Почитал я тут всякое, почитал, да и решил рассказать свою историю. Ведь самый лучший способ, чтобы тебе не поверили, это сказать правду. Итак, заканчиваются "лихие девяностые", я ещё учусь, мы с мамой живём в Москве вдвоём и живём нормально, хорошо. У мамы свой бизнес, меня она любит, заботится обо мне, да и я её тоже не слишком-то огорчаю. Но есть в нашей семье и некоторые странности. Например, я никогда ничего не слышал о своём отце, маме эта тема очень неприятна, также, как и любое упоминание о родственниках. Я знаю, что её родители живы, они живут в каком-то другом городе, но мы совершенно не поддерживаем связей.

Я очень люблю целоваться и обниматься, а вот маме физические контакты явно не нравятся. Нет, она меня тоже обнимает и даже целует, но совсем без энтузиазма. И самое главное: я ни разу в жизни не видел маму обнажённой. Она всегда одета так, что видно только лицо, шею и кисти рук. И это при том, что она ещё очень молода и удивительно-хороша собой. У ней светлые пушистые волосы, голубые глаза, и она очень милая и нежная. Пожалуй, именно мама самая красивая девушка из всех, кого я только видел. Запретный плод притягивает, в детстве я очень часто об этом думал и мне казалось, что мама скрывает какие-то страшные шрамы или ожоги на теле.

Но потом я заметил, что мама вообще не любит наготы. Я-то сам её по-дружески никогда не стеснялся и, когда подрос, заметил, что она старается тоже на меня голого не смотреть. Но в остальном всё было нормально, мама меня никогда не била и голос повышала очень редко. Для нашего дома, где все орали друг на друга и частенько дрались, такая семья была почти идеальной. И достаток у нас был хороший, мы ни в чём особо не нуждались. Но вот какие-то ублюдки захотели отнять или, как тогда говорили, "отжать", у мамы её бизнес-торговлю компьютерами и оргтехникой. Обычное дело для девяностых, да и сейчас, ровно двадцать лет спустя, тоже, к сожалению, не редкость. Маме стали угрожать.

Мы поставили стальную дверь, купили телефонный аппарат с определителем номера. Друзья подарили маме особо-мощный электрошокер, собранный вручную очень умелым инженером из оборонки. Она постоянно носила его в своей сумочке, когда встречала меня из школы. И вот раз заходим мы в подъезд, вызываем лифт, он открывается, а там мужик в маске-балаклаве, как человек-паук. Не успели мы ничего сообразить, как он брызнул в нас из баллончика и всё, больше ничего не помню. Очухался я лёжа на цементном полу, руки и ноги замотаны липкой лентой и ею же заклеен рот. Осмотрелся по сторонам-скорее всего это гараж. Под низким потолком гудит лампа дневного света, по стенам полки с инструментами, стоит верстак. А на нём сидит моя мама, абсолютно-голая.

Руки ей пристегнули к каким-то скобам в стене, а ноги к ножкам стола, из-за чего они широко расставлены. И никаких шрамов у ней нет, кожа мраморно-гладкая и вообще она прекрасна, как богиня. Вижу я и её писю. У ней нет никаких волосков, наверное, она их сбрила, большие губки немного разошлись и между ними полоска нежной розовой плоти. А перед мамой стоят два мужика и решают, что с нами делать.

— Ну вот, сука, ты сейчас подпишешь все эти бумаги. Подпишешь, подпишешь, никуда не денешься! А то мы твоего гадёныша у тебя на глазах на ремешки порежем. А чтобы до тебя лучше дошло, мы тебя как следует выебем. Я таких красивых баб, как ты, в жизни ещё не встречал!

Тут и другой голос подал: "Не, братан, это всё нормально, но только давай мы её на спичках разыграем-ну, кто первый, а кто второй. А то западло будет!"

— Ну ладно, давай-неохотно соглашается главный.

Мама, может, и хотела бы им что-то сказать, да только рот у ней заклеен такой же липучкой, как и у меня. Ко мне наши мучители стоят спиной и, естественно, никакого внимания на меня не обращают. Я лежу в самом тёмном углу, а рядом со мной на полу мамина сумка. А вот чего они про меня не знают, так это то, что я почти год хожу на каратэ и кое-чему там уже научился. Я быстро протаскиваю руки наперёд, достаю с нижней полки нож с удобной пластиковой ручкой и разрезаю липучку на ногах. Потом тянусь к маминой сумке и осторожно достаю оттуда шокер. Разумеется, мама показала мне, как он работает. Я снимаю его с предохранителя, стремительно вскакиваю на ноги и вырубаю сначала одного подонка, а затем и второго. Для верности бью каждого из них ещё по паре раз, кладу шокер на верстак, зажимаю нож в тиски и разрезаю липучку на руках, срываю её со рта. Бросаюсь к маме и срываю липучку с её губ. Она со всхлипом тяжело вздыхает и вдруг говорит мне : "Скорее, дай какую-нибудь ёмкость. Я писать очень хочу!"

Сперва я оглядываюсь по сторонам, но потом не выдерживаю: "Ты что, издеваешься? Давай прямо на пол! Где ключи от наручников, ты не видела?" Но мама не может говорить. Мощная струя вырывается из её щели и достаёт почти до дальней стенки. И хлещет, наверное, с минуту, пока я лихорадочно обшариваю карманы поверженных бандитов. Наконец на средней полке я замечаю связку ключей. Один, самый маленький, похоже, тот самый. Я бросаюсь к маме, она уже почти закончила писать. Тоненькая струйка стекает ей на попу.

— Милый, пожалуйста, не смотри на меня сейчас!-едва слышно говорит она и я взрываюсь: "Ты что, совсем дура?! Как мне не смотреть, как я вслепую открою замок?!"

Да, ключ тот самый, он подходит и к верхним, и к нижним наручникам. Мама свободна, она неловко слезает с верстака.

— Ты можешь побыстрее?-нетерпеливо говорю я, ещё по разу ужалив каждого подонка.-Одевайся, скорее!

Её одежда лежит в углу, она начинает неловко натягивать трусики дрожащими руками.

Я перетряхиваю связку ключей. Какой из них от замка? Наверное, вот этот, самый большой. Я отпираю дверь и осторожно выглядываю наружу. Уже сумерки, темнеет и метрах в ста ярко светятся окна жилого дома. На грунтовке перед гаражом стоит вишнёвая "девятка" с выключенными фарами. Наверное, на ней нас сюда и привезли. Возвращаюсь в гараж.

— Быстрее, быстрее!-подгоняю маму и оглядываюсь по сторонам. Канистры стоят у дальней стенки. Хватаю самую большую, открываю и поливаю гадов бензином. Провожу дорожку к двери, бросаю пустую канистру.

— Выходи!-кричу я маме и хватаю коробок спичек, тех самых, на которых они её разыгрывали.

— Что ты делаешь?-с ужасом тихо спрашивает меня мама.

— Выходи!-я вытаскиваю её за дверь, вычёркиваю спичку, поджигаю бензин и выскакиваю следом, потом захлопываю дверь и, навалившись всем телом, запираю её. Порядок! Внутри громко загудело пламя, а мы, не оглядываясь, бежим через пустырь к жилым домам по узкой тропинке среди густого бурьяна. Я крепко держу маму за руку и, конечно, я не забыл забрать её сумку и пачку тех поганых документов, которые её заставляли подписывать. Я даже не забыл зашвырнуть подальше в бурьян связку ключей. Во дворе на лавке сидит группа ребят, они играют на гитаре и очень красиво негромко поют хором.

— Простите, а как пройти к метро?-спрашивает их мама.

— А вот, сейчас налево и прямо-улыбается нам самая милая девушка.

— Как ты узнала, что здесь есть метро?-спросил я маму.

— Табличку на доме видел? А там название улицы. Милый, ты прости меня, ладно? Я совсем обезумела от страха!

— Это ты прости меня-ответил я-я, наверное, лишнее сказал в гараже.

— Нет, нет, всё нормально! Ты посмотри вокруг, какой чудесный вечер. Смотри, заря светится на западе. А ведь мы с тобой могли больше никогда этого всего не увидеть!

Я чувствовал то же, что и мама. Мы и вправду могли бы погибнуть. Поэтому всё и воспринималось сейчас совсем по-другому, по-новому. Это был прекрасный, тёплый вечер начала сентября. Внешне всё выглядело чудесно, хотя на самом деле 31 августа прогремел первый взрыв, а через несколько дней столицу потрясут ещё два взрыва и город надолго погрузится в мрачную атмосферу ужаса. А для нас всё могло закончится даже ещё раньше. Но мы выжили и этот сказочный вечер казался роскошным призом победителей.

— Ну, права я?-спросила мама.

— Права, абсолютно права!

— Ну вот и хорошо!-и мама крепко обняла меня и жадно поцеловала.

Это было очень приятно и удивительно. Она действительно сразу изменилась. Мы быстренько дошли до метро и радостно смешались с весёлой разноцветной толпой. До дома пришлось добираться почти полтора часа, но это было даже к лучшему: мы успели немного успокоиться и отвлечься. Когда вошли в квартиру и захлопнули дверь, я машинально включил свет в коридоре, а мама сейчас же встала передо мной на колени и горячо поцеловала мою руку.

— Что ты делаешь?-удивился я.

— То, что должна. Ты спас меня, мой милый, ты спас нас обоих! Я теперь твоя вечная должница, я буду делать всё, что ты скажешь! Но у меня большая просьба.

— Встань, пожалуйста! Что за просьба?

— Эти уроды меня всю облапали-мама легко поднялась с пола-и мне срочно нужно помыться. А у меня голова кружится и я боюсь одна. Давай вместе, а?

— Да легко!-я очень обрадовался. Да, изменилась мама сильно.

— Ну я тогда воду набирать, а ты тащи полотенца-и я, на ходу сбрасывая кроссовки, побежал в ванную.

Ой, как бы у меня тоже не закружилась голова! И что мне делать с моим стояком? У меня встал в гараже, когда мама пустила струю и так до сих пор и не успокоился. Да и предложение помыться вместе этому явно не способствовало. Нет, не буду прятаться, это лицемерие, это отвратительно. Мы вместе сейчас пережили такое, что и врагу не пожелаешь-бандюковский наезд. Так пусть уж будет, что будет. Я вывернул оба крана, вылил туда полфлакона пены и вот дверь открылась. Мама вошла совершенно-обнажённой, но стараясь делать вид, что всё нормально. Деловито повесила на вешалку огромные, пушистые и душистые полотенца, и полезла в воду.

— Не горячая?-спросил я.

— Нет, в самый раз. Дай губку, милый, и сам залезай.

— А поместимся?

— Постараемся.

Когда мама вошла, я уже тоже разделся, но стоял к ней вполоборота и она не видела мой стояк. В ванну она залезла ко мне задом и сразу же начала яростно намыливаться, а потом передала губку мне.

— Потри спинку!

Я старательно принялся за дело, но из-за тесноты несколько раз прикоснулся к маминой спинке своим до предела напряжённым членом и мама это почувствовала, потому что вздрогнула.

— Ну, теперь я тебя помою-она повернулась и буквально уткнулась в член лицом, ведь она же сидела, а я-то стоял. Точнее, мы с членом оба стояли. Мама с трудом сглотнула.

— Ого!-сказала она.-Ничего себе пиписька!

Я решил не притворяться.

— Мам, мне даже уже немножко больно-серьёзно сказал я.

— И давно это у тебя?

— После гаража. Так ещё и не ложился. Ты понимаешь, я же раньше никогда не видел тебя вот так…ну…

— Без одежды?-подсказала мама.

— Ну да, а ты же ещё и…

— Сделала пи-пи?

— Ага. Понимаешь, мам, я же ничего не могу с собой поделать, от меня же это не зависит.

— Ну, эта проблема решаема-немного помолчав, сказала мама серьёзно, но очень тихо.-Раз я тебя так завела, мне же тебя и успокаивать, это справедливо. Сейчас я тебе покажу, куда надо. Только сначала я его как следует помою-и она ловко заработала пальцами, а потом осторожно потянула кожу, выдвигая залупу.

— Не больно?-спросила она едва слышно.

— Нет, всё нормально.

— У тебя до конца, да?

— Да, вот посмотри-я немного помог и открыл полностью.

— Как клубничка!-вздохнула мама.-Теперь смотри внимательно.

Она села на ванну, широко расставила ноги, стряхнула пену, а потом пальцами растянула губы.

— Вот, видишь? Вот эта, нижняя дырочка.

Да, действительно, симпатичная розовая дырочка.

— А вот это писька?-спросил я, осторожно прикоснувшись к маленькой дырочке повыше.

— Точно, она самая-подтвердила мама.

>

— Но тогда я не понимаю, как ты могла пустить такой фонтан! Она же крохотная!

— Но она раскрывается. Вот, смотри-мама сделала какое-то неуловимое движение и дырочка действительно раскрылась, сразу став вдвое шире.

— Видал? Ну ладно, об анатомии поговорим потом, а сейчас давай уже к главному. Я тоже завелась не по-детски, если честно, у меня там прямо огнём всё горит!-мама встала на колени и оперлась локотками на ванну.-Давай сзади, по-другому сейчас не получится. Я помогу тебе войти. Ещё, ещё чуть-чуть. Вот так хорошо?.

— Здорово!-ответил я с трудом, загнав по самые помидоры.

Там действительно было чудесно: очень-очень мягко и горячо.

— Всё, теперь давай-мама двинула попой, показывая мне пример и мы дружно задвигались, расплёскивая воду.-Не торопись, не торопись, потихоньку. Вот так, вот так, хорошо. Прижмись крепче. Молодец. Давай, давай, ещё, ещё вот так. Ой, ой! Ай!

Перед глазами всё расплывалось в какой-то розовой пелене. Уж не сон ли это? Да нет, не сон! Вот сейчас…уже вступило…вот…вот сейчас!!!

— Ай!-громко вскрикнул я и бурно излился и мама закричала не своим голосом и вдруг зажала меня, словно тисками!

Честное слово, мне даже вспомнилась пластиковая рукоятка ножа, которую я зажал в тисках, чтобы освободить руки от липучки! Я частенько фантазировал о первом разе, но такого я даже представить себе не мог! Но это продолжалось только несколько секунд, а потом сразу всё расслабилось. Когда в голове немного прояснело, я шепнул маме: "Я не хочу вынимать! Можно, я ещё там побуду?"

— Можно-тоже шёпотом ответила мама и вдруг зажала меня ещё крепче, чем в первый раз. А потом ещё и ещё и у меня там опять что-то дёрнулось, будто бы я ещё раз кончил. Я догадывался, что ощущения будут очень сильными, но чтобы такими! Мама подождала с минуту и спросила: "Ну всё?"

— Ага!-ответил я еле-еле.

— Всё, милый, давай-я осторожно вышел и она повернулась ко мне.-Ты как, живой?

— Мам, очень хорошо! Я просто растаял!

— Ну вот и ладно. Сейчас смоем пену и выходить. Бай-бай?

— Ага, точно, давай спать.

— А давай вместе?-робко предложила мама.

— Ой, хорошо!-обрадовался я.

Даже не помню, как дополз до постели и в жизни ещё так крепко не спал. А когда проснулся, долго боялся пошевелиться и открыть глаза-а вдруг это сон? Но наконец решился и осторожно глянул. Нет, не сон: мама лежит рядом. И сейчас же она тоже открыла глаза.

— С добрым утром, любимый! Быстро одевайся и на кухню. Ты уже почти сутки ничего не ел, мне за это голову оторвать мало!

— Мам, я…-начал было я что-то говорить, но она даже не стала слушать: перелезла через меня и убежала. Я долго никак не мог одеться, руки дрожали, а когда наконец-то справился, стол уже был накрыт! И как она только успела!

— Всё, никаких разговоров!-заявила мама.-Сначала есть и пить, потом всё остальное!

На ней была только просторная светлая футболка.

— Я говорю-ешь спокойно-снова сказала она.-Сейчас поедим и обратно в постельку. Там и поговорим. Покажу я тебе письку, покажу, никуда она не убежит. Я даже посуду мыть не буду, обещаю!

Я действительно был жутко-голоден и ел с волчьим аппетитом, а мама заботливо подкладывала мне новые порции. Потом мы выпили по две чашки чая и мама сказала: "Ну всё, пошли в спальню! Надо поговорить!"

Она не стала открывать шторы, только поправила подушки, а потом решительно стянула свою футболку и я тоже быстро разделся. И, конечно, у меня уже стоял, как кол.

— Я тебе нравлюсь? Я красивая?-спросила мама, застенчиво улыбнувшись.

— Нравишься-не то слово! Я просто зверею! Ты прекрасна, как богиня! В детстве я думал, что ты скрываешь от меня какие-то шрамы.

— Но так и есть, милый. Только шрамы эти не на коже, а на сердце. Давай, ложись, обними меня и поговорим.

Мама прижала меня к груди, долго гладила по голове, а потом начала свой рассказ.

— Я никогда и ничего не говорила тебе о твоём отце и сейчас ты поймёшь, почему. Твой отец-мой отчим, второй муж моей матери. И он меня изнасиловал. Мой отец был очень хорошим человеком, он старался изо всех сил, чтобы мы с матерью ни в чём не нуждались, много работал, но надорвался и заболел. Болел он долго и стал матери в тягость. Когда он умер, она как взбесилась. Начала бегать по компаниям, трахаться с мужиками, а потом привела к нам в дом вот этого.

— И он тебе тебе сразу же не понравился?-спросил я.

— Да нет, не то, чтобы не понравился, скорее даже наоборот. Человек-то он, безусловно, незаурядный. Красивый парень, видный, моложе матери лет на 10. Рослый, сильный, весёлый. Таких мужчин я тогда ещё не видела. Любое дело у него в руках спорилось, хоть он и молод, а много ездил, много видел, много знает. Рассказывал о своих приключениях так, что заслушаешься. Но "безлошадный". Когда он появился в нашем городе, у него было только то, что на нём. Жить ему было негде. Вот он и прибился к матери. И сразу же стал подбивать под меня клинья. Мне он сказал, что влюбился именно в меня и только поэтому живёт с матерью. Ну, а мне тогда было столько же лет, как тебе сейчас. Конечно, мне он понравился, но я очень боялась матери. Она как с ума сошла-так его ревновала. Да и вообще боялась. Я была девственница, ещё ни разу ни с кем. Я член вообще даже ещё ни разу не видела. Да и время тогда было другое, не такое, как сейчас.

Это был восемьдесят пятый год, даже ещё перестройка толком не начиналась. Ну, а он решил, что я просто ломаюсь, и изнасиловал меня. Мать тогда работала так: сутки дежурит-трое свободна. Вот он и дождался, когда она ушла на дежурство, зашёл ко мне в комнату, связал, привязал к кровати. Ты ведь знаешь, я и сейчас сплю очень крепко. А тогда вообще спала, как убитая. И когда проснулась, он уже был во мне. Хотела крикнуть, а во рту полотенце, он и об этом позаботился заблаговременно. Ну, и насиловал меня всю ночь напролёт. Сделал со мной пять или шесть раз, я уж и со счёта даже сбилась. Полотенце изо рта после первого раза вынул, знал, что я орать уже не стану-а какой смысл-то? Только перед соседями позориться!

Мамин рассказ действовал на меня двояко. С одной стороны, конечно, я очень ей сочувствовал и жалел. Но и возбуждал он меня просто дико! А поскольку мы крепко обнялись, мама, конечно, тоже это чувствовала.

— А потом?-спросил я.

— Потом он, конечно, извинился, сказал, что совсем потерял голову от любви. Пожелал мне спокойной ночи и ушёл. А какая ночь-уже рассвет занимается! Ну, я поплакала-поплакала да и уснула.

— Но как же он после этого тебе в глаза-то смотрел!

— А никак. Когда я проснулась, его уже не было. Он ведь перед этим устроился на корабль, а теперь ушёл в рейс. Он же моряк. Хоть мать и устроила его в порт экспедитором, ему эта работа была противна. А потом он встретил своих друзей-моряков и его пригласили на научно-исследовательское судно, кажется, старшим механиком, что ли. Тогда были такие корабли, они обеспечивали связь с космическими аппаратами, дрейфуя в Тихом океане. Плавание могло продолжаться несколько лет. Мать, конечно, была против, да он её даже и не спрашивал, просто сказал, что денег заработает много, она и сдалась. Знаешь, есть такие люди, они вообще в жизни идут напролом-вот как ты вчера в гараже. Отчим мне так и говорил: или идти напролом ну или на металлолом! Матери я жаловаться побоялась.

Три дня прожила, как в тумане. А потом мне приснился волшебный сон. Очаровательный, милый и голубоглазый малыш, тянет ко мне ручки и говорит: "Мама!" И такая любовь светится у него в глазках, такая у него славная, симпатичная мордашка! Я проснулась совершенно-счастливой и поняла, что это ты уже поселился у меня там, в животике. Да чёрт с ним, с отчимом, малыш-то ведь это мой! Никому я не нужна, мать меня предала, а вот будет мой родной, верный человечек! И мне хватило ума никому ничего не сказать. Мать заметила только тогда, когда скрывать стало невозможно, вырос живот. Устроила мне допрос. Я знала, что если скажу ей правду, ничего хорошего не будет. Но ведь всё-таки родная мать! И я честно рассказала ей, как было дело. А она, конечно, мне не поверила. И даже чуть не убила.

— Врёшь, сучка!-схватила какую-то скалку.

Я еле увернулась и убежала из дома, в чём была. Меня приютила тётя, сестра покойного отца. Своих детей у тёти никогда не было, я стала ей как дочь. Она работала в райисполкоме и была одним из самых уважаемых людей в городе. Но ещё она была доброй и мудрой женщиной. И мать мою очень не любила, обвиняя её в смерти отца. А мать боялась тётю, как огня и, конечно, сразу же прекратила свои поганые выходки. Да и денежки у тётушки водились, ведь её покойный муж был капитаном дальнего плавания, зарабатывал прилично. Она меня и спасла, точнее, нас обоих. Тебя она очень полюбила. Когда тебе исполнилось два года, она сделала невозможное: с большой доплатой обменяла нашу квартиру в родном городе на Москву. Пусть это был ветхий трёхэтажный дом на окраине города, но я смогла снова пойти в школу, закончить её, и поступить в университет. Про тебя все думали, что ты мой младший братик. А потом случилась беда: тётя тяжело заболела и очень быстро свернулась. Наш старый дом пошёл под снос, а нам дали квартиру вот в этой новостройке. Мы с тобой остались вдвоём. И вот она, моя ситуация: всех мужиков я ненавижу, даже смотреть на них не могу. Одного только люблю-тебя, мой милый. Потому и пряталась от тебя, чтобы не сорваться. Ну, да видно от судьбы-то не уйдёшь. Что должно быть-то и будет.

Наконец я решился задать мучивший меня вопрос. Облизнул пересохшие губы.

— Мам, и все эти годы ты ни с кем?…

— Нет, нет, ни с кем! То, что у нас вчера было-это фактически мой первый раз! Можно сказать, что я с тобой потеряла невинность!

Ну ничего себе! Я лишил невинности родную мать?! Несколько секунд я обалдело мигал.

— Мам, но ведь тебе же хотелось? Мне и то вон уже как хочется!

— Да конечно, хотелось! Но только я сама себя ласкала. Ну-ка выдвини верхний ящичек!

У маминой кровати стоял туалетный столик. И в верхнем ящичке лежали два очень гладких розовых шарика размером с мячик для пинг-понга, соединённые шелковым шнурком. Я и раньше часто их видел, но не обращал внимания.

— Что это, мама?

— Тайские шарики-улыбнулась мама.-Я их туда заталкиваю и катаю. Моя любимая игрушка. Девочки вообще любят себя поласкать. Да и мальчики тоже. Вот ты точно любишь так делать.

— Мам, а как ты догадалась?

— А по залупке твоей! Когда я тебя купала, она никак не открывалась, а теперь вон как ездит туда-сюда!-мама озорно улыбнулась и крепко меня поцеловала.

— Мам, я больше не могу, я очень хочу!

— Да я уж чувствую, милый! Давай, иди ко мне!-мама широко раздвинула ноги, сильно прогнулась и я сразу же оказался там, где хотел.

Теперь мы были лицом к лицу, крепко обнялись и совсем слились друг с другом, став единым целым. Особенно-приятно мне было ощущать на лице её свежее, горячее как огонь, дыхание.

После мы долго лежали тихо, приходя в себя, а потом мама вновь заговорила.

— Видишь, какая интересная штука жизнь.Она мудрее нас и всё расставит по своим местам. Выходит, отчим не зло мне сделал тогда, а добро. Если бы не он, сидела бы я сейчас в родном Мухосранске дура дурой, и не было бы у меня такого сокровища, как ты. Я, конечно, знаю, как они с матерью там живут, школьная подруга мне сообщает. У них двое детей, мои брат и сестра. Когда было трудное время, я посылала им деньги. Но вот говорить и встречаться не хочу. Ни к чему это всё бередить.

Прошло много лет и я сейчас вижу, насколько мама была права! Жизнь мудрее нас и её нельзя загнать ни в какие рамки. И нет в ней ни абсолютного зла, ни абсолютного добра. Одно очень легко переходит в другое и наоборот.