После хаоса и грома на верхней палубе, «мастерская отношений» едва ли не оглушает тишиной и полумраком. Негромкая музыка. Приглушённый мягкий размытый свет оттенка индиго делает лица людей практически неразличимыми. Интересный эффект. И думаю, это сделано специально. Маски в этих покоях уже не нужны. Собственно, все от них тут и начинают избавляться. Хм… Все, кроме Халка и моей мамы. И меня…

Это даже и не комната, а большой огромный траходром посередине, узкие дорожки вокруг него и небольшие мягкие диванчики вдоль стен.

Все уже пьяны, успели довольно «близко» познакомиться друг с другом ещё наверху, а посему какая-то прелюдия не требуется. Никто о ней и не вспоминает. Всеобщее возбуждение бьёт через край, оно едва ли не ощущается воочию в воздухе.

Халк, как и обещался, сразу же утащил сестёр-кошечек и Красную шапочку в дальний угол пещеры, на самый дальний диванчик. Справедливо это или нет, но он сказал, как отрезал, что позволит кому-то прикоснуться к кошечкам только после того, когда сам отведает все их дырочки не меньше чем по два раза. Опять же спорить с ним, или возмущаться, никто даже и не подумал. Не знаю, кому именно из троллей кошечки и Красная шапочка приходились жёнами или подругами, но все тролли, судя по их глазам, были нацелены исключительно на Нимфу.

Уф… Ну, а что Халк там в дальнем углу вытворял со своими пассиями, словами того не описать. Во всяком случае для моего неразвращённого сознания это было едва ли не за гранью самого грязного изврата.

Правда, и Красная шапочка и кошечки-сестрички отнюдь не выглядели несчастными и с готовностью предавались капризам своего хозяина.

Пышную Зомби-Даму Халк милостиво подарил Ларри. Мол, её он уже опробовал ещё наверху. Пышка Зомби совсем не возражал против такого поворота событий, а Ларри уж тем более.

Нет, никто не запрещал Ларри приобщиться к ласкам Лесной Феи или Принцессы Леи. Но там с самого начала намечался жёсткий групповичок, в стиле ганг-банг. И Ларри явно стушевался, застеснявшись подобного развития событий, а мадам Зомби судя по всему была не предрасположена к массовым любовным утехам. Так что эти двое, прямо-таки нашли друг друга, слившись без лишних слов в яростной секс-схватке прямо на полу.

Правда, вот моя мама отчего-то взаимной страстью к полудюжине троллей отнюдь не пылала. И мало того, внезапно для всех она положила глаз на Принцессу Лею. Последняя, кажется, меньше всех ожидавшая такого поворота событий, чуть ли не испуганно скатилась с дивана, когда моя мама тихой сапой, внезапно едва ли не вытряхнула её из коротких белоснежных шортиков. Лея вскочила на ноги, удивлённо взирая на лесную нимфу, а та уже тянула руки к её груди.

Тролли, казалось, секундой раньше уже готовые набросится на обеих женщин, аж замерли, вытянув лица (большинство из них сняли маски) с интересом уставились на развивающиеся события.

— Какая ты вся белая-белая, какие у тебя большие груди! — с восторгом выдохнула моя мама, прижимаясь всем телом к принцессе Лее. Мама попыталась её поцеловать. Но та отвернула голову, красная как рак, она пятится назад.

И… я вижу, что моей маме это очень не понравилось. Я тоже подумал, зная характер своей мамочки, что принцесса поступила недальновидно и неразумно. Моя мама очень не любила, когда ей перечили…

На мгновение Нимфа замерла и, презрительно ухмыляясь произнесла:

— Ах ты, нехорошая девочка… Боюсь, что мне придётся тебя отшлёпать.

Разворачивающаяся картина была довольна интересна и необычна. Во всяком случае настолько, что тролли предпочитали, вытянувшись полукругом, наблюдать за игрой двух женщин, нежели предаться незамедлительному групповому совокуплению.

Принцесса Лея весьма привлекательная голубоглазая женщина лет, наверное, тридцати, со светло-каштановыми волосами и с белой-белой кожей, так разительно контрастирующей с золотым загаром лесной нимфы. Мягкие большие груди, больше, чем у мамы, туго натягивали тонкую ткань её блузки, делая заметными торчащие соски. Собственно, кроме этой блузы, на принцессе из Звёздных войн больше ничего уже и не было.

Насколько я врубался в ситуацию, она была не из тролльей дружной компашки, ни знакомая моих родителей. Случайный прохожий, как и мы с Ларри, на этом празднике разврата.

— Я не знаю… Я не уверена… Я ещё никогда не была с женщиной…, — пятилась принцесса Лея, пока не упёрлась спиной в стену. Она отшатнулась от тонких загорелых пальцев Нимфы, потянувшихся к ней и едва ли не испуганно вжалась в стену.

Мама не удостоила её даже ответом, распахнув её блузу нараспашку. Лея охнула, всем своим видом сейчас больше походя на перепуганную овечку, нежели на гордую принцессу Великого Альдебарана. Одной рукой она прикрывала густую светлую поросль на лобке, другой пыталась прятать мягкие тяжелые груди, но не могла даже полностью прикрыть соски.

Лесная фея нахмурилась и схватила Принцессу за запястье:

— Не дергайся, малышка! Никогда не была с женщиной? Что ж… Значит, тебя ожидает кое-что новенькое! Ты же не хочешь, чтобы эти мальчики за моей спиной расстроились? — её голос лился сладким мёдом. Она вздохнула, — поверь, моя сладкая, нас только это и спасает от их членов, что мальчикам не терпится увидеть хорошее лесбийское зрелище… Ну-ка, покажи мне свое вымя, моя ненаглядная, дай поцеловать свои сладкие соски… Ну, надо же, какие большие! Мммм…

И мама, не обращая внимания на сдавленные стоны Принцессы Леи принялась страстно мять большие розовые соски, щипать и выкручивать их, исступлённо потераясь стройными бедрами о пухлые бедра принцессы, которая в ужасе распласталась по стене и всхлипывала.

Тролли довольно заурчали. Им явно нравилось то, что они видели. Я и сам невольно напрягся, всё это было чертовски реалистично! Неужто моя мама силком склоняет эту женщину к лесбийскому сексу? Правда, в какой-то момент женщины обмениваются украдкой улыбками, что сразу снимает все вопросы. Это очередная игра?

С другого конца комнаты раздался громоподобный блаженный стон Халка. Сестрички-кошки яростно мочалили губами его член, перебирая пальчиками его яйца. Миниатюрная Красная шапочка, уже собственно пребывающая только в одной этой самой красной шапочке, восседала у него на лице, яростно двигая бёдрами.

Мама меж тем откровенно мучила несчастную принцессу, как будто мстила ей за её недавнюю неуступчивость, то тянула свою жертву за соски, то наоборот, с силой вдавливала их в пышную мякоть, при этом жадно вглядываясь в искаженное в истоме лицо. Она словно упивалась властью над своей пленницей. А чуть позже, склонившись, внезапно зарылась лицом в трепещущие раскрасневшиеся от яростных ласк внушительные буфера и начала жадно, иногда прикусывая и сильно втягивая в рот мягкую сочную плоть, сосать соски принцессы Альдебарана. Та только дрожала всем телом и тихонько постанывала.

В какой-то миг, пухлая ножка Леи, подхваченная чуть ниже колена маминой рукой, взлетает в воздух и опускается на мамино плечо. Вряд ли бы в такой позе у принцессы получилось бы долго удержаться на ногах, но мама прижимала её к стене своим телом, жёстко фиксируя в этой неудобной позе. Две обнажённые женщины в объятиях друг друга… При этом одна из них со всей страстью склоняла другую к любовному слиянию. Думаю, не только у меня при виде подобного шоу сладко засосало под ложечкой.

Мама не давала Лее перевести дух ни на секунду. Её проворные пальцы тут же устремились в аккуратный пушок между женских ног, раздвинули мясистые половые губы, проникая в глубину женского естества. И пока её губы и, по-моему, даже зубы терзали нежные груди принцессы, её пальчики нащупали в женской святая святых горошинку клитора, и тут же принялись требовательно теребить его.

Принцесса Лея, уже не в силах сдерживаться, жалобно закричала, дернувшись всем телом, крик перешел в жалкие ритмичные стоны, когда мама принялась методично обрабатывать, тереть и трахать пальцами податливую женскую киску…

Затаив дыхание мужская половина комнаты с восхищением наблюдала, как это ритмичное посасывание и поглаживание приносят свои плоды, превращают принцессу в послушную рабыню лесной феи. И уже скоро, к своему пусть и наигранному стыду, но принцесса уже сама без каких-либо понуканий со стороны хозяйки своей киски теснее прижимается своими грудями к сосущим её губам, между её пухлых ляжек влажно и горячо, а бёдра сами собой бедра всё ритмичнее толкаются навстречу длинным пальцам, безжалостно и неумолимо терзающим её киску. Было решительно непонятно, что здесь игра, а что всерьёз. Но как бы то там ни было, спустя минуту с небольшим, принцесса Лея с протяжным стоном забилась в сладких конвульсиях, вцепившись в плечи Нимфы, практически повиснув на ней. Она кончала, содрогаясь, рыдая и истекая влагой.

Мама, торжествующая и явно довольная собой, победоносно взирала, как принцесса Лея, всхлипывая, сжалась в комок в её объятиях, голая, потная, дрожащая.

— Вот теперь ты хорошая девочка! — прошептала она, — мамочке понравилось, как ты послушно кончила…

Она ласково потрепала её по щеке. И взяв дрожащую принцессу за подбородок мягко приникла к её губам протяжным пылким поцелуем. И в этот раз принцесса Лея не посмела не ответить на мамин поцелуй.

Дальше всё развивается с умопомрачительной скоростью. Общая свалка неизбежна. Каждый желает быть первым.

Собственно, именно моя мама и породила эту свалку, заявив с язвительной насмешкой, что отдастся только одному мужчине, а прочие, мол, пусть довольствуются принцессой Леей.

— Мальчики, я устала…, — капризно надула губки Нимфа.

Её брови вытянулись над маской дугой, сообщая взирающим на неё троллям суровое выражение её лица, но от этого весь ее облик ничего не терял в своем очаровании. В ее больших глазах в прорезях маска можно было прочесть лишь высокомерие и пренебрежение.

Это было несуразно и несомненно обидно господам троллям! Особенно учитывая, что как раз именно в этот момент Халк, выставил в рядок перед собой на четвереньках на диванчике их жён, поочерёдно неспешно и методично раскупоривал их попки своим огромным членом, попутно награждая женские ягодицы громкими шлепками.

Но мама непреклонна. Она сладко зевает и с милой-милой чарующей улыбкой заявляет, что спорить она не намерена.

Ну а дальше… Не помню кто именно, но кто-то сделал первым к ней шаг. Второй ухватил его за плечо и потянул назад. В свою очередь третий отпихнул за свою спину второго.

Небольшой пятачок между дверью и гигантским любовным ложем явно узок и мал для шестерых молодых мужчин, что ещё более усиливает хаос тесной толкотни, разгоревшейся из-за мамы.

Видно с первого раза, что тролли на самом деле давние знакомцы, но почему-то это не заставляет никого из них поступиться. Что это? Азарт? Дружеское соперничество? Борьба царит нешуточная, хоть вроде бы и со смехом и шутками. Во всеобщей сутолоке, каждый тролль за руки, за ноги, за торс пытается оттащить подальше от мамы другого и при этом сам старается протиснуться вперёд. Странно, но все шестеро троллей жаждут именно её.

И мама наблюдает за всем этим с торжествующей улыбкой, вытянувшись на трахадроме и довольно потягиваясь всем телом, словно, кошка. Избалованная капризная кошка. Она взирает, как полдюжины особей мужеского пола борются между собой за право ей обладать. Она даже не пытается скрыть своего удовольствия от этого зрелища.

Иногда, когда кто-то из троллей в общей суматохе привлекает её внимание, зрачки в прорезях маски увеличивались и расширялись, совсем-совсем как у кошки, в них загорался огонь, и мама даже могла себе позволить подбодрить кого-то из троллей или наоборот громко рассмеяться над неудачей другого.

Чуть позже, я ловлю на себе её холодный недовольный взгляд. Этот взгляд подобен уколу иглой. Её губы складываются в пренебрежительную усмешку. На миг, мне даже кажется, что она сейчас плюнет в мою сторону. Я, словно, читаю её мысли. Правда, в данной ситуации сделать это несложно. В её глазах я хлыщ, слабак, который там наверху так и не смог победить её мужа в схватке за её тело и позволил увлечь её сюда, в эту пещеру порока на потеху стае троллей.

Но от этого взгляда я вспыхиваю подобно пороху. Не сексуально. Мой член и без того стоит, что твоя несгибаемая мачта. Но вдруг в мгновение ока, мне становится нестерпимо стыдно, что я так легко отказался от неё, сижу и туплю тут, вместо того, чтобы поверить в себя до конца и сцепиться с троллями в их всеобщей схватке за право обладать телом Нимфы. Эх… В конце концов, теперь-то Халк точно не встанет у меня на пути!

Конечно же, я слабее каждого из троллей. Но меня снова выручает то, что я единственный из всех трезвый, единственный из всех.

Передюжить здоровых молодых мужчин во всеобщей схватке у меня нет ни единого шанса, у меня хватает мозгов это понять, нечего даже и пытаться.

Глаза Нимфы широко распахиваются, когда я залезаю на диван и начинаю готовиться к прыжку. Меня и маму разделяет добрых три метра. И на этих трёх метрах потные разгорячённые тролли ведут свою отчаянную непримиримую борьбу. Мама наблюдает за мной.

Я тщательно выбираю момент. Я понимаю, что второго шанса у меня не будет. И наконец, я решаюсь. Толчок… Один из троллей стоит на четвереньках, его только что сбили с ног. Через миг я на его спине… Он не успевает даже ойкнуть, как я делаю следующий прыжок, на этот раз на плечи второму троллю, который стоя на коленях и ухватив сзади за торс своего собрата по несчастью, изо всех сил оттаскивает его от траходрома. Этот парень чертовски мощный и крепкий. Он даже не прогибается под моим весом. Но мне это только на руку. Ибо ещё один прыжок, и я плюхаюсь на мягкие подушки на траходроме, прямёхонько рядом с мамой.

Позади меня тролли ревут в бессильной злобе. Но плевать, в моих ушах бьют фанфары триумфа.

Мама тоже широко улыбается, явно восхищённая моей хитростью. Вскочив на колени, она даже громко мне аплодирует и весело восклицает мне:

— Браво, браво, юноша!

Через секунду она взвизгнула:

— Ах! Робин!

Это потому, что я бросился на маму, аки оголодавший зверь. Возбуждение било через край, меня уже в прямом смысле этого слова трясло от нетерпения. Мне чертовски тесно в моих подштанниках. Собственно, из всей честной компании, за исключением Нимфы и Халка, я единственный, кто до сих пор пребывает в своём дурацком маскарадном наряде.

А посему, не в силах более терпеть и желая, как можно скорее слиться в любовном экстазе с желанной прекрасной Нимфой, я обхватил её за плечи и опрокинул на спину, нависнув над ней.

Но тут же в мою грудь упёрлась аккуратная женская стопа с ярким педикюром. Большие глаза из прорезей маски взирали на меня гневно и непримиримо:

— Ну, уж нет, Робин Бобин! У тебя уже был шанс обладать мной! Но ты его упустил, жалкий лузер! И второго шанса в этой жизни у тебя не будет! — её голос едва ли не сочился ядом и желчью.

Самое настоящее отчаяние овладело мной. Я силился что-то сказать ей, умолять её о милости, но в горле встал ком.

— Мальчики! — не давая мне времени объясниться, громко воззвала к троллям мама, — вышвырните-ка этого сосунка долой из нашей пещеры!

Она капризно надула губки и язвительно посмотрела мне прямо в глаза:

— Он мне надоел! Я не хочу его больше видеть! — громко повторяет она.

За моей спиной троллячья орда радостно заулюкала. Меня схватили за ноги, потащили прочь от моей богини. Она провожала меня презрительным смехом.

Я сопротивлялся, как мог. Но тролли, облепив меня со всех сторон, подняли меня в воздух и самое большое через пару секунд, распахнув двери обители греха, в прямом смысле вышвырнули меня в коридор.

— Не обижайся, друг, мы против тебя ничего не имеем, но желание дамы закон! — сказал напоследок мне один из них, и тяжёлая дубовая дверь захлопнулась прямо перед моим носом.

Сказать, что я был в ярости, значит ничего не сказать. О, мама! Никогда бы не подумал, что эта женщина, перед которой я всю жизнь преклонялся и души не чаял, как и должно всякому сыну перед матерью, на деле оказалась столь коварной и жестокой.

Я сполз по стене спиной, плюхнувшись на задницу, пытаясь привести мысли в порядок.

Наверное, после того что сегодня я узнал о своих родителях, будет странно утверждать, что на самом деле мы самая обычная семья.

Но всё же повторюсь, мы самая обычная семья.

Марк был младше матери на целых пять лет. И вообще, по жизни они были совершенно разными людьми. Мама всегда вся такая утончённая, манерная и холёная. Даже и не скажешь, что она уроженка нашего захолустью. Но простушкой она никогда не была. А уж для нашей провинции… Но мама никогда не позволял себе стать частью нашей провинции.

Мне кажется, что всё дело в том, что ей так и не удалось воплотить свою мечту и блистать на сценах Бродвея. И этого она не могла простить сама себе до сих пор. Но с другой стороны, одна непокорённая горная вершина, заставлял её искать новую цель в жизни. Амбициозный характер не позволял маме довольствоваться малым.

Насколько я помню, именно из-за своей карьеры они и разругались с моим родным отцом вдрызг, когда мы ещё жили в Нью-Йорке. Отец, в какой-то момент, перестал верить, что мама буквально вот-вот покорит своим артистическим талантом шар земной. А самое обидное для мамы усомнился в том следует ли ему и дальше продолжать кидать налево и направо кучи денег на так называемые «мероприятия по продвижению маминой карьеры». Конечно же, мама не смогла ему простить столь легкомысленного отношения к собственной карьере. А уж зная её норов… Череда скандалов была отцу обеспечена. На этой-то почве они и расстались. Правда, без отца мать осталась у разбитого корыта. Причём настолько дырявого, что пришлось окончательно проститься с мечтами о Карьере Великой Актрисы и вернуться в родной провинциальный городишко. Нет-нет, мой отец всегда хорошо помогал нам, с нетерпением ждал, когда придёт моё время поступать в колледж и я переберусь жить к нему, и посылал приличные суммы на моё содержание. Он даже дал маме денег на её театральную школу. Но вот спонсировать мамину карьеру он более не был намерен.

Марк — так-то из пролетариев. По жизни добряк, грубиян и балагур. Сермяжный, но эстет. В маму он был по уши влюблён ещё со школьной скамьи, когда она ещё возглавляла черлидерш, группу поддержки городской школьной команды по футболу. К слову сказать, именно моя мамочка эту самую группу черлидерш и создала с нуля.

Опять же, после школы Марк пахал на речном флоте простым мотористом и горя себе не знал. По жизни он вообще был спартанцем и умел довольствоваться малым. Но вот когда моя мама вернулась… Марк буквально потерял покой. Но стала бы моя мама жить с простым матросом-мотористом? Да не в жизнь…

Настрой у Марка был боевой, опять же, бойцовские качества у него всегда были на высоте, а денег на заочное образование, это я знаю, дала ему мама. И собственно, встречались они тайком, ибо мама, считавшая себя утончённой светской дамой, откровенно стеснялась отношений с обычным пролетарием. Правда, когда через три года Марк получил диплом, да ещё с отличием, а учитывая дефицит кадров с высшим образованием в нашем городке, то чуть ли не немедленно получил должность помощника бухгалтера в офисе городской рыбной фермы, они сыграли свадьбу едва ли не через три недели.

Да, в нашем городке, моя семья была настоящим олицетворением Настоящей Американской Семьи. Но кому как не мне знать, что это была лишь внешняя сторона медали. Над лоском которой и Марк, и мама трудились, что называется в поте лица. Подозреваю, что и тут первую роль играли в основном амбиции мамы.

Старому Голбси, нашему бессменному мэру, в этом году исполнялось
72 года и баллотироваться на новый срок он больше не собирался. Я знал этот родительский секрет. Через два года, Марк Безупречный (не поверите, но именно так, сначала больше в шутку, а после уже и всерьёз его стали называть и за глаза, и в глаза) собрался выдвинуть свою кандидатуру на пост мэра. И судя по всему, насколько благосклонно относилось общественное мнение нашего городишки к нашей семье, имел все шансы победить.

Город наш, конечно, не бог весь что, но думаю, моей маме такая цель вполне себе могла импонировать, — стать женой мэра. Опять же… Зная мою маму… Хм… Кто знает, быть может через пару сроков в качестве мэра, Марк мистер Настоящий Американец, выставит свою кандидатуру и в сенаторы от нашего штата.

А посему, учитывая вышеизложенное, мало сказать, что я был удивлён подобными тайными развлечениями моих родителей. Мягко говоря, креативный такой способ спустить пар, давая себе отдых от их вечной «игры на публику», да?

Самое интересное, что я и вовсе не был оскорблён в своих лучших чувствах. Хотя несомненно должен был бы. Но нет… Удивлён, это да.

Всё дело в том, что, наверное, у меня давно было ощущение нечто подобного. Смутно, где-то в подсознании я всегда подозревал что-то эдакое. Почему? Да, потому, что и мама, и Марк, да, несомненно, они были хорошими людьми, но также верно, что они ни капельки не были такими правильными святошами, коими выставляли себя перед всем городом.

А в маленьких городишках ты как на ладони. И если ты строишь из себя святошу, то расслабиться не получится ни на минуту. И думаю, — нет, даже знаю, — моих родителей очень утомляла эта извечная игра в Настоящую Американскую Семью. Думаю, конечно же, им просто было необходимо время от времени спускать накопившееся напряжение…

Правда, никогда бы не подумал, что они делают это таким диким экстравагантным способом.

Какое-то время я слонялся по коридорам нижней палубы. Многие двери в «мастерские отношений» были распахнуты настежь. Ну, на этом корабле, как видно, не было принято шибко стесняться случайных гостей. А посему моему взору один за другим представляются все виды пороков рода человеческого на сексуальной почве. В половине из этих комнат греха и разврата меня настойчиво приглашают присоединиться. Каждый раз я колеблюсь, но неизменно отвечаю вежливым отказом.

Это наваждение. Но на всём этом чёртовом корабле есть только одна женщина, которую я вожделею. И никакая другая женщина не в силах пересилить это желание во мне.

Я вернулся.

Дверь не заперта. Хм… Наверное, не стоит удивляться, что на меня не обратила внимания ни одна живая душа. Я наблюдаю за происходящим, привалившись к дверному косяку.

Моей мамочке приходилось сейчас нелегко. Она напряжена, её тело покрыто обильным потом. Грубо говоря, я могу только догадываться, что это моя мама в самом центре трахадрома, ибо мне видны только отдельные части её тела, мелькающие то тут, то там среди сгрудившихся вокруг мамы мужских тел.

Мама в самом прямом смысле этого слова безжалостно стиснута в пыхтящих похотливых тисках из мужских тел со всех сторон. Я вижу её напряжённую спину, скачущую верх-вниз, мама резво прыгала верхом на члене, оседлав одного из троллей. Второй, видимо, уже истомившись в ожидании, как раз прямо перед моими глазами, выпрямился в полный рост перед скачущей мамой и заграбастав её голову, потянул на своё возбуждённое копьё. Мама не стала противиться, скорее наоборот, сразу же сходу, что называется с чувством принявшись с чавканьем с пусканием слюней яростно ему отсасывать.

Третий меж тем пристраивается сзади. Видимо, ожидая отпора, он скрутил ей руки за спиной и неспешно наматывал на её запястья длинную шёлковую ленту, как будто специально припасённую для этого случая.

Мои глаза полезли на лоб.

Мама было дёрнулась. Но не шибко уверенно. Не знаю, быть может, потому что, в такой ситуации физически непросто сопротивляться наседающим на тебя мужикам. Или попросту не возражала. Но так или иначе, удерживая одной рукой связанные сзади запястья женщины, видимо, на тот случай, если вдруг мама всё-таки решится взбрыкнуть, тролль неспешно ввёл свою негнущуюся палку в задний проход практически беспомощной в мужских руках женщины.

Моя бедная-бедная мама. Я моргнул глазами, всё ещё не веря в реальность порнографического реалити, который разворачивается перед моими глазами, что называется в прямом эфире. Лесная фея верхом на одном тролле, а сзади её имеет второй. В бешеном ритме они нетерпеливо, как будто опаздывают на последнюю электричку, трахают её дуплетом слаженным унисоном одновременно в обе дырки.

Тот, что сзади теперь удерживает маму, словно для надёжности, уже обеими руками и, оседлав её сзади аки кобылку, загонял свой член в мамину попку на всю катушку.

Я снова моргнул. Нет, нет, решил я, это женщина не моя мать, осенила меня внезапная догадка. Да и вообще, это не может быть живая женщина. Разве может человеческое тело выдержать подобные истязания?

Воображение торопливо подсказало мне верную догадку. Конечно же, это не мама, это просто кукла, просто чертовски похожая на мою маму. Обыкновенная резиновая кукла для ебли. Которую прямо сейчас используют строго в соответствии с её инструкцией по эксплуатации. Методично дерут во все дырочки, глубоко, насколько позволяют глубины её тела, загоняя в неё несгибаемые вздыбленные члены. И без слов понятно, кукле ни за что не позволят слезть с эрегированных мужских членов. Во всяком случае до тех пор, пока кукла не удовлетворит в полной мере животные инстинкты своих перевозбуждённых хозяев и не выполнит до конца свой функционал спермоприёмника.

Беспощадно зажатая со всех сторон мужским телами, почти раздавленная ими, распятая тройным проникновением, у куклы нет ни единого шанса освободиться. Её стройные гладкие ноги, дабы её хозяевам было более комфортно употреблять свою новую игрушку по её прямому предназначению, широко разведены в стороны. Её киска и её анус немилостиво растянуты стремительно и сердито таранящими её живыми поршнями. Руки скручены и связаны сзади, лишая покорную послушную куклу для ебли даже намёка на возможность дать малейший отпор.

И словно, опасаясь, что кукла вдруг удумает воззвать к милосердию своих обладателей, и заблаговременно лишая её возможности выразить своё несогласие или взмолиться о пощаде, её рот предусмотрительно, что называется по самые гланды, забит мужским членом.

Таким образом, кукла, как то и должно быть, полностью во власти чужой воли. Понятное дело, желания, эмоции, чувства куклы игнорируются. А какие могут быть у куклы желания, кроме желания угодить своим хозяевам? Главная же цель у хозяев куклы, это даже можно не обсуждается, только разрядка собственного накопившегося сексуального напряжения. И судя по тому, с каким пылом они спускают с помощью куклы этот пар, они твёрдо уверены, что сама кукла только и мыслит о том, чтобы полностью удовлетворить все их желания. Она же лишь игрушка в мужских руках, для которых она сейчас не более, чем секс-тренажёр.

И в подтверждение этого, мужчины напрягают силы, выжимая из себя последние соки, обливаются потом, пыхтят в унисон, одновременно втроём методично и размеренно накачивая этот живой тренажёр своими телами, самозабвенно двигаясь к закономерному финишу. Никто из них не сачкует, не позволяет себе передохнуть, каждый из них, словно соперничая со своим спарринг — партнёром в этой сексуальной тренировке, отдаёт себя целиком и полностью размашистой долбёжке естественных отверстий горячего мягкого тела. И уж, конечно, никто из них даже и не думает, как и самих себя, щадить это доступное разгорячённое утомлённое нескончаемым соитием тело, этот негуманно эксплуатируемый в яростном темпе любовный хаб, позволяющий этим троим, должно быть давним друзьям, на какой-то момент превратиться в один цельный об

щий живой организм, двигающийся и дышащий сейчас в едином общем ритме, спаянный общим желанием и целью. Эдакий живой паровоз, собранный из человеческих тел и в качестве топлива использующий секс.

Но, конечно же, это не кукла… Я не в состоянии долго обманывать самого себя.

Но что же тут случилось? Как докатилось до такого? Мой разум рисует мне картину, как разозлённые, распалённые капризами Нимфы, тролли просто навалились на маму всем скопом и принудили её групповому сексу против всякой на то её воли.

Но опять же, разве возможно было бы такое развитие событий в присутствии Халка? Уж кому, как не мне знать, что достаточно лишь намёка со стороны мамы и Халк уничтожит любого, кто хотя бы одним словом обидит его богиню во плоти.

Я ищу глазами своего отчима. В дальнем конце пещеры извивается другой клубок их человеческих тел, с той только разницей, что он в зеркальном отражении: один мужчина и три женщины. Халк точно так же безжалостен с женщинами троллей, как и они с его женщиной. Во всяком случае, дикое безудержное совокупление Халка с жёнами троллей на мой взгляд мало чем отличается от животного соития между троллями и мамой. И опять же, как и моя мама, так и сестрички-кошик и Красная Шапочка не выказывают не малейших обид подобным отношением к себе с мужской стороны.

Лишь мельком я бросил взгляд на Ларри… Такое ощущение, что он только что на износ промчался добрых километров десять. Во всяком случае, он красный как рак, пот льёт с него ручьём, и он дышит так, словно, вот-вот задохнётся. Он лежит на боку, полностью голый, уперев кулак под щёку и с вожделенной улыбкой наблюдает, как прямо перед ним сладко стонут и извиваются в ласках в позе 69 пышнотелые Принцесса Лея и мадам Зомби.

И в какой-то момент я осознаю, недовольных или несчастных в этой комнате нет. Просто, на моих глазах происходит что-то, что я не в силах осознать в полной мере.

Трудно в этом признаться самому себе, но моя мама раздавленная и распятая мужскими телами, старательно подмахивает грубо трахающим её троллям.

Я только сейчас и заметил развалившуюся прямо на полу вторую половину тролличьей орды. Они заинтересованно и даже напряжённо следили за тем, что и как их товарищи по банде вытворяли с моей мамой. Но нет, эти тролли не просто ждали своей очереди. Эти парни УЖЕ отдыхали. Судя по их виду, как будто эти парни только что пробежали марафон, это было очевидно.

У меня так и отвисла челюсть. Значит… Значит… Эта троица мужиков, что сейчас на маме… Это… Хм… Уже вторая смена, так сказать? Или, быть может, третья? Сколько уже раз тролли пускали мою маму по кругу?

Один из отдыхающих троллей, видимо уже успел перевести дух, и кажется, был совсем не против, по его виду, зайти с мамой на следующий круг. Во всяком случае, он поднялся с пола, всем своим выражая нетерпение, забрался на траходром. Он кружил с плотоядным прищуром вокруг стонущего клубка обнажённых тел, явно подыскивая прореху в плотном кольце своих дружков, облепивших маму.

В конце концов, он сдался и принялся вновь терпеливо ждать своей очереди. При этом никого особо не стесняясь, он подрачивал свой готовый к действию член, выжидая любую освободившуюся из маминых дырок. Кажется, ему было наплевать куда именно засунуть в маму свой член.

Скоро к нему присоединились и двое других. Мало того, они даже принялись поторапливать своих товарищей, мол, имейте совесть, не жадничайте. Впрочем, их друзья игнорировали их напрочь, явно уже не имея излишков сил на то, чтобы огрызаться, все силы уходили на маму, а точнее в маму.

Я же с нездоровым интересом следил за каждым малейшим движением моей падшей матери, как живые поршни размеренно выходят и исчезают в глубинах её тела, как мама хоть и задыхаясь от быстрых скоростей этой животной случки, продолжает самозабвенно сосать, как прыгают ее болтающиеся в полном хаосе груди, как всякий раз, когда ей вставляют в задницу, её спина изгибается в глубокой дуге.

Чуть позже, один за другим тролли принялись с громкими стонами финишировать, содрогаясь в самых настоящих судорогах, изливая сперму прямо в маму. Мама же терпеливо и покорно принимала в себя мужские дары.

Но как оказалось для мамы, это не сулило ровным счётом никаких перемен. Если её любовники, выдохшиеся и иссякшие, теперь могли передохнуть, то вот маму уже ожидала новая смена любовников, пребывающих уже в полной боевой готовности с поднятыми копьями наперевес, нервно переминающихся в ожидании с ноги на ногу.

Они уже нетерпеливо оттаскивали за руки и за ноги с мамы своих обессиленных утомлённых товарищей, едва ли не молниеносно занимая рабочие позиции возле этой распалённой растраханной живой многостаночной любовной машины. И моя мама, опять-таки, ни капельки против этого не возражала.

Правда, новая смена забойщиков хотя бы развязали ей руки. Как я понял, мама уже подустала, и ей нужны были свободные руки, чтобы скакать на очередном мужике.

Очень скоро она уже безропотно скакала на новом жеребце. Вся ее спина покрылась испариной, да и темп скачки заметно поубавился, было заметно, что резвости в кобылке поубавилось. Но спорить не приходилось, на деле выходило, что в этой гонке она гораздо выносливее своих любовников. Во всяком случае трое крепких мужиков, только что слезших с неё, сейчас более походили на шахтёров, отпахавших разом две смены и только что выбравшихся из забоя.

На женских налитых ягодицах краснели седы от увесистых шлепков, коими только при мне маму наградили с десяток раз. А грудь покрылась многочисленными следами от засосов и укусов. Её волосы и маска щедро испачканы пятнами спермы.

Тем временем, второй тролль, обхватил её ягодицы и широко раздвинул их в стороны. Я едва удержался на ногах при виде зрелища распахнутого настежь очка моей мамы. А она меж тем по-прежнему не останавливаясь скачет на мужском члене, неустанно машет своей пухлой попой верх-вниз, что отнюдь не облегчает задачу её очередному оккупанту вставить член ей в анус. Бедолага долго тыкается, да всё без толку. По-моему, его это в конце концов выбесило из себя. Окончательно потеряв контроль над собой, с перекошенным от злости лицом, он грубо обхватил маму за бёдра и изо всей силы мощным ударом вогнал в неё свой негнущийся член. Хм… Как будто бил наугад. И попал! Маму так и выгнуло дугой, она закричала, то ли жалобно, то ли наоборот в экстазе. Но это, собственно, было и не важно, ибо в любом случае никто из имеющих её мужиков не обратил на её крик ни малейшего внимания.

А через миг её крик сменился невнятными мычанием, когда ещё один тролль, плотно обхватив её голову ладонями одним махом натянул её рот на своё возбуждённое мужское достоинство. И вот, круг снова замкнулся, моя мама опять полностью всеми своими дырочками оккупирована мужчинами.

Я наблюдаю за тем, как вновь моя мамочка, мокрая и обессиленная, но тем не менее послушно скачущая и стонущая, подгоняемая шлепками по напряжённым ягодицам и болтающимся прыгающим грудям, пущена на очередной замкнутый круг в этой непрекращающейся оргии. И всё это моя мама! Строгая и требовательная директриса в своей собственной театральной школе, красивая женщина, хорошая жена, мать троих детей, общепризнанная утончённая светская львица нашего городка. Та самая, которая этим утром поцеловала на прощание меня в щеку, та самая которая менторским голосом всегда отчитывала меня за слабые успехи или неподобающее поведение в школе, та самая которая мечтала видеть своего мужа мэром города, немножко стеснительная, немножко чопорная, добрая и милая… И сейчас эта женщина позволяла малознакомым особям мужеского пола обходиться с собой как с самой настоящей рабочей шлюхой, рабыней для сексуальных утех без права голоса и выбора, пригодная только для удовлетворения похоти самцов.

А я глазел на весь этот беспредел и чувствовал, как меня изнутри едва ли не рвёт от переизбытка самых противоречивых чувств. Как сын эти двоих я пребывал в полном ужасе от того, как мои родители, оказывается, «весело» проводили время. А как мужчина я изнывал от возбуждения… Пусть всё происходившее в моих глазах было ужасным развратом и распутством, ведь мои родители всегда прививали мне строгую мораль, да и в целом общество в нашем городке было довольно консервативным, но несмотря ни на что, я был возбуждён до не могу.

А ещё была ревность… Дикая и необъяснимая. Я хотел быть с моей мамой. Это Я ДОЛЖЕН был быть сейчас с мамой, а не эти чёртовы тролли! Это на моём члене сейчас должна была извиваться моя мамочка! Всё, это было необъяснимо, не спорю.

Но это чувство затянуло меня полностью, выдавив все прочие, потихонечку разгораясь во мне в необузданную ярость. И возбуждение… Оно-то никуда не делось. Ярость и сексуальное возбуждение. Опасная гремучая смесь…

Я и сам уже не помню, когда именно потерял над собой контроль. Смутно припоминаю, как испуганно и удивлённо вскрикнул тролль, тот что был позади моей мамы. Я обхватил его за плечи и грубо отшвырнул в сторону.

Первое, что подарило мне победу, моя внезапность и стремительность. Ибо никакого плана действий у меня вообще не было.

Я едва ли не сдёрнул голову мамы с члена другого тролля. И крепко обхватив маму за лодыжки ног, рванул её к себе с члена тролля, на котором она скакала.

Второе, что подарило мне победу, — мамины любовники были крепко навеселе, пьяные и обкуренные. А посему, у меня было необходимое время, чтобы, взвалив маму, словно большую куклу, на свои плечи, повернуться лицом к двери и рвануть прочь со всех ног.

И только, когда я умчался по коридору со своей вожделенной ношей на плечах по меньшей мере на добрых два десятка метров, недавние мамины властители опомнились. И это было подобно разорвавшейся бомбе.

— Твою мать! Я урою этого чёртового Робина Гуда! — доносится до меня громогласный рык Халка.

Тролли нестройной толпой припустили за мной по коридору. Но к тому времени я уже успел скрыться за коридором. Думаю, если бы мама удумала бы вдруг брыкаться или сопротивляться, у меня не было шансов уйти от погони. Но она недвижно и безмолвно лежала на моих плечах живым кулем.

— Вот это да…, — только и прошелестела она, — меня украли…

Я снова повернул на т-образном перекрёстке, потом ещё раз… К тому времени, я уже порядком выдохся, мама не то, чтобы тяжёлая, но и лёгонькой её тоже на назовёшь.

В конце концов, вместе со своей добычей я нырнул в тёмный угол, за лестницу пожарного хода.

Я торопливо опустил свой живой трофей на ноги и только тут и понял, почему мне не стоило удивляться тому, что моя дражайшая мама даже и не пыталась сопротивляться своему похищению.

Едва её ноги коснулись пола, как её зашатало. Она неуверенно оступилась, и, наверное, бы, вообще бы упала, если бы не успела облокотиться о стену. Я так и замер, не врубаясь, она такая пьяная или настолько сильно уставшая от безудержного группового траха?

Не без труда она сфокусировала на мне свои глаза и удивлённо надула губы:

— Робин? Ты?

Потом, силы изменили ей, и она плюхнулась передо мной на колени… Снова удивленно снизу-вверх воззрилась на меня и как-то неуверенно опять протянула:

— Робин? Поверить не могу…

Я взял её за волосы, перепачканные чужой спермой и задрал её голову вверх, вглядываясь в затуманенные родные глаза. А она то ли в хлам пьяная, то ли под наркотиками, да вдобавок ко всему и вдосталь затраханая смотрела на меня с широко распахнутым от изумления ртом…

— Робин? — наконец сообразила она, — зачем… зачем… зачем, ты меня украл?

Позади нас, шлёпая босыми ногами, промчались два тролля, на ходу переругиваясь и споря куда же я и мама могли задеваться.

Я приложил палец к губам. Мама опять долго соображала, но потом пьяно кивнула головой. Я перевёл дух…

Моё возбуждение уже било через край. Мне показалось, что моя мама сейчас готова на всё. Не знаю, так это или нет. Но во всяком случае, она даже и не пытается сопротивляться.

Она было сделал попытку, цепляясь за мою руку, подняться с колен. Но когда я рывком, моя рука по-прежнему сжимала её волосы, вернул её обратно на колени, то в ответ на это она только сокрушённо вздохнула и недоумённо подняла на меня глаза. А я другой рукой уже торопливо стаскиваю с себя опостылевшие маскарадные лосины и сжав негнущийся каменный член в кулаке, ткнулся раздувшейся напряжённой головкой в её рот.

Мама, по-моему, опять даже не успела ничего толком сообразить, но, правда, когда я надавил ладонью на её затылок с послушной готовностью открыла рот, пропуская в себя меня. Обняв мамину голову я немом экстазе медленно насадил её горячий рот на свой член…

О-о-о-о… Это невероятно, но я смог войти в её рот до самого конца. Никогда не думал, что такое возможно в реальности, и всегда подозревал, что мифы о глубокой женской глотке — всё это пустые выдумки порнорежисёров, гораздых на всяческие несуразицы. Но теперь, я воочию убеждаюсь, что рот взрослой опытной женщины, это настоящее блаженство. Я чувствовал, как мой раздувшийся конец упирается в её горло. Мать задыхалась, прерывисто дыша через нос, но по-прежнему и не думала сопротивлялась.

А я в порыве блаженства, наслаждаясь ни с чем не сравнимым ощущением, не удержался и прижал на несколько секунд её голову к своему животу. Я прижимал к себе её голову крепко-крепко, так что мои яйца легли на женский подбородок, а её нос уткнулся в волосы моего лобка. Я чувствовал, как под моим давлением, раздувается её горло, как к моим ногам прильнули её полные упругие груди. Сперма едва ли не закипает у меня в яйцах. Но видимо, это всё-таки был перебор, женское тело конвульсивно дернулось несколько раз в рвотных порывах, с которыми, впрочем, моя мамочка успешно справилась. Всё что она могла делать это лишь мычать, потому что я крепко держал её голову, пронзённую едва ли не насквозь моим любовным копьём, в капкане своих ладоней. Но я понял, что ей нужна передышка.

Я позволил её снять свою голову с моего члена. Она шумно задышала, уже как-то осмысленно взирая на меня.

Ну, я не дал ей времени на то, чтобы осмыслить ситуацию. Я физически не был в состоянии долго ждать. Меня едва ли не распирало изнутри. Сейчас мне хотелось одного, трахать этот сладкий горячий рот, до тех пор, пока не наступит долгожданное облегчение. Я снова с силой вогнал весь ствол в рот моей матери и принялся неспешно накачивать её покорный горячий рот короткими толчками. Она только глухо постановила в ответ. Влажные, чмокающие звуки наполнили воздух.

— Чёрт побери, да где же они?!

Я аж остолбенел. Это был голос Халка! Он стоял прямо перед лестницей, как раз позади меня и вряд ли нас разделяло расстояние большее, чем три метра.

Я испуганно замер. Вот те раз! Я посмотрел вниз и торопливо прижал палец к губам. Желание использовать свой член, вместо кляпа, пришло чисто инстинктивно. Да и делов-то, снова обнять её голову ладонями и рывком насадить её рот до самого упора на своё возбуждённое копьё, прижимая её затылок к стене.

— Чёрт… Его знает, где они! — ответил Марку один из троллей, — вот, скотина, испортил ТАКОЙ вечер… Он за ней весь вечер увивался…

Халк ругнулся:

— Твою ж мать… Кто же он такой!?

Мы с мамой замерли. Даже не дышим. Не знаю, почему она так и не подняла тревогу, думаю, если бы хотела, то нашла способ. Хм… Ну, в конце концов, тупо тяпнуть меня зубами за член.

Она смотрела на меня исподлобья… Натянутая по самое горло на мужской член. В её глазах забегали шаловливые искорки. Я не могу ни черта понять, но всё равно, на всякий случай, отпустил её только тогда, когда мой отчим убрался на безопасное расстояние.

Но вот тут-то меня и ожидал сюрприз. Стоило моему члену выскользнуть из маминого рта, она шумно вдохнула, переводя дух, сглотнула, проглотила слюну, и вдруг уже сама, без всякого принуждения, опустила голову на мой детородный эрегированный сверх всякой меры орган. Сомкнув губы на его основании мягким кольцом, затем медленно подняла голову, и снова, широко открыв рот, заглотила весь мой перевозбуждённый фаллос, стараясь дотянуться губами до яичек.

Это… Это… Это было нечто. Но да… Моя мамочка сама совершенно добровольно и самостоятельно принимается насаживаться ртом на меня. Я почувствовал, как её быстрый язычок заскользил по моему вздрагивающему стволу, заставляя моё мужское начало наливаться новой силой. Она причмокивала, облизывая головку, сдавленно стонала, глубоко заглатывая его. Её груди вздрагивали и свободно раскачивались, то и дело касаясь моих ног. Этой был такой кайф… Мои коленки задрожали, я едва не шмякнулся на пол. Мне не в шутку пришлось ухватиться за мамину голову, чтобы удержаться на ногах.

Я громко застонал, уже готовый кончить, но мама вдруг прогнулась и сладострастно застонала, подаваясь назад. Подняв голову и не скрывая похоти, она смотрела на меня с какой-то язвительной усмешкой, сжимая моей член в ладошке, а я смотрел на её пухлые, блестящие губы, только что с такой страстью сосавшие мой член.

Внутри меня всё бушевало. Я был на самой грани. Мама снова приникла ко мне аки к живительному источнику. Я размашисто пихал член глубоко в её рот. Мягкие губы тут же умело и сноровисто заскользили по всей длине моего изнывающего в любовной истоме мужского естества. Её тело всё сильнее изгибалось, она крутила задницей и глухо стонала.

И в какой-то момент, я вдруг осознал, что моя мама была близка к оргазму. Это было неожиданно, но это было, несомненно. Убрав с её лица волосы, я с восторгом смотрел, как мой член скользит между её губ. Он напрягся до предела. И мама, и я всё ускоряли темп. Её ладошка яростно теребила себе между распахнутых в стороны бёдер. Я уже и сам не мог понять, кто тут и кого трахает. Казалось, что этот похотливый жаркий пылесос задался высосать из меня все соки, все-все до самой последней капли.

Немного спустя, её тело задрожало, судорожно задергалось, она сдавленно застонала и замотала головой, плотно-плотно обхватив мой член жаркими губами. Её пальчики добрались до моих яичек… Она приникла ко мне всем телом, словно, врослась в меня.

И я поплыл… Через мгновение я уже спускал ей в рот, выбрасывая струи спермы и ещё глубже проталкивая ствол между её губ. Мать пыталась глотать, но не успевала, задыхаясь в собственном экстазе, и густые потоки, выплёскиваясь между её губ, стекали по подбородку. Я силой подавался ей навстречу с одной только мыслью, загнать свой извергающейся лавой спермы член как можно глубже. Не уверен, что маме легко это удалось, но все мои любовные удары она не выдержала с честью.

Ещё несколько сильных толчков и я замер, чувствуя, как моя плоть пульсирует глубоко в её мягком горле, постепенно теряя твердость.

Её глаза едва ли не сонно закатились… Она медленно снялась с моего члена… Как бы невзначай протерла рукой свой испачканный со смазанной губкой помадой и только что в очередной раз использованный рот. И вдруг посмотрела на меня с лёгким игривым прищуром и блядской улыбкой на губах, на которых ещё блестели следы моей спермы…

— Я удовлетворила ВСЕ твои желания, Робин? Я надеюсь, теперь ты вернёшь меня моему мужу? — она вздохнула, — вообще-то, ты срываешь ему выгодную сделку, милый. Он отдал меня троллям, в обмен на их жён… Как же ему быть теперь?

Не знаю, что это было. Оно вспыхнуло во мне мгновенно, в считанные секунды достигнув мощности ядерного взрыва. Гнев. Просто на секунду перед моими глазами всплыла недавняя картина с мамой в лапах троллей.

Я наградил её увесистой пощёчиной. Нет, не я! Мой гнев! Я, по-моему, испугался не меньше её, когда на её голову мотнулась в сторону, а на щеке заалел след от моей ладони.

— Ты… Ты…, — выдохнула она, задыхаясь.

Но кроме гнева, точно также ядерной бомбой, во мне вспыхнуло и ещё кое-что…

Я рывком поднял испуганную, взвизгнувшую от неожиданности маму на ноги и резко повернул к стене, спиной к себе, и, не церемонясь, толкнул её вперёд. Она только и успела в самый последний момент подставить ладони, чтобы не шмякнуться лбом о стену.

Моя ладонь давила на её затылок, грубо упирая её в стену. Звонко шлёпнув по пухлой наше возращение. Странно, но я даже не вспомнил о Ларри.

Да и Халк готовый задать мне крепкую взбучку за проделку с его женой, был заметно обижен, что мама вдруг вздумала яростно защищать своего похитителя. В итоге, устав спорить, он только озадаченно махнул в ответ рукой, мол, разбирайтесь тогда тут сами, и развернувшись, через миг скрылся в полумраке индиго среди стонущих и совокупляющихся человеческих тел.

Мама ласково мне улыбнулась:

— Извини, но я, правда, устала. Не мог бы ты проводить меня в мой номер? Ну… Или…, — Она махнула рукой на змеиный перепутанный клубок из человеческих тел, — если хочешь, можешь оставаться здесь…

Я ничего не ответил. В смысле, я вообще старался говорить при ней, как можно меньше, уверенный, что мой голос она уж точно опознает. Я только кивнул. Что, конечно же, можно было расценивать двояко.

Мама накинула на себя один из дежурных халатов и взяла меня за руку, отрезая мне всяческие пути к отступлению:

— Нет, нет, я не оставлю моего юного девственника в этом царстве греха… Кстати, ты просто обязан мне рассказать свою историю! Как тебя угораздило попасть на этот корабль? Сдаётся мне… хм… тебе ещё далеко до 21 года! Твоя мама знает где ты? — она откровенно подтрунивала надо мной.

Странно, но оказавшись, в их номере, едва мама скрылась в душе, мной опять овладели мысли о маме… Ну… Как о женщине… Как она сейчас там переодевается, как стоит голая под струями воды, растирая свое уставшее тело. В какой-то момент я даже с трудом подавил в себе желание подойти к двери и зайти к маме в душ. Я вновь думал о ее чудесных спелых грудях, о её теле…

Чёрт… Я снова хотел её! А посему, когда мама вышла из ванной в розовом пушистом халатике, я уже был готов едва ли не с ходу наброситься на неё. Ее мокрые волосы были завязаны большим белым полотенцем. И всё… Я не сразу врубился, чего на ней не хватало!

Отчего-то, густо покраснев, я уставился на неё. Она забыла про маску! Она забыла про свою маску!

А ещё она совсем-совсем не сопротивлялась… Только вяло и как-то лениво отнекивалась. Когда я принялся стаскивать с неё халат и толкать к кровати посередине каюты.

— Ах, ты мой Робин Бобин…, — только прошептала она, прижимаясь ко мне дрожащим телом, когда я поставил её в коленно-локтевую позицию, — ну, почему опять анальный секс? Странное пристрастие для недавнего девственника…

Но я не могу, не смею, ответить ей почему анальный секс. Я не могу, не смею, признаться ей почему её киска для меня священна и неприкосновенна. Нет, несомненно, я чувствую, я готов на то, чтобы покуситься на святая святых собственной матери. Но скрываясь при этом за маской?

В этот раз всё не так! В этот раз мы предаемся любви трепетно и неторопливо. Невообразимая волна нежности и любви буквально объяла меня. Я погрузил лицо в её макушку, вдыхая родной сладкий аромат.

— Мама… Мамочка… — в страстном исступлении, совершенно забывшись, шепчу я ей, — моя любимая мамочка…

Мама повернула ко мне лицо и даже в полумраке, что царил в каюте, я ясно видел, что её щёки пылают стыдливым румянцем, казалось, бы совсем неуместным:

— О-о-о… Так меня ещё никто во время секса не называл… — томно дышит в ответ — пожалуйста, не смущай меня! Это уже чересчур!

Я прижимаюсь к ней, тесно-тесно, как только могу. Мои руки обвивают её тёплое мягкое тело, и я с силой бросаю тело мамы навстречу себе…

Мой пылкий порыв был слишком резок для неё. Я почувствовал, как у неё перехватило дыхание от моего нетерпеливого напора.

Её спина прогнулась ещё сильнее, словно, это помогало маменьке принять меня в себя. Её пышные атласные ягодицы дёрнулись, с силой упираясь в мои бёдра. Всем телом плотно прижимаясь к маме, я чувствовал своим сердцем неистовый бег её сердца. В каком-то эмоциональном исступлении я покрываю поцелуями её обнажённые стройные плечи. Казалось, что каждая клеточка моего организма напряжена и будто дрожит, готовая взорваться в любой момент.

Пребывая на вершине блаженства от обладания самой дорогой в мире для меня женщиной, я снова с невыразимой нежностью зарылся лицом в пышные волосы на её макушке, вдыхая родной невообразимо знакомый с детства аромат. Моя ладонь медленно проплыла по мягкому бархатному животику и легла на тяжёлую увесистую грудь, с жадностью сжимая сочную налитую женскую плоть. Тихий вздох сорвался с маминых губ, когда мои пальцы сжали большой мягкий сосок и безжалостно терзали его, пока он не разбух, став твёрдым, словно, камень.

Я не двигался, милостиво давая маменьке привыкнуть к себе. Моё возбуждённое напряжённое каменное копьё пульсировало глубоко внутри неё. К тому же я чувствовал, что стоит мне двинуться хотя бы на дюйм и я неизбежно извергнусь в горячее тесное материнское нутро, ибо возбуждение, охватившее меня, было слишком неистовым и нестерпимым.

Но всё же мне хотелось продлить, растянуть эти мгновения нашего с матушкой очередного нетерпеливого любовного слияния, единения наших обнажённых тел.

Немного погодя, я запустил ладонь глубоко в её волосы, грубо сжимая их в кулак, вздёрнул голову мамы наверх и набок и накрыл её рот смачным поцелуем. Моя мама послушно раскрыла рот, впуская мой алчный язык внутрь себя. Больше того, мама отвечала мне.

Мы долго шумно и мокро целовались, сплетаясь языками, исследуя рты друг дружки.

Её тело, насаженное на моё любовное копьё, трепетало в моих объятиях, пышные упругие ягодицы сильнее прижимались к моим бёдрам, словно, мама сама пыталась ещё глубже насадить себя на живой кол глубоко внутри себя.

В конце концов, не в силах более терпеть любовную муку, неимоверно распалённый нашим страстным поцелуем, я разорвал наш поцелуй и, привстав над маменькой, потянул её за волосы, запрокидывая мамину голову ещё сильнее назад и заставляя её ещё сильнее выгибаться назад.

Впрочем, мама без малейшего возражения или недовольства на мои почти, что грубые действа с ней, покорно выгнулась в спине, оттопыривая задницу ко мне, как бы подстраиваясь под меня, чтобы мне было удобнее её употреблять.

Я смог сделать лишь один качок… Обхватив стоявшую передо мной на четвереньках женщину ладонями за бёдра, я медленно вышел из неё и почти сразу же мощно и размашисто вогнал свой кий обратно в узкую лузу, как можно глубже. Соприкоснувшись мои бёдра и мамочкины ягодицы издали громкий шлепок. Мама тихонечко вскрикнула…

А мой мужской корень, аки вулкан, начал извергать горячее семя глубоко в жаркую и тесную маменькину попу.

Вот ведь… С того момента, как я принялся стаскивать с неё халат вряд ли прошло более пяти минут. Сказать по правде, мне было немного не по себе и даже стыдно перед мамой за эту скоротечность нашей любовной схватки. Но что я мог с собой поделать? Стоило мне только войти в эту женщину, как буквально сгорал в охватившем меня возбуждении.

Мама же, привстав на коленях, прижалась обнажённой спиной к моей груди, и обвив мою шею руками, повернув ко мне лицо, мягко поцеловала меня в губы.

Обессиленный и опустошённый опускаюсь на простыни. Мама нависает надо мной. Её глаза странно блестели в темноте.

— Робин, мой милый мальчик…, — её голос завораживает меня, её руки обвивают мою шею.

Всё случается очень быстро и подло. Секунда и я уже без маски. Ещё секунда… и немая сцена.

— О, нет… Нет-нет-нет…

Это восклицаю я или моя мама?