Мама… хнычет сын. Ма ам. Марина не отвечает. Тихо. Холодно. Мам! совсем жалобно. Холодно! Мам!
Отстань! сказано отрывисто, но твердости в голосе нет. Значит, можно канючить дальше. Мам… Замерзаю. Ну, можно? Мамочка! Ну, мама! Просьба простая, как полотенце. И почему, собственно, она отказывает, Марина ясно не представляет. Прежде, вплоть до прошлой зимы, они в холодные сырые ночи обычно спали вдвоем и, согревая друг друга, спасались от квартирной стужи, когда за окном было минус тридцать, а дома не выше десяти. Холод проникал всюду, только под одеялом было тепло и уютно. Сын посапывал рядом так спокойно и мирно, что, казалось, никакие зимы нипочем. И плевали они на тех поганых строителей, которые забыли проложить утеплитель и навесили такие вшивенькие плоские обогреватели. а себя натягивалось все теплое в доме и к середине ночи часть приходилось сбрасывать, ибо становилось жарко до дурноты. Мам… Ма… Ну, мам… у Игоря стучат зубы, голос прерывается. Действительно замерз, да и ей холодно, однако неосознанно, не отдавая отчета, Марина боится! Туманным видением встает вчерашняя картина, когда она случайно осознала, что сын уже совсем взрослый, и невольно дала повод для появления дурных мыслей в его голове. Случилось, что она, даже не обратив внимания на шум воды, вошла в ванную с ворохом грязного белья, которое до стирки хранили в стиральной машине. Краем глаза увидела стоящего под душем четырнадцатилетнего акселерата и остановилась. Высокий, статный, похожий на скульптуру, стоял он, и смуглая кожа бронзово проглядывала сквозь струйки воды. А внизу живота, там, где у мужчин находится их мужское начало или мужской конец, торчал не какой то там детский крючок, а великолепно развитый, полу напряженный, размером крупнее, чем у ее бывшего мужа, гладкий и ровный, как палка, настоящий, живой половой член. Он воспринимался настолько ярко, был так мужественно выставлен вперед с выделяющейся под кожей головкой, еще по юношески почти закрытой, с большими темными яйцами, висящими под ним, что взгляд отвести было совершенно невозможно…

Кожа, стягивающая головку, открывалась отверстием, как бы подсматривающим снизу вверх, в глубине которого розовело нежное, теплое, слегка затемненное тело. Страстное желание взять в руки, поласкать, натянуть кожу, раскрыть головку, чтобы полюбоваться нежной розовой внутренностью, может, даже поцеловать захватило ее. Не в силах отвести взгляда, она сделала шаг, и вода, попавшая на руку, вдруг привела ее в чувство. Подняв отяжелевшие веки, она поймала взгляд Игоря и отступила. Он смотрел на нее молча, взглядом мужчины, который уже знает, что он хочет. И вот сейчас… Мам… ну, можно? Отстань! А в мозгу проносится: "А почему? у, что тут плохого, он же еще ребенок. Может быть, просто показалось? у и что, что ему четырнадцать? Ума то у него что у козла! Он то ничего не подозревает, а я… Боюсь самое себя! Ему действительно холодно, а скулит оттого, что замерз. Господи, ну что это я?.." В голове чередой возникают затуманенные видения: ее свадьба, муж, его ласки, грубые сильные руки, его настырность и ненасытность, напор и нежность, поцелуи, которыми он покрывал ее всю до последнего местечка. Его шоколадная и совсем не безобразная кожа, правильные черты лица и несколько толстоватые губы африканца. Его восхитительное мужское начало, которое она могла ласкать часами. Восемь… десять раз за ночь. И так три года их совместной жизни. Какими счастливыми были для нее эти годы! Если бы не водка, что связала Махмуда по рукам и ногам под конец их супружества, то, возможно, до сих пор все было бы хорошо… Она познакомилась с ним случайно на танцах, вначале испугалась, когда он пригласил ее, но потом его улыбка, деликатность и, главное, нежность, с какой он обращался с ней, начисто развеяли ее испуг и сомнения и ее, и родителей, и то, что он из "развивающейся страны", и то, что он черный. Спустя несколько дней она уже была у него в общежитии, а по прошествии нескольких месяцев они вынуждены были пожениться. Появился Игорь. Марина около года жила на его родине, познакомилась с жизнью и бытом его многочисленных родственников, но все же вынуждена была с ним разойтись. Спустя год после развода узнала она от общих знакомых о трагической гибели Махмуда, трагической и прозаической в основе: выпил спирт, но не тот, который можно было пить. За десять прошедших с тех пор лет были у нее мужчины, даже замужем она была, правда, недолго, было много связей, но все кратковременно, несерьезно, и последние два года жила она совсем одиноко и скучно, в мечтах ожидая если и не принца из сказки, то хотя бы хозяина, и даже не столько мужа, сколько друга мужчину… Природа наделила ее приятной внешностью, пухленькой, аппетитной попкой и темпераментом, скрыть который ей подчас удавалось с трудом. Заводилась она легко и остановиться уже не могла, закрыв глаза, неслась навстречу желанию, полностью отдаваясь чувству. И вот в тридцать пять лет, в самом расцвете, когда, кажется, отдалась бы первому встречному, быть соломенной вдовой, иметь спираль, но не иметь сношений это было жестоко! … Первое время после разрыва с мужем часто и подолгу занималась мастурбацией. Это приносило кратковременное облегчение. Мужчину хотелось, но уже не так сильно. Однако со временем стала замечать, что усилились головные боли, и, что самое главное, как то ночью почувствовала, что разбудила Игоря, и тот лежит в тревожном ожидании. Она во время самомассажа переставала что либо соображать, а сильнейший оргазм выгибал и крутил ее так, что кровать стонала. Когда было не так холодно и сын находился в другой комнате, с этим можно было мириться, но зимой она брала Игоря к себе, в самое теплое помещение. Приходилось производить манипуляции с осторожностью, однако иногда она забывалась. И вот в одну из таких ночей, после акта, она и догадалась, что сын не спит… Стала мастурбировать меньше, в основном днем, когда Игорь был в школе, по ночам редко, только когда было невмоготу. А также летом, отправив юного пионера в лагерь. Она давала себе волю, ходила усталая, разбитая, но умиротворенная. Попробовала как то лесбийскую любовь, но особых чувств не испытала, робела во время близости и решила не продолжать. Так и жила одними ожиданиями… Мам… шепотом. И не дождавшись ответа шлеп, шлеп, шлеп… В темноте невидимый, маленький, свой… Юркнул под одеяло, затрепыхался немного и затих, сжавшись в комочек, лишь изредка судорожно вздрагивая и потихоньку хлюпая носом. "Действительно, чего уж?" подумала Марина, проводя рукой по курчавой, жесткой голове сына, подоткнула одеяло и почти сразу же уснула. Пробудилась она не сразу, в несколько приемов от беспокоящего, тупого давления внизу живота. Прямо в лобок, туда, в мягкие части надавливало настойчиво и ритмично что то мягкое и упругое. До боли знакомые и почти забытые толчки следовали один за другим, точно так же, как когда то толкал ее Махмуд, если вдруг среди ночи у него появлялось желание. Еще не проснувшись, сквозь дрему, она поспешно приподняла свободную ногу и тазом подалась вперед навстречу желанному напору. Почти тотчас мягкое и большое, с силой раздвинув ее половые губы, устремилось вглубь и внезапно дрогнув, выбросило поток скользкой и теплой жидкости, по которой, как по маслу, прошло дальше между ног и, скользнув по клитору, скрылось во влагалище. Там, продолжая дергаться и бесноваться, извергая все новые и новые порции раскаленной спермы, вызвало ответную реакцию, когда Маринино еще заторможенное сознание заволокло туманом, и оргазм, давно уже не наступавший, потряс ее так, что она застонала. Смутно понимая, что происходит что то несуразное, что то ошибочное, но не в силах прервать действие, вызвавшее такое содрогание, она несколько раз надвинулась на большое теплое тело и с последним движением пришла в себя. Уже окончательно проснувшись, но еще притуплено, представила все последствия свершившегося сношения, всю глубину порочного акта и содрогнулась от ужаса! Господи! Игорь! Игорь! Проснись! она трясла его за плечо, быстро отодвигаясь и сбрасывая одеяло. Посмотри, что ты наделал! Вставай сейчас же! Скользкий мокрый член выскользнул из ее промежности, и уже трудно было понять, что же произошло… А? Что?.. сонно тянул Игорь. Ты что, мам?.. Иди к себе! Быстро! почти заплакала Марина, и он послушно перебежал на свою кровать. Господи! Какой ужас! шептала женщина и, набросив халат, скрылась в ванной. Ни утром, ни в последующие дни оба не вспоминали о ночном инциденте. Игорь был уверен, что обмочился ночью. Ну, описался, так описался, утвердила Марина и в подробности не вдавалась. Сама же успокоилась и даже нашла некоторое оправдание. Ну и что с того, что так случилось? думала она. Египетские фараоны часто жили со своими детьми… Правда, потомство имели хилое. Ну и что? Она же не собирается рожать. У нее есть защита, абсолютно надежная, поставленная давно и еще действующая. Внутриматочное средство, попросту говоря, спираль, не дает попасть ей ни от кого, и от Игоря тоже, так что и беспокоиться не о чем! Но на душе скребли кошки, а возникающие воспоминания, когда Игорь попадался ей на глаза, и пережитый оргазм не давали покоя. И мужчину ей после всего хотелось особенно сильно. Она, как могла, подавляла эти желания, но на улице при взгляде на мужиков ее бросало в жар. Хотя дни еще были холодными, мороз уже отпустил. Дома стало теплее. Монотонность текущих дней ничем не нарушалась. Марина возвращалась с работы и долго возилась по хозяйству, умышленно задерживаясь на кухне, чтобы Игорь успел заснуть. Прошла неделя. В субботу вечером опять похолодало. Прибрав посуду, отправила Игоря спать, а сама присела заштопать дыры на старом белье. Увлеклась и когда спохватилась, была половина первого. Во время штопки отмахнулась от Игоря, опять заканючившего из спальни: Мам, можно к тебе? Только посмей! отрезала решительно. Но злости не было. Голос прозвучал равнодушно. Больше вопросов не поступало. Она сосредоточенно орудовала иголкой, опять отвлеклась и, только появившись в спальне, увидела Игоря в своей кровати. Тьфу, черт какой! выругалась с досады. Лечь в кровать Игоря значило целый последующий день ходить разбитой, невыспавшейся, с головной болью. Кровать была узкой и неудобной. И не было гарантии, что Игорь ночью не вернется к себе. "Дам ему по морде, если что! решила она. Завтра же выставлю кровать в столовую. Придется поступиться красотой и удобствами, а то неизвестно, что может случиться! Ну и кавардак наступит в квартире!" Попыталась разбудить, но, зная по опыту бесплодность этой попытки, тихо легла рядом, повернувшись к нему спиной. Подтянув сзади подол своей рубашки, зажав его между ног, на всякий случай, свернувшись калачиком, она скоро уснула… Чистый, прозрачный воздух. Жарко. Пахнет цветами, травой. Вдали горы и ясная синева неба. Маки такие яркие, что кружится голова. Она жадно втягивает ноздрями аромат поля, помахивает головой, отчего волосы разлетаются в стороны. Чуть в отдалении табун лошадей. Неторопливо обмахиваясь хвостами, они пасутся, передвигаясь в ее сторону. Серый, в яблоках жеребец, горделиво переступающий на стройных ногах, косит глазом. Время от времени он вытягивает шею, выпрямляется, внимательно оглядывая поле и пасущихся лошадей. Марине ужасно хочется туда, к ним, хочется быть рядом с этим сильным, стройным красавцем… Желание заполняет ее, напрягаются мышцы, и спина непроизвольно изгибается… Переступая в танце, она вдруг ощущает себя лошадью кобылицей, и страсть отдаться красавцу жеребцу, почувствовать его рядом, потереться о его могучее плечо овладевает ею. Жеребец уже заметил новую подругу и широкой, размашистой рысью пошел на сближение. Марина рвется навстречу, но невероятная робость тотчас сковывает ее движения. Останавливается и, когда жеребец почти касается ее, вдруг резким поворотом отбегает, и по широкой дуге они мчатся, рассекая грудью воздух, жадно вдыхая аромат трав… Она слышит за собой свистящее, сильное дыхание, косит глазом и вдруг замечает под брюхом жеребца упругую черную палку, тяжело раскачивающуюся в такт его бега. Марина сбавляет ход, и жеребец приближается вплотную, осторожно прихватывает зубами ее гриву. Прикосновение нежное и властное. Желание горячей волной растекается по спине и обостряется внизу живота. Она останавливается, и вот уже тяжелый, сильный конь нависает над нею. Странно, но тяжести нет, есть только прикосновение приятное, идущее откуда то изнутри, теплом разливающееся по членам. Сильное, щекочущее наваждение вдавливается в нее сзади, она не противится этому вторжению, шире расставляет ноги и, уже ощущая внутри живота тупое и нежное движение, сильнее упирается в землю, изгибая спину, поддает задом, и большой великолепный орган входит в нее целиком, она даже ощущает прижавшиеся к ляжкам яйца, которые бьют ее упруго и мягко… Жеребец слегка отодвигается, она приседает, сжимает влагалище, вскидывает голову и, потрясая ею, разбрызгивает каскад густых волос… Вздыбленный конь вновь всовывается в ее лоно, и это так восхитительно, что она смеется, кричит и зубами старается ухватить его за шею. Сверху слышится ржание, и в живот ей бьет тугая струя. Она неистовствует, восторженно воспринимая это слияние, жадно поглощая животворную жидкость, громко кричит и… просыпается от этого крика. Оргазм еще длится… Горячее инородное тело находится в ее животе. Она задом плотно прижимается к нему и отпускает, вновь жмется в агонии и, наконец, затихает… Слышно тяжелое дыхание за спиной, здоровый упругий член, всаженный до основания, распирает ее снизу. Ощущение сладкое и удивительное по новизне не покидает ее. Она плотно прижимается задом, затем медленно отодвигается, так медленно, что успевает еще пару раз судорожно вздрогнуть, рукой нащупывает увесистые яйца и сжимает пальцами основание уже обмякшего, толстого полена. Ощущая его тяжесть, неторопливо вытаскивает, и, вывалившись, он повисает в ее ладони. "Опять, стервец, опять!" думает она безучастно. "Что же дальше будет?.. Вот и дала… Только не по морде". Безразличие овладевает ею. Она поворачивает руку, и член тяжело скатывается вниз. Мокрой ладонью находит подол рубашки: он совсем задрался на спину и, чтобы затолкать его вновь между ног, приходится приподняться на руке. Молча встает. Ругаться, драться, что то предпринимать нет сил и никакого желания. Единственное, на что хватает энергии, добрести до туалета. Следующие два дня прошли в напряжении. Марина молчала, отягощенная возникшими чувствами. Игорь удрученно переживал свою вину и старался казаться незаметным. Несколько раз он подходил к Марине, неуклюже касался ее руки, однажды как то нечаянно прикоснулся к ее бедру нежно и доверительно. Марине в эти минуты до боли хотелось прижаться к нему, обнять эту глупую, курчавую голову, надавать шлепков и приласкать ушибленное место. Отчаяние и ужас от совершившегося отошли, в душе осталось только напряжение, ожидание чего то смутно тревожного, что поднималось снизу от колен, проходило по животу, захватывало грудь и, отпуская, растекалось по всему телу, как только Игорь возникал перед нею. Внезапная робость сводила члены, и Марина вздрагивала, а Игорь принимал эту дрожь за выражение отвращения и быстро отходил. Его поведение, характер изменились к лучшему, дома теперь всегда был порядок, помойное ведро, прежде стоявшее до третьего напоминания, выносилось два раза в день. Бутылки, ожидающие сдачи в углу за кухонным столиком уже около года, вдруг исчезли, а как то вернувшись с работы, Марина обнаружила букет ярких тюльпанов, невесть как появившихся среди зимы. В дневнике вдруг появились две пятерки подряд, чего еще в жизни не бывало. Уроки теперь выполнялись без напоминаний и нервотрепки. Даже горячо любимый мотокружок частенько теперь приносился в жертву различным домашним поручениям… Изредка с утра, когда Марина отпрашивалась у начальника, чтобы прийти на работу позже, ей удавалось хоть немного избавляться от напряжения. Утром Игорь был в школе, и можно было, хоть и в спешке, заняться собой. Но это случалось очень редко, так что ситуация стала критической. Марину все время мучил вопрос: что же будет дальше? Она металась в растерянности: с одной стороны она осознавала трагизм связи, с другой находила обстоятельства, оправдывающие ее состояние. Собственно не она же к этому стремилась, а Игорь, он добивался своего помимо ее воли. Можно было представить, с какой тщательностью, как ловко была вытащена ночная рубашка, с какой настойчивостью и как ловко затолкал он свой член, терпеливо держал его внутри, как осторожно двигал его там, пока не стал биться и дергаться и пока она не проснулась. Можно только предполагать, какой неистовый темперамент, какое ненасытное желание, какая стихия таятся в его негритянском организме! От этой мысли ее глаза заволакивало туманом, комната начинала кружиться, казалось, что она падает навзничь… Она невольно протягивала вперед руки, опиралась о стенку и замирала. Через некоторое время сознание прояснялось, но все равно соображала она туго и все помыслы ее сводились к одному, сладостно и однообразно… Спустя две недели вечером, собираясь ложиться спать, Марина долго прибирала кухню. По каким то незаметным признакам, по веянию воздуха в квартире, по тону, настроению, тембру голоса Игоря и еще черт знает почему она ожидала: сегодня должно что то случиться. Ей и не хотелось и одновременно сладость неизбежного сдавливала низ живота и поднималась выше, остро заканчиваясь в грудных сосках. Она намеренно тянула и, когда все уже было переделано, тихо пошла к себе. Игорь уже давно был выселен из ее комнаты в столовую. Взгляд, брошенный в полумраке на его постель, подтвердил ее предположения. Кровать была пуста. Игорь полулежал поверх одеяла у нее. Подсунутая под спину подушка оттеняла его смуглое обнаженное тело. Лежал он поперек кровати, сдвинув колени, и в ложбинке между ног она сразу уперлась туда глазами темнел толстый, прямой и, видимо, уже упругий детородный орган. Голова ее пошла кругом. Она медленно опустилась на колени, взяла в руки теплый тяжелый член и прильнула к нему губами. Ее язык обежал складку кожи, проник внутрь и завертелся, играя вокруг натянутой, как струна, уздечки. Теплый, дрожащий предмет в ее ладонях увеличивался в размерах, подталкивал ее голову вверх. Она чуть приоткрыла рот, и вот уже всосанный внутрь мускул заполнил полностью все пространство. Продолжая подсасывать и обжимать снизу языком, она потянула снаружи пальцами, притягивая к основанию, и, волной отходя назад, кожа обнажила головку, мягкую и одновременно упругую, толстую, горячую, пульсирующую напряженно, как туго накачанный мяч. Она ослабила натяжение. Кожа подалась вперед, и вот опять в руках оказалась мягкая, скользкая мышца. Вновь натянула и всосала уже раздувшуюся головку. Скользкая и тугая, она проникла сквозь губы и, сладострастно вздрагивая, прижатая языком, ритмично твердела и опадала. Наконец, когда она в очередной раз залупила член, раскаленная струя чуть солоноватой спермы ударила ей в гортань. Слегка поперхнувшись, она неистово вбирала содержимое, толчками выдаваемое из отверстия набухшего конца, действуя бессознательно, не думая, не понимая и только чувствуя истечение влаги уже из себя, ягодицами и промежностью ощущая, как растекается она в трусах, липко приставших к бедрам. Она долго мылась… Струя воды мягко стекала между лопаток, текла дальше и по желобку между ягодиц скатывалась вниз. Совершенно мокрые трусы она сбросила сразу же у входа, и они будоражили в памяти пережитые минуты. Хотя какое то подобие оргазма у нее было, разрядки не наступило, и сейчас весь низ живота, все пространство между ногами воспаленно и чрезвычайно чувствительно ныло. При малейшем прикосновении зуд распространялся по всему телу, она дергалась и замирала. Пустила холодную воду, но это не помогло, только продрогла. Спасаясь от озноба поддала горячей, и все началось снова. Как никогда, до боли, ей нужен был мужчина, любой, хоть кричи "Караул!". Она все еще отчаянно сопротивлялась, уже понимая, что ничего с собой не поделаешь. Откуда то издалека пришла полуспасительная мысль, что как нибудь обойдется, потом другая пропади все пропадом! Дикая, слепая сила сгибала, крушила ее волю, судорогой пробегала по всем мышцам ее раскаленного тела, заставляя дергаться коленями, руками, кончиками пальцев. Она мелко дрожала, и крепко сжатые зубы выбивали мелкую противную дробь. Больше она не могла сдерживаться…, Осторожно ступая босыми ногами, мелкими шажками, чтобы не раздражать промежность, приблизилась она к своей постели. Плохо соображая, откинула одеяло и на фоне белой простыни сразу различила член, торчащий огромной темной дубиной, уже наготове, упругий, дрожащий и такой запретно желанный. Коротким рывком она подсунулась прямо под мужика, изготовившегося в нетерпении, и сразу же дернулась, когда толстая тугая палка с легким сопротивлением вошла в живот. Она еще разумом вспомнила и широко развела ноги, подхватила их под коленками и уже в забытьи резко приподняла таз, безоглядно вбирая в себя алчущим отверстием обжигающее, животворное мужское начало… Подалась бедрами вправо влево, чувствуя, как ходит, сокрушая все нервы внутри, огромная безудержная сила, уже всем животом воспринимая слияние, от нехватки дыхания судорожно, открытым ртом захватила воздуха, сколько могла, и отключилась…