делает это за моей спиной? Неужели я самый большой гребаный болван в мире?

Слезы наворачиваются на глаза, но ничего не выходит. Я опустошен и унижен, если не считать кипящего в животе гнева.

Я выхожу из-за стола. Иду на кухню. В спальню. В ванную комнату. На кухню. Возвращаюсь к столу. Я хожу по дому с невидящим все вокруг взглядом, не зная, куда иду и что мне делать дальше.

Часть меня хочет встретиться с женой лицом к лицу. Прямо сейчас. Взять трубку, позвонить ей на работу и накричать на нее — «Ты гребанная шлюха!» — но я сейчас слишком зол. Я не буду последовательным.

Другая часть меня хочет поехать на работу Юли и кричать на нее перед всеми, кого она знает — «Ты гребаная шлюха!» — но, опять же, я слишком зол, чтобы думать прямо. Как я могу вести машину, когда чувствую себя так? Я скорее врежусь на светофоре, чем доберусь до работы Юли.

Если я не могу противостоять Юлии, тогда кому я могу противостоять?

Ему.

Я перестаю ходить и оказываюсь в прачечной, уставившись на полки, уставленные коробками с моющим средством и бутылками с кондиционерами для белья.

Ему.

Да, ему. Мне нужно выяснить, кто это. Мне нужно знать личность человека, который трахал мою жену. Мне нужно найти его, выследить, и…

И что? Переехать его? Сразиться с ним? Взять бейсбольную биту и разнести ему долбанный череп? Я не знаю.

Я возвращаюсь на кухню, наливаю немного воды в стакан и стою над раковиной, чтобы выпить. Осколки моей разбитой кружки все еще лежат там, зазубренные края блестят передо мной. Такое чувство, что эти осколки обвились вокруг моего сердца, сжимая, вонзая в меня свои острые, как бритва, края. Рад ли я, что узнал об этом, или нет? Может быть, было бы лучше жить в неведении, никогда не зная правды о моей жене? Я наклоняюсь над раковиной, желудок вздымается, но ничего не происходит. Меня тошнит. Я хочу, чтобы эта жгучая кислотная ненависть покинула мое тело.

Мой мозг продолжает пытаться рационализировать то, что я видел. Может быть, это было только один раз, она была так пьяна, что даже не помнит этого. Может быть, она чувствует себя ужасно, но хранит тайну каждый день, потому что любит меня.

Но по-моему это тоже не имеет смысла. Если бы хоть одна из этих мыслей была правдой, почему у нее все еще были фотографии? Почему они были тщательно спрятаны на ее компьютере среди всех остальных, защищены паролем, в папке с фальшивым именем, где я никогда не смогу их найти? Это была чистая случайность, что я воспользовался ее компьютером сегодня, и только мимолетная мысль заставила меня проверить свадебную подборку.

Я перестаю сухо дышать в раковину и беру себя в руки. В голове у меня начинает проясняться. У меня есть цель в голове. Мне нужно выяснить, кто этот ублюдок. Мне нужно знать, кто трахал мою жену и кончил ей на лицо в день моей свадьбы. Мне нужно знать, кого я могу ненавидеть за это.

Возвращаюсь к столу, на место, где я узнал о совершенном преступлении. Обращаюсь к фотографиям.

На этот раз я просматриваю миниатюры и выбираю картинки, которые мне нужно увидеть снова. Это единственные зацепки, которые у меня сейчас есть. Я чувствую себя детективом, расследующим собственное убийство.

Открывается первая картинка. Несмотря на то, что я уже видел это, гнев вырывается из моего живота во второй раз. На фото Юля, стоит на коленях, с жадностью принимая твердый толстый член мужчины, с блеском в глазах. Я почти слышу восхитительный стон удовольствия, вырывающийся из ее горла.

Я изучаю изображение, пытаясь сделать все мыслимые заметки об этом человеке. Все что я вижу это примерно два десятка сантиметров его толстого члена, которые еще не вошли в рот моей жены. Я снова хмурюсь, глядя на его оливковую кожу…

Это еще что за хрень?

Я пытаюсь вспомнить день свадьбы. Я знал там почти всех и представлялся всем, кого еще не встречал, например, коллегам Юлии, которые приходили вечером. Я не помню, чтобы у кого-то был такой цвет кожи, такой глубокий средиземноморский оливковый загар. Я не помню, чтобы кто-то строил глазки моей жене, чтобы чувствовал себя неловко из-за кого-то или получал эти маленькие предупреждающие флажки в глубине моего сознания, когда Юля говорила или танцевала с кем-то из своих друзей. Насколько я знал, беспокоиться было не о чем. Только я и моя новая жена. Счастлив и влюблен.

Пока она не отсосала, не трахнулась и не встала на колени перед другим мужчиной восемь часов спустя.

Мой желудок снова переворачивается, как доска для серфинга во время шторма. Как она могла так поступить со мной? Сделать это в день нашей гребаной свадьбы, и тем более держать это в секрете от меня все эти годы? Как она могла взять член этого незнакомца в рот с таким явным восторгом, если она никогда не была так увлечена сосанием моего? Что есть у этого человека такого, чего нет у меня?

Помимо очевидного, я имею в виду.

Я снова просматриваю фотографии, наблюдая, как голова моей жены качается взад-вперед, когда она страстно наслаждается его членом, стараясь не видеть похоть в ее глазах, улыбку на ее растянутых губах, восторг на ее лице. На одной фотографии я вижу его ботинки. Полированная, черная, официальная обувь. Я пытаюсь мысленно вернуться назад, вспомнить тот день. Во что был одет персонал отеля? По-моему, они тоже были одеты официально. Похожие виды обуви. Это не помогает мне сузить круг подозреваемых.

Я перехожу к единственной серии фотографий, которые могли бы помочь, те, на которых Юля трахается перед зеркалом. Я заставляю себя сохранять спокойствие и сосредоточиться, но это трудно. Моя жена смотрит в зеркало, глядя на меня через камеру, ее лицо искажено выражением чистейшего восторга. Мой гнев возвращается, острый и ясный, когда вторая, более интенсивная, более разочаровывающая мысль пронзает мой мозг, как ледоруб:

Она никогда не наслаждалась моим членом так сильно..

Эта единственная мысль посылает новую волну унижения через мое тело. Это отличается от гнева. Я чувствую себя неполноценным. Выхолощенным.Маленьким и жалким. Было бы достаточно оскорбительно, если бы она трахнула кого-то другого, но видеть, какой он большой, как сильно и явно она любит это, как она нетерпелива… это чувство в тысячу раз хуже. Я перевожу свое внимание на его тело, точеный, атлетический торс, который я вижу в отражении.

Ослепительная вспышка камеры скрывает его лицо и почти полностью обесцвечивает верхнюю часть тела, но я вижу, что его кожа имеет тот же средиземноморский оливковый загар, что и его член. Были ли у нас гости из Европы? Я так не думаю. Мы тоже не знали никого из Европы.

У мужчины, трахающего мою новую жену, на боку татуировка. Я увеличиваю изображение. Оргазмическое лицо моей жены заполняет экран, заставляя меня смотреть ей в глаза. Еще один укол боли и унижения попадает мне прямо в живот. Я перемещаю изображение на верхнюю часть тела мужчины и смотрю на татуировку, пытаясь запечатлеть ее в своем сознании. Она выглядит как хорошо продуманная серия шипов и завитков.

Юля любит татуировки. У меня самого их нет, но она всегда питала слабость к татуированным парням. Может быть, именно так ему удалось заманить ее в номер. Он подошел к моей жене после того, как она уложила меня спать в день нашей свадьбы, и спросил, не хочет ли она посмотреть его татуировку. А потом… что потом? Она сосала его член, пока он фотографировал? Нет, в этом безумии должно быть что-то еще. Даже если бы она была пьяна и возбуждена, а у него была татуировка, моя жена ни за что бы этого не сделала…

Но доказательства прямо передо мной, при чем неопровержимые. Так или иначе, но именно это и произошло. Этому парню удалось соблазнить мою жену на секс в тот самый день, когда она поклялась любить, уважать и повиноваться мне и только мне. Кто, черт возьми, делает что-то подобное? Я просматриваю еще несколько фотографий, но не могу разобрать больше деталей, чем уже знаю. Я закрываю окно со снимками, но это не помогает.

Образы выжжены в моем мозгу. Вид толстой длины этого мужчины, погруженного в мою жену. Вид ее мокрой киски, растянутой его членом, нетерпеливо принимающей его. Вид ее лица, искаженного похотью и удовольствием.

Кто-нибудь еще знает? Кто-нибудь видел, как она вошла в комнату вместе с ним? Может быть, кто-нибудь слышал их вместе и знал, что она изменяет, пока я спал в своем пьяном ступоре? Я понятия не имею. Нет способа узнать. Никто не сказал мне ни слова, так что я должен предположить, что единственные люди в мире, которые знают об этом — это она, он… а теперь и я.

Она кончила для него ярче, чем для меня..

Эта мысль бьет меня, как правый хук в челюсть. Я откидываюсь на спинку стула и смотрю в потолок. Гнев все еще бурлит у меня внутри, но теперь он смешивается с ревностью, унижением и болью. Я не помню, когда в последний раз она стояла передо мной на коленях и сосала мой член с таким энтузиазмом, страстью и азартом. Я не могу вспомнить, когда в последний раз она кончала так сильно, как на этих фотографиях. Я никогда не кончал ей на лицо так, как он.

Что-то новое шевелится во мне. Какое-то невероятное, ужасающее ощущение распространяется по моему паху. Прилив тепла. Первые смутные, знакомые признаки возбуждения. Несмотря на гнев, боль, унижение и смущение, мое тело реагирует возбуждением на вид моей жены, обконченной другим мужчиной.

Что, черт возьми, со мной не так?

Я заставляю себя думать о чем-то другом. Что-нибудь еще…

Вулканы. Лавины. Автокатастрофа.

Все, что угодно, лишь бы не представлять себе раздвинутые ноги моей жены и голодную, тугую, растянутую киску, появляющуюся перед моими глазами. Я встаю, снова прохожу по дому и останавливаюсь в коридоре, глядя на наши фотографии, на фотографию в рамке, где мы с Юлей в день нашей свадьбы счастливо улыбаемся фотографу. Менее чем через восемь часов после того, как снимок был сделан, ее красивое лицо было покрыто липкой белой спермой другого мужчины, и ей это нравилось.

Я смотрю на другие фотографии на стене, другие свадебные фотографии, которые у нас есть и сохранены, как трофеи. Думает ли она о той ночи, когда смотрит на них? Помнит ли она, как в тот вечер улыбалась другому мужчине, когда он разгружался на ее хорошенькое прелюбодейное личико?

Я просматриваю групповые фотографии в рамках, развешанные в коридоре, пытаясь найти кого-то, кто мог бы быть тем мужчиной, который трахал мою невесту. Но я никого не вижу. Я вижу улыбающихся родственников, смеющихся друзей, восхищенных коллег и нет никого с загорелой кожей или средиземноморским цветом лица. Никого, кто соответствовал бы тому, что я о нем знаю.

Стыд прожигает дыру в моем сердце. Я считаюсь главным мужчиной в ее жизни, но мы оба знаем, что это неправда, она знает это уже шесть гребаных лет. Я никогда не доставлял ей такого сильного, животного удовольствия, которое она получила от него той ночью. Я никогда не трахал ее так долго, так глубоко и так сильно, как он. Я никогда не превращал ее в свою грязную шлюху и не кончал на ее улыбающееся лицо. Но он это сделал. И все это за одну ночь. Еще до того, как я сделал ее своей женой.

Я бросаюсь обратно к компьютеру и тычу пальцем в коврик для мыши, открывая папку со всеми нашими официальными свадебными фотографиями. Я просматриваю их снова и снова, пробираясь через все групповые снимки, пытаясь найти то, что я упустил, единственное лицо в толпе, этого самодовольного, ухмыляющегося ублюдка, который знает, что позже будет трахать мою жену.

И снова я никого не вижу. Я просматриваю каждую групповую фотографию, снова и снова, но нет ни одного тела, которое соответствовало бы тому, что я знаю об этом человеке. Никто не выглядит загорелым или европейцем, никто не стоит подозрительно близко к моей жене.

Никто с массивным, толстым, выпирающим членом, спрятанным под брюками, готовым выскочить и покрыть красивое лицо моей Юлечки своим жемчужно-белым семенем. Моя мужественность содрогается в штанах, реагируя на образы, которые были выжжены в моем мозгу. Я пытаюсь убедить себя, что мой член дрожит от гнева, как и все остальное во мне.

Я пропускаю все постановочные групповые фотографии, снимки семьи и свадебной вечеринки, а также меня и моих друзей, двигающихся сквозь день с молниеносной скоростью. Вот мы с Юлей стоим перед нашим отелем, держась за руки в счастливом браке, а потом мы наслаждаемся нашим первым танцем как муж и жена. За три часа до того, как она отсосала член незнакомца, как она наклонилась и позволила незнакомцу трахнуть ее, как она улыбалась ему, пока он разгружал свои яйца на все ее лицо.

Кто это?

Картинка за картинкой. Улыбающееся лицо за улыбающимся лицом. Гость за гостем. Я просматриваю все наши официальные фотографии, одну за другой, уделяя пристальное внимание каждому человеку на каждой фотографии. Я не вижу никого, кто мог бы быть этим парнем. Парнем, который трахнул мою невесту. Растягивал киску моей жены своим огромным толстым членом.

Осознание того, что он намного больше меня, скручивает мои внутренности.

— Бля! — повторяю я и стучу кулаком по столу. Я не могу этого отрицать. Я не могу этого сделать. Этот парень, блядь, делает вещи. Я видел выражение глаз Юли, когда она взяла его в рот, как ее киска, такая мягкая, гладкая и тугая, растянулась и сжала его жадный, пульсирующий член. Я видел удовлетворение в ее глазах, когда она гордо демонстрировала его вязкую сперму как трофей.

Этот парень больше и лучше меня.

Этот парень сделал с ней такое, чего я никогда не делал.

Парень трахал ее так, как я никогда, никогда не мог ее трахнуть.

— Блядь! — говорю я снова, но на этот раз воздерживаюсь от ударов по столу.

Мысль о том, чтобы вступить в собственный брак в качестве второсортного мужчины, вонзила нож в мое сердце чистейшего и горького унижения.

Опять моя мужественность дрожит в штанах. Я игнорирую это.

Я закрываю программу просмотра фотографий и просматриваю остальные файлы. Кто делал много фотографий по вечерам? Мой приятель. Он приехал после церемонии, и конечно сделал несколько разных фотографий вечеринки. Я открываю коллекцию фотографий от своего друга и начинаю искать, чувствуя себя телевизионным судебным детективом, просеивающим груду улик, пытаясь выяснить личность преступника. Я вижу, как люди смеются, пьют, танцуют и веселятся. Я вижу, как Юля поднимает тосты со своими подружками. Я вижу свое пьяное, невежественное, рассеянное лицо, направленное в камеру и сложенными в пистолет пальцами.

А потом я вижу этого парня.

Я замираю как вкопанный, руки застыли в воздухе над клавиатурой, широко раскрытые глаза смотрят на экран, сердце бьется все быстрее и быстрее.

Парень.

На заднем плане одной из фотографий. Он стоял позади группы других гостей.

На его загорелом оливковом лице играла улыбка. С большой профессиональной камерой в руках.

Парень.

Наш гребаный фотограф!

Человек, который весь день стоял всего в нескольких метрах от нас.

Человек, который сказал нам встать немного ближе и держать эту позу. Человек, который встречался с нами несколько раз перед большим днем, чтобы убедиться, что все в порядке и наши пожелания учтены.

Мужчина с большим, тяжелым на вид членом, который растянул узкую киску моей невесты и забрызгал ее хорошенькое личико своей спермой.

Это не может быть правдой. Этого не может быть. Быть этого не может. Я его знаю. Не очень хорошо, но я его знаю. Я с ним познакомился. Он мне нравился. Я угостил его выпивкой, пожал ему руку и заплатил за фотографии.

Я заплатил ему за то, что он трахнул мою жену.

— Нет, — говорю я, не веря своим глазам, в шоке, в ужасе, в полной, душераздирающей печали.

Я проверяю еще пару фотографий. Он там, на заднем плане, щелкает фотоаппаратом перед своим лицом, наблюдая за разворачивающейся вечеринкой. На одной фотографии видна его рука с закатанным рукавом, ремешок его часов выставлен на всеобщее обозрение. Я получаю толчок ужасного, неконтролируемого возбуждения, пронзающего меня в животе. Я просматриваю фотографии и открываю другую, первую, которую я увидел, которая ранила меня, как нож. Я поставил две фотографии рядом, улыбающегося фотографа слева и таинственную, тянущуюся руку, ощупывающую обнаженную грудь Юли справа.

Похоже, это те же самые часы, такой же темный ремешок, такой же серебряный отблеск на циферблате. Даже его рука выглядит почти идентично.

Это он?

Это тот самый парень? Это тот самый мужчина, которого моя жена трахнула той ночью? Она трахалась с ним, и сосала его, и улыбалась, когда он покрывал ее хорошенькое личико спермой? Неужели это он трахал ее без гандона и растягивал ее тугую щель, пока я спал в другой комнате?

— Твою мать, — говорю я тихим, тихим шепотом.

Нет слов, чтобы описать, что я сейчас чувствую. Потерянный. Безнадежный. Сломанный. Порванный. Разрушенный. Побитый. Пустой. Униженный. Выхолощенный. Узурпированный. Уничтоженный.

Слишком многое нужно понять прямо сейчас. Жена мне изменила. В день нашей свадьбы. Может быть, с фотографом. Пока я был в алкогольной коме. У него был огромный член. Она трахалась с ним. Она сосала его член. Ей это нравилось. Он кончил ей на лицо.

Я испустил долгий, медленный выдох полного поражения. Куда, черт возьми, мне теперь идти? Могу ли я отнести эти фотографии хорошему адвокату? Подать ли мне на развод? Неужели я пойду к ней на работу, ворвусь в ее кабинет и буду кричать на нее?

Или мне найти этого парня и выбить из него все дерьмо монтировкой?

Эта мысль была удивительно привлекательной.

Я двигаю мышью и пытаюсь закрыть окна, но нажимаю не на ту часть. Еще одна картинка увеличивается прямо на экране. Юля стоит на коленях, глаза блестят, губы обхватили его массивный мужской орган. Я почти слышу, как из ее горла вырывается приятный стон. Я вижу восторженную страсть на ее лице.

Она знает, что это неправильно, что не должна сосать член этого мужчины, но ничего не может с собой поделать. Она хочет его.

Во мне что-то шевелится. То, что я никогда не ожидал почувствовать в такой момент.

Мое мужское достоинство вздрагивает. Он шевелится, вспыхивая, наполняясь и пробуждаясь, когда моя кровь закипает.

— Какого хрена? — говорю я, глядя на свой пах в зачарованном ужасе, чувствуя, что моя память предает меня. Я смотрю на экран, на улыбающееся лицо Юли, на толстый член, раздвигающий ее красивые рубиновые губы и погружающийся в ее рот.

Мой член начинает напрягаться. Я знаю это чувство очень хорошо. Я хорошо знаю свою эрекцию с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет, когда я увидел, как соседская дочь загорает на заднем дворе. Я точно знаю, что мой шевелящийся, пробуждающийся член пытается сделать. Мне становится тяжело смотреть на образы моей изменяющей жены-шлюхи.

— Бля! — я говорю так, как будто это единственное слово, которое я знаю. Я снова встаю и хожу по комнате, не находя себе места, не в силах ни думать, ни оставаться на месте.

Я должен быть уверен. Я должен знать наверняка. Ремешок для часов и темная кожа — недостаточное доказательство.

Одна мысль пронзает меня, как молния. Я пробираюсь к ноутбуку, наклоняюсь над столом, не потрудившись сесть, и открываю другую фотографию. Ту, где мою жену трахают сзади, пока ее любовник злорадствует в зеркале.

Мой желудок снова сжимается, когда я изучаю изображение, выжигая каждую ужасную деталь в своем мозгу. Лицо моей жены в отражении, оно искажено страстью, ее выражение не похоже ни на одно, знакомое мне до этого момента. Ее плотные розовые интимные губы растянулись вокруг члена, который вторгается в ее влажную вагину сзади, его толстый оливково-коричневый член скользкий от ее похоти. Я пытаюсь отвести от него взгляд, но не могу. Растянутая киска моей жены и массивное мужское достоинство ее любовника будут жить в моем мозгу до самой смерти.

Я заставляю себя сосредоточиться на той части, которую хочу увидеть. Его торс, обнаженная грудь, выточенная и подтянутая, в отражении. Лицо, скрытое вспышкой фотоаппарата. Я пытаюсь представить его лицо. Мне видится его улыбка. Смотрит прямо на меня. Смеется надо мной. Издевается надо мной. — «Эй, чувак, я трахаю твою жену так, как ты никогда не мог бы!»

Урод!

Я поднимаю сжатый кулак, готовый разнести чертов ноутбук на куски, но сдерживаюсь. Я заставляю себя дышать и сосредоточиться. Успокаиваюсь. Злость не поможет. Уничтожение второго компьютера ничего не решит. Я изучаю татуировку на его боку, широкую, взаимосвязанную серию запутанных линий, как колючий символ какого-то племени. Может быть, это слово, но оно искажено углом фотографии, отраженного в зеркале, поэтому текст мне не понятен.

Но эта татуировка — ключ к разгадке. Я в этом уверен. Если я смогу доказать, что у нашего фотографа была такая же чертова татуировка, тогда я буду точно знать, что это он трахал мою жену. И что потом? Если я узнаю, что он трахал Юлю на нашей свадьбе, что я буду с этим делать? Смогу ли я отомстить ему? Разведусь ли я с ней? Будут ли эти фотографии представлены скучающему, отстраненному адвокату на каком-нибудь слушании через год или два, в то время как я смотрю вниз на свои ноги и игнорирую пронзительный клинок униженной боли, который снова пронзает мое сердце?

Я не знаю.

Единственное, что я знаю наверняка, это именно то, что я должен знать. Я захожу в интернет и пытаюсь вспомнить имя парня или его сайт. Это занимает у меня несколько минут. Сквозь туман прошедших лет я вспоминаю нашу первую с ним встречу. Красивый мужчина. Добрая улыбка. Крепкое рукопожатие. Возбужденно слушал наши идеи. Увлеченный фотографией. Все твердил Юле, как прекрасно она будет выглядеть на его фотографиях. Сидел рядом с ней, когда мы просматривали его альбом. Коснулся ее бедра раз или два. Немного поправил волосы в качестве расположения. Как же я, блядь, не предвидел этого?

Я зажмуриваюсь и выталкиваю все это наружу. Все, кроме той первой