Откровенно говоря

Её зовут Мира. Мира Кирилловна Белоусова. Женщина сорока лет. Мать одиночка.

Это я про действующих лиц.

Так вот. Мира работает преподавателем истории искусств. Где? Да не важно… У неё специальность такая - искусствовед. Не очень денежная, двадцать восемь тысяч в месяц. Иногда попадаются подработки репетитором. Правда, не часто, и сезонно.

Но Мира была довольна. С её нетребовательным сыном и собственным аскетичным характером ей вполне хватало.

Сын Артем, которого мать ласково называла "Тёма", учится в Кутафинке, на юриста. И четыре часа в день подрабатыватывает сотрудником архива в том же университете. Двенадцать тысяч. Не особо разгуляешься. Но это - оптимальный выбор, так что…

Можно сказать что, он очень удачно устроился. Живут они на Ольховском, и до места учёбы (и одновременно - места работы) можно элементарно, за десять минут дойти пешком. А сама Мира ездит на работу на машине покойного мужа, до Резервного проезда.

Живут она вдвоём с сыном, в трёхкомнатной квартире. После отца осталась квартира, машина и неплохие сбережения.

Куда делся отец?

А его убили. Застрелили в шестом году. В апреле.

Как она его просила - не связываться с этими нерусями! Нет, не послушался. Оставил Артёма сиротой.

После смерти Алексея Артёмовича приходили какие-то тёмные личности, требовали денег. Но Мира подключила свои связи, вплоть до депутата госдумы Кобзона, и их оставили в покое.

Так они и живут. Не богато, но и не бедствуют.

Артём, в восьмилетнем возрасте тяжело переживший смерть отца, как-то замкнулся в себе. Он рос тихим и спокойным пацаном. Ни в школе, ни в универе, друзей у него особо не водилось. Девчонками он как-то не интересовался. Учился, работал, свободное время проводил с компьютером и с матерью.

Мира уж было думала, что он того… Нетрадиционный. Она осторожно поговорила с сыном на эту тему и ужаснулась.. .

Нет, не его половой ориентации…

Как бы это объяснить…

Её убило слишком взрослое, даже старческое мировоззрение сына. И её неосведомлённость в его жизни, в жизни самого родного человечка.

Она совершенно не знала юношу, с которым рядом живет.

Они редко говорили с ним по душам. Да что там "редко"! Никогда не говорили. Мира упустила взросление сына.

Учится ребёнок на "хорошо", не шкодит, не хулиганит. Вечерами - дома. Чего ещё, вроде, надо?

А тут прикоснулась к холодному и точному разуму. Видимо в результате детской травмы, связанной с потерей отца, у парня что-то стряслось с эмоциями.

Тёмка не плыл по течению жизни, он целенаправленно рулил к одной, известной только ему, цели.

Оказывается, у него вся жизнь заранее распланирована, и каждый год расписан чуть ли не по дням.

Например - жениться он планировал в двадцать первом году, когда ему стукнет двадцать три, и он закончит универ…

Ещё, оказывается, у него уже есть договоренность с компанией "Регионсервис", и по окончании университета его готовы принять на работу. Благодаря успехам в обучении, и по рекомендации кто-то из руководства Кутафинки.

Мать, сказать честно, ни сном ни духом, не знала ни о планах, ни достижениях сына.

Накормила, напоила, спать уложила, спросила - как дела Тёма? Получила ответ - нормально. И всё.

Здоров, спокоен, денег не просит, ну и хорошо.

Правда, последнее время, для того, чтобы перед уходом на работу поцеловать сына в щёчку, Мире приходилось вставать на цыпочки, а сыну наклоняться. Но это же не повод волноваться. Скорее радоваться надо. В покойного деда пошёл.

Тот (тоже Артём) был под два метра ростом. Умер через три года после смерти единственного сына. Будь жив Алексей, дед может быть и дольше бы пожил, но не судьба…

Вот такая семья. Тринадцать лет без мужика в доме. Тёмка, конечно, старался помогать матери всем, чем мог. Но…

Сорокалетие матери отпраздновали тихо, по-семейному. Мать, сын, две подружки матери по художественной школе, да две бабушки. Отцова мать, старушка восьмидесяти лет, и Мирина мама шестидесятидвухлетняя, отлично сохранившаяся, женщина.

Пили мало. Так… Две бутылки шампанского на всех.

Тёмка впервые праздновал в компании с матерью. Не то, чтобы считался маленьким для "серьёзной" гулянки, он сам особо не рвался. Ему лучше бы за "компом" посидеть, да почитать бы что-нибудь интересное и полезное. Но сегодня пришлось разливать шампусик, и говорить тост.

Он встал и сказал коротко:

— Мама, я тебя люблю, и никогда тебя не брошу и не обижу.

Вручил ей подарок, - браслет из золотой цепочки с вензельной буковкой "М". Объяснил, - "М" значит "Мира", и одновремено "Мама".

И всё.

Именинница пожурила сына, за такой дорогой презент, потом всплакнула. Но быстренько успокоилась и начала рассказывать присутствующим дамам о том, какой оказывается молодец у неё сын.

"Тут включили радиолу". Ага.

Ну, не радиолу, конечно, а проигрыватель "компактов".

Все дамы, за исключением восьмидесятилетней Анисии Ивановны наперебой потянули Артёма на "танцпол". Самое интересное, что все женщины были ростиком Артёму подмышку. Он так весь вечер только и видел их макушки. Затанцевал дам до употевания.

Только Мира не сдавалась, и ещё минут двадцать, после того, как все повалились на софу отдышаться, топталась с сыном под завывания Демиса Русоса.

Наконец компания натанцевалась с единственным кавалером, допила шампанское, съела всё вкусное, что было на столе, и обсудила все женские темы. А именно: - наряды, подруги, дети, беременности, аборты, роды и, самое главное, - все мужики козлы.

И потом Артёмка развёз замечательно отдохнувших дам на отцовой машине по домам. Всех, кроме Анисии Ивановны. Бабулька сомлела и уснула прямо в зале на софе.

Наконец он присоединился к матери, чтобы помочь ей убрать последствия "безудержного разгула" - положить посуду в кухонную раковину, остатки в холодильник, объедки в помойное ведро, скатерть в стирку. Всё!

Мира подняла свекровку, застелила софу простынью, раздела бабушку, дала ей подушку и накрыла одеялом… Управились только к половине первого ночи.

Хорошо - завтра суббота, Мире рано не вставать. Она на пятидневке.

А Артёму не привыкать. Частенько засиживается за "компом" допоздна.

Да и то сказать - не каждый же день Мира устраивает себе маленькие праздники.

Улеглись спать, каждый в своей комнате. Только сон не шёл.

Мира ворочалась в темноте. Ей, несмотря на лёгкое опьянение, заснуть не удавалось.

Из Тёмкиной комнаты монитор отбрасывал мерцающий свет на стены коридора.

Она вздохнула, вылезла из постели и побрела в комнату Артёма.

Подошла со спины, обняла, прижалась, чмокнула в висок.

— Чего не спишь?

— Не знаю. Не спится что-то…

— Мне тоже. А что делаешь?

— Да с Саньком треплемся.

— Может завтра не пойдёшь на учёбу? Отоспишься…

— Не мам, завтра обязательно надо быть. Завтра тема - правовые проблемы франчайзинга. Я не могу пропустить. Ты не волнуйся, я с субботы на воскресенье отосплюсь.

Мира так и стояла, обхватив сзади сына, прижавшись к широкой спине, и положив голову ему на плечо. Сказала грустно и задумчиво:

— Да… Вот уже и сорок. Совсем старуха…

— Мам! - перебил Тёма, - Ну какая же ты старуха? Ну? Ты посмотри на себя в зеркало. Ты молодая, красивая женщина…

— Ой, сыночка, не льсти. Я уж знаю, что годы пошли на закат. Как-то я всё пропустила…

— Что всё? - удивился Артём.

— Любовь… Поклонников… Счастье.

— Мам… Ты прости меня, - ласково приклонился сын щекой к её плечу, так, что в душе у Миры потеплело, - Это же ты из-за меня, так замуж и не вышла… Прости.

Мира обхватила сына ещё крепче.

— Тёмушка, мне тебя не за что прощать. У меня есть ты, и в этом моё главное счастье…

Артём нахмурился, посмотрел в лицо матери снизу вверх:

— Слушай, мам, а найди-ка ты себе мужика. А?

— Ох, Тёмка, да кому я нужна?

— Но-но. Как это "кому"? Да такой женщине любой будет рад.

— Ой, Тём, не собирай. Какой это - "такой"? Я уже всё… Второй сорт.

Сын даже всерьёз обиделся:

— Как это второй? Что ты такое говоришь? Ты у меня красавица. Всё что надо - у тебя на месте, всё при тебе. Всё там, где нужно - в полном порядке. Так что ты это зря, мам. Очень зря.

Он взял руку матери, поцеловал её ладошку, а потом приложился к ней щекой.

— Спасибо, сынок. Спасибо, что поддерживаешь меня. Но я-то знаю, что ты мне просто льстишь.

Артём аж встал. Повернулся, посмотрел на искренне огорчённое лицо Миры. Покачал удручённо и осуждающе головой.

— Ну-ка иди сюда.

Он, за руку, подтянул мать к шкафу с зеркалом до пола.

— Смотри. Что ты видишь?

— Тетку в ночной сорочке - хмыкнула мать.

— Погоди…

Тёма включил верхний свет.

— Смотри внимательней… Как думаешь, когда мужик впервые видит женщину, на что он обращает внимание?

— Ну… На макияж, на причёску, на лицо…

— Нет. Абсолютно неверно. Он смотрит на… На совершенно противоположную часть тела.

— На попу, что ли?

— Именно. И там у тебя всё в порядке, уверяю тебя. Да и лицо…

Он подтащил мать ближе к зеркалу.

— Смотри. У тебя большие, просто огромные глазищи. Очень красивые. У тебя прямой ровненький носик, правильные, яркие губки и симпатичный овал лица. Видишь?… У глаз немного морщинки, так это придаёт пикантности женщине.

Мира молча, удивлённо смотрела на своё отражение.

— Идём дальше, - деловито продолжил сын.

— Шейка. Она у тебя длинная, как у балерины. У других женщин голова сидит прямо на плечах, а у тебя нет. Это красиво. Это очень красиво…. У тебя ровные, круглые, очень женственные плечики и красивые руки. Такие плечи наверняка приятно целовать.

Мира изумлённо и несколько обиженно посмотрела на сына, он говорил очень лестные вещи, но, в то же время, оценивал её как лошадь на торгах, по статям.

Ошарашено хмыкнула. А сын продолжал:

— Твоя грудь…

— Так. Стоп, Тёма. Про грудь не надо.

— Почему?… - удивился Тёмка. - Мам, мы с тобой взрослые люди. Мы с тобой самые близкие люди на свете. И, мне кажется, мы можем откровенно говорить на любые темы.

Мира подумала, что если сейчас она скажет - "ну, не на такие же", то разговор просто прервётся. А ей этого не хотелось. Так приятно было выслушивать комплименты своей внешности. В душе от этого разливалось счастливое тепло. И она уступила:

— Можем, конечно… Мне, Тёмочка, иногда, очень одиноко. Ты со мной никогда не поговоришь…

— Ну, мам… Я смотрю, как ты вертишься в жизни, так и не лезу. Думаю - тебе не до меня. Мне тоже, знаешь, иногда… Сильно тоскливо.

Давай сядем, - предложила Мира, - и ты мне расскажешь, какая я… хе-хе… красавица.

— Ну-ка, иди сюда. А стоишь голышом и босиком…

Артём взял с кресла плед и завернул в него мать, чтобы не зябла. Он погасил верхний свет, оставив в работе экран компьютера, и они, в обнимку, уселись на Тёмин диванчик.

Мира хихикнула:

— Мы в детстве с подружками выключали в комнате свет, зажигали свечу и рассказывали друг другу страшные истории. А теперь, вместо свечи - монитор.

Помолчали.

— Ну, говори-говори. Я слушаю, - улыбнулась сыну Мира.

— А на чём я остановился? - нахмурился Тёма.

— На этом… На моей груди.

— А что - грудь? Она у тебя - как у девочки. Ты же сейчас без лифчика, но она у тебя не плоская и не висит. Вполне, такие симпатичные, кругленькие титечки.

Мира полыхнула краской. Такое она и от мужа не слышала, а тут от сыночка. Но не перебивала. Потому, что нравилось. И, потому, что он прав. Грудь у неё, в отличие от подружек такого же возраста, сохранилась великолепно.

— Так меня тринадцать лет никто не тискал, не разминал мои… Эти…Вот и сохранились.

— Хорошо! Ты понимаешь свою красоту!

— Давай дальше…

— У тебя, мамулечка, есть талия.

— Да ты что? - наигранно удивилась Мира.

— Да-да. У многих… У очень многих женщин в твоём возрасте талии нет. Тело - как обрубок. А у тебя, по-другому. Талия всегда подчёркивает грудь и попу. И мужиков это привлекает, как пчёл на мёд. Женщина может быть не симпатичной на лицо, но если у неё такое тело, как у тебя, успех ей гарантирован.

— Привлекает как пчёл? - уточнила мать.

— Абсолютная истина! - поклялся Артём.

— И тебя?

Опа… Артён затупил. Да и сама Мира поняла, что брякнула лишнее.

Но Тёма пересилил своё смущение и признался:

— И меня. Мам, ты не обижайся, но…

Он снова перешёл на строгий и официальный тон.

— Для каждого парня, мать образец женственности. И каждый мальчик, всегда влюблён в свою мать.

Мира погладила сына по плечу.

— Я знаю Тёма. Я же педагогику учила. Только я всё время забываю, что ты у меня не только мой ребёнок, но и мужчина. Прости. Я не смогла воспитать тебя без отца так, как положено…

— А чем же я плохо воспитан? - ухмыльнулся Артём.

Мира недоуменно пожала плечами…

— Не волнуйся, мам. Ты правильно меня воспитала. Всё правильно.

Мира прислонилась к сыну, прижалась к нему, положила голову ему на грудь. Внутри потеплело. Возникло ощущение покоя и умиротворения. Так бы и сидела, приникнув к сыночку всю жизнь.

— Ты такой мускулистый…

— Так в Кутафке есть ФОК, там и тренажёры. Я частенько там зависаю.

— Да… - всхлипнула Мира, - разве я когда-нибудь думала, что буду сидеть, прижавшись к совсем взрослому сыну и говорить с ним о моей груди.

— Но это случилось. И это, по моему мнению, хорошо.

— Говорить о груди?

— Вот так сидеть и чувствовать, что я твой сын а ты моя мама… Ну, и говорить о твоей груди, тоже.

— Мне кажется, это немного неправильно.

— А мне кажется, это правильно, что мы так свободно разговариваем, - откликнулся Артём. - Мне продолжать?

— А давай, - потешила Мира свой маленький азарт и маленькое любопытство.

Что ещё сын может сказать приятного? И даже, немного, сладко-тревожащего.

— Так… Талия… Это я сказал. Теперь попа.

Мира напряглась. Приготовилась к чему-то. К чему, непонятно.

А сын очень серьёзно разглагольствовал:

— Вот какая попа должна быть у женщины? Большая - да. Круглая - да. Гладкая - тоже да. Но это не всё. У попы должна быть длинная… М-м-м… линия, между ягодицами. Понимаешь? Мне, например, не нравятся кургузые девичьи попки, у которых эта линия кончается возле копчика. Какая-то недосказанность во всём этом.

Мать хохотнула:

— Ну, ты у меня философ. Ценитель поп…

— А что. Это же правда. Для того, чтобы эта линия поднималась высоко, нужно иметь большие и крепкие ягодицы. Как у тебя. Ты их тренируешь?

— Нет, как-то. Не до тренировок.

— Значит от природы у тебя такая красота.

Мира выскочила из пледа, подошла к зеркалу, повернулась спиной.

— Тём, включи свет.

Артём щелкнул выключателем, подошёл к матери.

Та приподняла ночную рубашку и слегка сдвинула вниз трусики. Посмотрела на отражение.

— Действительно. Никогда об этом не задумывалась.

— Постой так. Обрати внимание на ножки. Как гармонично они сочетаются с попой, и как стройно они выглядят.

— Ну не знаю, - засомневалась Мира.

— Вот смотри. Вот отсюда, - Тёмка похлопал мать по тазобедренному суставу, - и вниз, нога должна идти по ровной линии, без всяких выступов или углублений. И бедро должно быть не слишком толстым, и не слишком тонким. Тогда это красиво. Да.

— Прямо вот так, - Мира провела ладошкой, обозначая плоскость.

— Снаружи, вот прямо отсюда - и вниз. - указал Тёмка. - А внутри, между ногами, чтобы можно было только-только просунуть линейку. Это идеал… Ну и прямота ног тоже имеет значение… А в общем плане, твоя фигура, в форме груши, идеальна для женщины.

Мира тихонько напела:

— Ах, какое блаженство, знать, что я совершенство, знать, что я идеаааал…

Тёмка развернул её лицом к зеркалу.

— Повернись-ка передом. Так… Смотри. Промежность не должна быть плотно зажата ляшечками. Но и не должна оставлять между ног, ворота, как у дойной козы. В этом треугольничке должен быть виден маленький-маленький просвет. Вот это - красиво. Это говорит о хорошей физической форме дамы.

Мира покраснела, быстро закуталась обратно в плед и плюхнулась на Тёмкино ложе. Про красоту её промежности она даже и помыслить не могла. А тут такое откровение.

Помолчала. И грустно выдала.

— Уговорил. Я почти Венера Милосская. Вот только толку от этого. Всё равно я никому не нужна.

Внезапно для самой себя она разоткровенничалась:

— Знаешь, Тёмка, как тяжело без мужика? Прижаться не к кому, вот так как сейчас.

Сын удивлённо посмотрел на мать.

— А я?

— Ты - сын. А женщине нужен мужчина. Ну, ты же взрослый человек, ты же понимаешь… Женщине нужен мужчина.

— Ах, в этом смысле… Ну да, обязательно нужен. Без мужчины у женщины портится характер и страдает здоровье.

— Вот и я про это… А кругом одни женатики. Я ведь не могу, не имею права разрушать чью-то семью… А кто не женат, те - то алкаши, то бездельники, то вообще какие-то недотёпы…

Она тяжко вздохнула.

— С молодыми мальчиками… Мне студентики намёки делают. Ну, такие… Осторожные. Только я же не девочка, я всё вижу и всё понимаю.

— Ну! - обрадовался Артём. - Вот!

— Что "вот"? Загулять с пацаном? Не говори ерунды… Тёма, они же твоего возраста. Как можно?… Да и, эти молоденькие жеребчики, язык за зубами держать не умеют. Зачем мне такая слава в институте? В общем, с этим делом плохо всё…

— Мам, так ты, за тринадцать лет, что?… Ни разу?

— Ох Господи! О чём мы говорим… Ни разу сыночка. Ни разу.

— Но это же вредно!

— А что сделаешь? Терплю…

Артём рубанул:

— Я куплю тебе искусственный… Этот… Член… Да.

Мира отшатнулась от сына. Уставилась на него. Внутри бушевала буря чувств. Возмущение сыновьей откровенностью уравновешивалось благодарностью за заботу о ней.

И ещё её волновало и смущало маленькое сексуальное возбуждение от этого разговора. Но всё равно - это было неправильно.

С полминуты они молча смотрели друг на друга. Пока Артём не сказал:

— Извини, мам. Я вроде бы лишнее брякнул.

Мать обхватила его в кольцо рук.

— Ладно, сынок. Всё нормально. Я не в обиде…. Это же - правда. Это же - проза жизни… Только не смогу я с этим… С протезом… Это как у покойника отрезать и… - она передёрнулась, - ладно. Чего уж там. Пусть всё как есть.

Долго сидели в обнимку, наслаждаясь теплом друг друга.

Мира даже немного задремала.

— Мам, - вдруг решительно выдал сын, - а давай я тебе полижу.

— Что полижешь? - не поняла Мира.

И тут до неё дошло. Она ахнула, прижала руки ко рту. Резко отодвинулась от Тёмы.

На этот раз молчание длилось больше минуты. Мать таращилась на сына, а тот обеспокоенно разглядывал её эмоции.

— Тём, ты!… Разве это можно?!… Это же негигиенично!… И вообще!… Ты мой сын!

Тёмка, здоровенный мужичина, опустил глаза и, не глядя на мать, как-то по-детски буркнул:

— Ну конечно! А жить без оргазма тринадцать лет - это нормально! А застой в тазовых органах - это нормально! А плохое настроение от недостатка этого… Близости - это нормально!

Повернулся к матери.

— Мама, я же беспокоюсь за тебя. За твоё здоровье. Мастурбатор ты не хочешь… Тогда это самое малое, что я могу для тебя сделать… И ничего негигиеничного в этом нет.

Мира несколько затупила.

— А как же?… Как я могу?… Ты же не можешь…

Наконец выдала нечто вразумительное:

— А ты что, уже так делал?

— Делал.

— С кем?

— С Иришкой. Ей нравилось.

— Кстати, а где она сейчас? Почему не приходит?

— Она с родителями в Калининград уехала.

Снова надолго повисло молчание.

— Ох, Тёма, у меня от твоих разговоров, мозги вразнос.

— Подумай, мам. Мне кажется это хороший выход. Можно сказать - оптимальный. Не воспринимай это как… Как блуд. Это будет просто лечение.

— С одной стороны - да, - объясняла мать, - а с другой, ты же мой сын. И языком меня… Нет для меня это неприемлемо. Господи, - Мира схватилась за голову, как будто уже согрешила, - как я тебе в глаза буду смотреть?!

Она долго со всхлипом вздыхала и охала.

— Мам, ты боишься?

— Конечно боюсь…

— Чего ты боишься?

Вопрос остался без ответа. Тогда Артём начал размышлять сам:

— Ты боишься, что после этого я перестану тебя уважать. Или ещё хуже - начну тебя презирать. Не будет этого. Вон, Ирку я ещё больше любить стал….. .Если ты боишься, что кто-то узнает и осудит, так знаешь… Другим об этом знать совершенно не обязательно. Это наше, внутрисемейное, дело, и оно никого не касается. Никто, ни одна живая душа, не будет знать. Тогда чего ты боишься?

— Тёма! - рассердилась мать, - Я женщина. Мне положено бояться. Вот я и боюсь.

Потом обеспокоено поинтересовалась:

— А как это вписывается в твою долгосрочную программу? Это не нарушит твои планы?

Артём обнял маму, чмокнул её в макушку.

— Всё в порядке, мам, всё под контролем. Ладно, думай. Я тоже буду… Может что-то другое придумаю.

Снова долго сидели молча. Мира не выдержала:

— Тёма, а расскажи своей тёмной, необразованной матери - как это происходит?

Тёмка поднял брови, пожал плечами.

— Ну, как… Женщина ложится на кровать. Поперёк. Попкой к самому краю… Снимает трусики… Я становлюсь у кровати на колени и приближаюсь… Ну…

— К промежности, - подсказала Мира.

— Ну, да… Она раздвигает ноги и кладёт ступни мне на плечи. Вот такая поза.

— А дальше?

— А дальше парень делает всё что хочет.

Мать насторожилась:

— И кусает?

— Ну… Покусывает. А так - губами, языком, иногда - пальцами.

Артём вспомнил:

— А мы с Иришкой ещё так делали - она ложится на бочёк, одну ножку приподнимает, чтобы я смог достать… А я, тоже лёжа, её… Обрабатываю. Хоть спереди пристроюсь, хоть сзади.

— Да… Как методика-то предохранения от детей продвинулась.

— И техника тоже.

— Ты имеешь в виду… Эти?… Резинки?

— Да. И их тоже. А ещё есть поза, называется 69. Но я её никогда не пробовал.

Мать посидела в задумчивости, уставившись в экран с заставкой, посопела.

— Ну, спасибо, сынок. Просветил.

— Да чего там. Ты главное - постарайся понять - приемлемо это для тебя или нет.

— Ну, не знаю. Честно сказать, я бы предпочла просто по нормальному…

— Если ты захочешь, то можно и по нормальному. Воспримешь это как врачебную процедуру.

Мира подскочила, глаза как блюдца, грозно рыкнула:

— А вот об этом даже и не думай.

Артём спокойно смотрел на неё снизу вверх и печально улыбался.

— Мам, ты сейчас такая смешная. Напуганная и разъярённая. Посиди ещё со мной минутку, да я уже спать лягу.

Мира ещё долго сидела, прислонившись к сыну, пока тот не задремал.

Потом встала, освободилась от пледа, поцеловала Тёмку в щёчку.

— Мда… Задал ты мне задачку.

И пошла в свою комнату. Спать.