На исландском острове Папей было одно питейное заведение. Нельзя сказать, что местные рыбаки туда ломились, но в субботу там было не протолкнуться. А все потому, что там выступала Мари…

Заведение было маленьким, хозяин Ингвар Расмуссон собирался расширяться, даже завез с материка стройматериалы, но пока в зале было всего десять столиков и небольшая сцена. И раздевалка со шкафчиками, потому что в зал пускали только обнаженных. Бородатые рыбаки, смущенно покрякивая, вешали в шкафчики свои куртки и шляпы и шли в зал, подталкивая друг друга. А на сцене уже стояла настоящая кровать с постельным бельем, рядом столик с приспособлениями и смазками.

Ровно в десять вечера появлялась Мари. В обычных джинсах, кофте или блузке в обтяжку. В общем, ничего особенного, короткая стрижка чуть ниже ушей, приятное круглое лицо и, собственно, все. Да, еще грудь, большая, но не громадная. Сначала она просовывала голову сквозь штору, отделявшую сцену от кулисы, оглядывала зал и приветственно пахала всем рукой. За первыми столиками обычно сидели подростки, и именно они отвечали ей: «Добрый вечер, Мари!», и сразу начинали онанировать. Степенные отцы семейств прятались в тени у стены напротив сцены, но и они брались за члены, потому что Мари уже шла к своему ложу обычной походкой, без всяких виляний бедрами, как ходят секретарши в порту. И не всегда на высоких каблуках. Иногда в простых туфлях-лодочках или в домашних тапочках с помпонами. Затем она, не торопясь, раздевалась, снимала юбку, рубашку или те же джинсы, блузку или майку, и все аккуратно складывала на столике рядом с гелиями и вибраторами, батарейными или с питанием от сети. Про нее поговаривали, что она – все еще девственница, потому что Мари никогда не погружала ни пальцы, ни дилдо внутрь, между толстых губ, поросших редкими светлыми волосами. Сколько ей было лет? Если навскидку, то немного за шестьдесят. Не юная звезда стриптиза, это точно!

Ее белье совсем не было каким-то эротичным. Самое простое, какого было полно в ближайшем магазине. Она его снимала простыми движениями, словно собиралась принять ванну, и укладывалась щелью к зрителям. И клала на нее ладонь, часто закрывая подробности. А зачем, ведь все знали, что там у женщин, знали и бородачи, и горячие подростки, которым обсуждения увиденного хватало на целую неделю. И тем не менее все напряженно ждали, когда Мари начнет движение рукой вверх-вниз по щели или будет гладить клитор. Они даже делали ставки на то, что она будет делать. Ставки принимал хозяин Расмуссен, записывал в блокнот, а выигравшие угощали всех. Но Мари часто обманывала зрителей ее простого бурлеск-шоу. Иногда она просто крепко сжимала ноги, и так лежала, пока не начинала сдавленно кричать от оргазма. Потом разводила ноги, вытирала салфеткой мокрые губы и отдыхала, обмахивая бумажным веером красное лицо. И начинала снова…

Если возле подростков пол уже был залит спермой, Мари вставала с ложа, брала швабру и энергичными движениями полных рук вытирала выделения, окружающие вдыхали ароматы ее тела и смотрели на ее полные груди, колыхавшиеся при каждом движении. И никто не смел до нее дотронуться, потому что нахалу грозило немедленное выдворение на мороз без одежды, которая выкидывалась ему вслед только минут через пять.

После наведения «полового» порядка Мари снова укладывалась на кровать и продолжала свое шоу. После сжатия половых губ бедрами она обычно онанировала их рукой, всё убыстряя движения. Вторая рука не трогала ни сосков, ни лобка. Чаще всего она просто висела, бессмысленно шевеля пальцами, или хватала что-то невидимое из воздуха в момент наивысшего удовольствия. Затем Мари снова вытиралась салфеткой и несколько минут отдыхала. Потом переходила к вибраторам.

Мари любила вибраторы. Обычно она использовала несколько, а иногда обходилась одним вибромассажером для тела с полукруглой головкой, своим любимым. Иногда она прикладывала его к заметно выступающему клитору, иногда – к губам и сжимала бедрами. А иногда ложилась на него лобком, но зрители кричали, что ничего не видно, и Мари послушно переворачивалась на спину. Конечно, она могла бы получить удовольствие и в одиноком номере на втором этаже, где проживала, вероятно, она так и делала, но толпа самцов со стоячими членами ее возбуждала больше, чем лицезрение потолка над головой.

Как-то за вечер она оргастировала чаще, чем обычно, краснела и обмахивалась раз семь или восемь, сильно устала, и Расмуссон после окончания шоу лично отвел ее в номер. Утром она не вышла к кофе с горячей булочкой, и хозяин поднялся на второй этаж, где слишком долго шумела вода. Она лежала в переполненной ванне с перекошенным лицом, и Расмуссон позвонил в портовый медпункт. Прибежала медсестра, за ней – дежурный врач, который констатировал инсульт. Был срочно вызван санитарный вертолет, унесший ее, полуживую, на побережье Исландии, а потом – в Рейкьявик. Шоу, конечно, не состоялось ни через неделю, ни через две, ни через полгода. Бизнес Ингвара Расмуссона стал хиреть, а он стал подумывать о том, чтобы поселиться на заброшенном маяке и уйти на покой.

Но месяцев через девять в субботу днем санитарный вертолет прилетел снова, и из него, тяжело опираясь на палку, вышла Мари, похудевшая, потемневшая лицом. Она остановилась и помахала палкой Расмуссону. Он выскочил на крыльцо своего заведения вместе с пивной кружкой, которую протирал в который уже раз, и побежал ей навстречу. Вечером Мари снова вышла на сцену, и толпа почитателей встретила ее оглушительным ревом…