Эпиграф:

Ах ты юность! Если б знала ты,

Как ты дьявольски прекрасна!

Вечно солнечно мечтала ты,

Только правде присягала ты,

И любой огонь встречала ты,

Как бы ни было опасно!

Я приветствую с волнением

Твои сложности и радости,

С бесконечным восхищением

И грустинкой невозвратности.

Э. Асадов.

05.01.2020 года вечер.

Жена негромко звенела посудой на кухне.

Я лежал на диване, и держал ноутбук на коленях. На мониторе сменяя друг друга, мелькали фотографии, А в верхнем углу светилось окошко мессенджера с новым сообщением: «Привет, Стас, это Ольга Ицкова (Похмелкина). Расскажи как дела, кого из наших видел?».

На экране появилась фотография двух солидных молодых мужчин в чёрных пиджаках на фоне старинного желтого здания с колоннадой и портиком. Это мы с Эдуардом Сергеевичем после избрания его деканом, у главного входа в университет.

Следующее фото, еще и ещё, а вот: мы же, напротив бани в одних простынях и по пояс в снегу. Это я стал начальником отдела.

Ещё пролистал два десятка фото... а вот Эдуард Сергеевич с женой, стаканом водки и шампуром. Это «Шашлыки» после защиты его «кандидатской».

А вот мы с Эдиком на первом «юбилее» — пять лет выпуска из академии. Пьяные, галстуки отпущены, болтаются почти на пузе. У меня уже борода.

Вокзал, Эдик с Машей встречают меня из армии, с водкой, хлебом и солью. Прямо на капоте старенькой «Девятки», на площади Московского вокзала. (А где фотки с их свадьбы? На третий день после моего приезда они поженились, я свидетель. Надо найти и добавить).

Снова вокзал, они с Машей провожают меня в армию. Я какой-то потерянный, чешу «репу».

Вот вручение дипломов. Эльф ещё лохматый, с гривой до плеч, я в черной рубашке с белым галстуком и белых брюках.

Вот мы снова в полотенцах в снегу у бани. Экватор. Фотка эпохи плёночных фотоаппаратов, полгода назад Эдик где-то нашел её, оцифровал и прислал мне.

Вместе со следующей, последней в папке.

Мы были первые, первый набор на первый курс новой специальности. Актовый зал Академии, в руках у нас студенческие билеты и зачётки. И целая долгая счастливая жизнь впереди...

Я вновь погрузился в воспоминания в этот раз совсем не глубокие. Всего пару часов назад на кухне, с сигаретой в руке я сидел и смотрел в потолок.

— Э, братан, да это у тебя кризис среднего возраста. — Улыбается Эдик. — Не грусти, а то хуй не будет расти.

— Какой там расти? Он уже стачиваться начал.

— Я, так-то в глобальном смысле. — Невозмутимо ответил он. — Давай накатим: «За нас с вами, за хрен с ними!».

Я потянулся, выловил пальцами прямо из банки крепкого малыша корнишона, ухватил второй рукой рюмку с водкой. Чокнулись, выпили.

— Ну, рассказывай дальше, — подгонял меня Эдик, — Белку видел, и что, как она, как дела.

— Чё я её видел, три минуты. «Привет, ты?», «Я, а это ты?», «Я!» «Ну пока... «. Жопу большую отъела, так-то она вся точённая была. Из рыжей в блонду перекрасилась. Вот дочка — красавица, на мать в молодости похожа. Муж — тюнтель, худой как спичка и длинный (в смысле высокий) выше меня на пол головы.

— А контактами обменялись?

— Так... — Я махнул рукой и погрузился в воспоминания вчерашнего дня...

После кино мы со Светой решили зайти в кафе выпить по кружке пива. К пенному заказали небольшое блюдо с колбасками. Жена сидела напротив, и что-то мне говорила. Но я был поглощен своими мыслями о скоротечности времени.

За соседним столиком справа и чуть впереди (от меня) сидела семья. Пара нашего возраста (тоже слегка за тридцать), и девочка лет десяти. За спиной у женщины висел экран, по которому крутили какой-то «голубой огонёк». И я смотрел прямо через неё, в ожидании заказа.

Лицо женщины мне показалось когда-то знакомым. Да, постарела, располнела, но очень похожа на... хотя так не бывает, подумалось мне.

В это время нам принесли пиво. Мне IPA в тяжёлой глиняной кружке, Свете «Тыквенный эль» в лёгком, почти «летящем» бокале тонкого стекла. Светка негромко гудела над ухом, про то как ей понравился фильм. Потом, про Бесединых, которые завтра придут в гости, и про что-то ещё...

Между тем я вдохнул яркий цитрусовый аромат Индийского эля. Сделал первый небольшой глоток. Катая его во рту, ловил каждую нотку горького переохмелённого вкуса. При этом не отрывал взгляд от экрана.

Через некоторое время я поймал на себе взгляд из-за соседнего столика. Женщина разглядывала меня, стараясь не привлекать внимания, но довольно пристально. Потом она что-то сказала, наверное, мужу, встала и пошла в конец зала.

Я допил свое пиво. Дождался паузы в монологе жены.

— Сейчас в туалет схожу, и договорим. — Сказал я.

Светка лишь молча, кивнула.

Я поднялся, и пошёл по проходу в дальний конец зала, где находились туалеты.

На выходе из дверей с табличкой «WC» я лицом к лицу столкнулся с дамой из-за соседнего столика.

— Мы знакомы? — поинтересовалась она, уже без всякого стеснения внимательно разглядывая меня.

Я на секунду замялся, а потом спросил:

— Ольга Похмелкина?

— В девичестве, да. — Спокойно ответила блондинка. Снизу вверх глядя на меня холодными серо-голубыми глазами.

Я улыбнулся. Улыбнулся радостно, от всей души и почти закричал:

— Белка, ну!... — выдержал паузу и добавил, — неужели я так изменился. Бельчонок из дупла четыре-двадцать три.

— Ёжик!? Не может быть. — Ольга порывисто приблизилась ко мне, обняла и отстранилась.

— Сам не верю. Я только вчера про тебя вспоминал.

— Правда? Что именно?

— Новый две тысячи третий год, Эльфа и Чёрную Мамбу. — Я улыбнулся.

— С чего вдруг?

— Витька, племяш, у него вчера день рожденья был, семнадцать лет. Ты не помнишь уже, как мы пьяного брательника в роддом тащили по снегу? Так вот, Витя вчера интересный вопрос мне задал, философский. Вот и вспоминал нас в его возрасте. — Сказал я и перевёл тему. — Ты как? Рассказывай. С мужем здесь?

— Да, и с дочкой, а ты?

— С женой, малых вчера тёща забрала. На три дня.

— Малых? Сколько их у тебя?

— Двое, Саньку — девять, а младшему, Ваньке — шесть.

— Молодец. — Улыбнулась она, — ладно, пошли обратно, пока нас не хватились.

Я достал из кармана бумажник, вынул из него плотный прямоугольник бумаги и протянул Ольге.

— Вот, возьми.

— Спасибо. — Она легко выдернула визитку из моих пальцев. — Познакомьтесь, Игорь.

Мужчина, встал из-за столика, протянул мне руку.

— Станислав, — представился я. Тронул жену за плечо, — Света, моя жена.

Светка обернулась и кивнула.

В этот момент к столику Игоря и Ольги подошел официант и принес счёт. Муж быстро рассчитался наличкой.

— До свидания, мы пойдём. — Оля помахала мне рукой.

— Рад был увидеть, Оля. — И они пошли в сторону гардероба.

— Кто, это? — Спросила Светка, подзывая официанта.

— Похмелкина, в академии вместе учились.

— Можно повторить. — Сказала Света, глядя на подошедшего парня с подносом в руках.

— И еще сто пятьдесят водочки в графин, Илья. — Добавил я.

Официант еще раз проговорил заказ, дождался моего кивка, и ушел.

— Ты чего, накидаться решил? Завтра Эдик с Машей придут, опять нажрётесь. — Скорее в шутку сказала жена.

— Ладно тебе, «нажрётесь». Ты нас «напившихся» не видела. Да и не напиваемся мы уже. Возраст не тот. Старость — не радость.

И я вновь погрузился в воспоминания вчерашнего дня:

Мы стояли с племянником на заснеженном балконе. Он кутался в куртку, я курил, с наслаждением вдыхая сигаретный дым, и медленно выпуская его из лёгких.

— Так вот, Стас, все говорят, что самые лучшие годы в жизни это — школьные. Ты тоже так считаешь? Ведь столько всяких проблем, учёба,родители. Вот ты мне скажи, когда они лучшие годы в жизни. Я глубоко затянулся, задумался на несколько секунд и ответил.

— Дальше больше, этих самых проблем... хотя объективно лучшие годы у тебя только начались.

— В смысле?

— Понимаешь, Вить, объяснить это сложно даже самому себе, а уж тебе тем более.

— Ну, уж попробуй, дядька.

Я опять задумался. Докурил, затушил окурок в банке.

— Лучшие годы, я так думаю, это, вот десять лет — с шестнадцати до двадцати шести. По крайней мере, я их для себя так отрядил. Пошли в квартиру, а то ты совсем закоченеешь.

Мы вошли с улицы в кухню.

— А подробнее? — Витёк уселся на стул и уставился на меня. — Ведь никакой независимости.

— Вот, — я перехватил его на полуслове, — независимости. Независимости, полной, мой юный друг — не бывает. Любой человек, и не только человек, априори зависим. Хотя бы от того же кислорода, которым тебе надо дышать, воды, еды и так далее. Сейчас ты зависим от родителей, учителей, одноклассников, ещё от чего-то, но так было всегда и будет. Только вот количество тех, от кого ты «зависим» будет только расти. Зато сейчас у тебя есть практически полная свобода меняться самому и менять окружающий тебя мир. И ещё у тебя наступает самый пик «первого раза».

Витя смотрел на меня, и задумчиво, и непонимающе моргал глазами.

— Вот смотри, начнём, наверное, со времени «первого раза». Всё что с тобой сейчас происходит, ну, глобального, происходит в первый раз. Первая любовь, первое свидание, первый поцелуй, первая сигарета, первое предательство... всё это первый раз в твоей жизни. Поэтому все события вызывают в тебе такую бурю эмоций. Потом будет первый секс, первая машина, первая смерть близкого человека.

— С этим допустим понятно, а что со свободой?

— При этом у тебя есть свобода выбора, в пределах зависимости конечно. Ты можешь изменять свое положение в мире, в обществе, и тем самым подгонять его под себя. Ты будешь выбирать, в какой университет поступать (то есть шансов попасть в Гарворд или даже МГИМО, у тебя нет, но возможность поступить в приличный даже московский ВУЗ у тебя есть). Учиться там, или нет, тоже твой выбор. В конце концов, даже машину ты будешь себе выбирать сам. Какой-нибудь трёхдверный хэтчбэк спортивного вида по деньгам, конечно, это может быть и «восьмёрка» жигулей и походивший фольксваген «гольф» или, если ты любишь охоту и рыбалку, возьмёшь внедорожник. Я этого выбора уже лишен. Денег вполне хватает на «Мазду RX» или «Мерин CLK» хоть и не новый. Но что им делать, когда у меня жена и двое детей. Поэтому я иду и покупаю кроссовер или седан на автомате, чтобы жена тоже могла детей возить.

— Но может бросить всё?

— Что всё? — Улыбнулся я, — Светку, Сашку с Ванькой? Я их люблю, безумно люблю. Прикинь отец твой зайдёт и скажет: «Я в рот ебал всё это, и уезжаю на Тибет, чистить чакры на три года».

— Ну да, не норм. Лажа какая-то. Но, предки как прессуют.

— А, фигня. В универ поступишь, даже здесь, а не в Москве, слезут сразу. Только учёбу не запускай. Новый год на первом курсе ты уже будешь отмечать у кого-нибудь на хате с друзьями. Или не на хате...

Тут в кухню зашел брат.

— Ну, где вы потерялись?

— Да вот, сын твой совсем повзрослел, серьёзные почти философские вопросы задает.

— А ты его глупостям не научишь? Меня в пример ставь.

— Ага, — хмыкнул я, — вот с того момента как ты их с Ликой из роддома забирал сейчас и начну.

— Потом... — Процедил сквозь зубы брат.

— А чё было? — Встрепенулся Витька.

— Потом, тебе сказали, — гы-гыкнул я, и пошел в зал, где за столом сидели гости.

Народ уже разделился на группы по интересам, и с упоением общался каждый на свою тему.кричать, улюлюкать. Кругом открывали шампанское, хлопали петарды. Повсюду произносился единственный тост: «С НОВЫМ ГОДОМ!!!», и слышался один ответ: «С новым счастьем!!!». От судьбы динозавров и полного вымерзания нас в ту ночь спасли родители Эльфа. Уже почти в час ночи мы случайно столкнулись с ними под ёлкой. И при расставании отец Эда непрозрачно намекнул, что они идут к «тестю с тёщей» и там останутся ночевать.

Уже через минуту Эльф принял волевое решение о том, что можно и нужно идти к нему домой. Потому что там тепло, и есть что пожрать.

Транспорт естественно не ходил, и мы отправились пешком, почти пять остановок. По пути разговорились с компанией, которая тоже шла в попутном направлении домой. Я поделился портвейном. И на ходу пытался играть на гитаре. Когда они услышали нашу историю с ключами и приключения — предложили зайти к ним. Это как раз на полпути. Там нас угостили водкой на ход ноги, и подарили бутылку шампанского.

До дома Эльфа мы дошли в три часа ночи. На кухне распили «Шампунь», закусили «Оливьешкой» и разошлись спать. Нам с Белкой было постелено в комнате у Эда, а они с Машкой пошли в спальню родителей. Через пятнадцать минут поцелуев и объятий мы с Олькой заснули.

В семь-пятнадцать я проснулся от стука в дверь.

— Да...

— Пора просыпаться, — сказал Эльф. — Родичи через час придут.

— Встаём, — сказал я, — и нежно поцеловал Белку в шею.

Эльф напоил нас чаем с печеньем. И в восемь утра мы с Олькой вышли из подъезда, на абсолютно пустую улицу. Город спал после праздника.

Проверяя содержимое карманов на наличие сигарет, я обнаружил в одном из них неучтённые 200 рублей и ещё остатки от вчерашнего «аска» в переходе.

Пока шли до остановки я покурил.

На остановку подошел троллейбус. На нём мы поехали к Ольке в общагу, точнее она в общагу, а я её проводить.

Двери в общежитие были уже открыты. На вахте дремал, толи сонный, толи похмельный, дежурный охранник. Ольга показа ему пропуск, он кивнул, и снова задремал.

— Пошли, — Белка ухватила меня за руку, и потащила через вертушку.

Охранник никак не отреагировал и даже не спросил у меня документы.

По пустой гулкой лестнице мы поднялись на четвёртый этаж. Стены исписаны всякими надписями и разрисованы маркерами, по облупившейся местами краске. Второй блок, третья комната. Прошли через кухню. По отсутствию всякого движения и грязной посуды, я понял что, кроме нас здесь никого нет.

— Все разъехались по домам на Новый Год. — Сказала Олька, отпирая дверь.

Зашли в комнату. На столе у окна стояла маленькая ёлочка, на стекло было прилеплено несколько снежинок из белой бумаги.

Я сел на стул.

— Да-а-а, Ты одна бы тут встречала... — сказал я.

— Грустненько было бы. — Покивала Белка. — Я в душ, ты как хочешь.

Она быстро подошла к шкафу, открыла одну створку и зашла за нее. Стала раздеваться. На дверце шкафа повисла её кофточка, потом джинсы. Из-за створки она вышла уже в махровом халате.

— Ты пойдёшь? Полотенце дать? — слегка подмигнув, спросила она.

— Да, — быстро согласился я.

— Лови, — в меня полетело большое банное полотенце. — Только мочалка одна, Потрёшь мне спинку.

Я хотел что-то сказать, но потом просто встал и пошел к двери из комнаты.

— А раздеться? Там негде — пояснила девушка, и отвернулась.

Я снял свитер, футболку и джинсы. Повесил всё на спинку стула. Оставшись в одних трусах, намотал полотенце на поясе.

— Я готов.

— Пойдём.

Небольшая душевая комнатка. Старая ещё советская плитка с ржавыми подтёками на стенах и полу. Кое-где она отвалилась. На полу её залили бетоном для ровности, а на стенах так и зияли дыры с кривыми краями. Лейка душа, намертво, прикручена к проржавевшей, давно не крашеной трубе. На грязно-белой двери небольшой крючок для одежды.

Белка стояла ко мне спиной. Сняла халат, не поворачиваясь, и стесняясь, подала его мне.

— Повесь. — Под халатом было обнаженное тело.

Я тоже разделся.

Оля повернула кран, и отступила назад. Из душа полилась, непонятная коричневая жижа. Через минуту вода стала почти прозрачной. Она вступила под струи. Я подошел ближе. Немного неуклюже приобнял Олю за плечи, слегка коснувшись её ягодиц членом. Она передёрнулась, и я убрал руки. Мы несколько минут стояли под струями еле тёплой воды. Я разглядывал её шею, спину, ямку на копчике, ягодицы.

Она взяла мочалку, намылила, взбила пену. Сделала полшага вперед и резко развернулась. Оказавшись ко мне лицом, прижалась к груди.

Я поцеловал её в губы. Поцелуй оказался не таким страстным как обычно. Много раз мы целовались с ней в одежде. А каким-то не уверенным, как первый детский поцелуй в подъезде.

Мы снова несколько минут стояли прижавшись друг к другу. Я гладил её по спине. Она просто прижимала к моим лопаткам мочалку.

— Что дальше? — глупо спросил я.

— Не знаю. — Олька отстранилась от меня, провела по моей груди мочалкой.

Я нежно взял в руки её налитые упругие груди. Нагнулся, поцеловал в шею, в грудь, и наконец, прикоснулся губами к соску. Она снова отстранилась и уже увереннее стала тереть мою грудь и живот мочалкой. Спускаясь всё ниже, Оля присела на корточки. Очень осторожно, она взяла мой торчащий член в свою маленькую нежную ручку. Я аккуратно взял её руку с пенисом в свою. Сдвинул вместе с крайней плотью, оголяя головку, и как бы показывая, что надо делать.

Она несколько раз передёрнула его, потом отвела мою руку и снова взялась за фаллос. Второй рукой откинула намокшие волосы назад. И... лизнула головку. Сначала самым кончиком языка, потом еще и еще. Потом заглотила её, своим маленьким ротиком. И начала сосать, неумело, странно подёргивая головой и всем телом.

Мне хватило нескольких секунд, всё тело пробила дрожь.

— Сейчас кончу, — Как будто чужой, хриплый голос тяжело вырвался из моей груди.

Оля выпустила член изо рта, и в то же мгновение, упругая, горячая, струя спермы ударила ей в лицо.

Беловатая густая жидкость стекала по её подбородку. Капала на грудь, затекла между сисечек, вместе со струйками воды из душа.

И вдруг она расхохоталась. Обхватила мои бёдра руками, уткнулась лицом в мои ноги. Так, что яйца прижимались к её лбу. Всё её тело сотрясалось от хохота, она, то целовала мои бёдра, то пыталась их укусить. Вдруг отстранилась. Стерла остатки спермы с лица.

— Ты и, правда, девственник. Всё как Мамба рассказывала. Я думала, ты врёшь.

Да, до неё у меня не было женщин. К слову как и у нее до меня мужчин. Я это знал, а она не верила.

Белка встала, прижалась ко мне, поцеловала в губы. Теперь как всегда страстно, жадно.

Потом я снова намылил мочалку, мы мылись, я тёр её груди, живот, целовал в пупочек. И вот предо мной возникли её лобок и писечка, подёрнутые, мягким, еле заметным, светлым, пушком. Слегка разошедшиеся половые губы. Я осторожно провёл по ним снизу вверх большим пальцем несколько раз. Потянулся к ним губами, поцеловал. Лизнул языком. Погрузился языком внутрь, ощутил кисловато-солёный вкус её выделений. Раздвинул пальцами губки. Стал искать языком клитор, о котором так много читал в «умных» книжках.

Белка стала дышать глубже. Опустила руки мне на плечи.

Я неглубоко вставил палец второй руки в её вагину. И начал двигать им внутри, пока не коснулся чего-то. От этого Оля вскрикнула негромко и сказала:

— Не надо, — сделала глубокий вдох и добавила, — пока не надо.

Я встал, поцеловал её.

Мы всё-таки домылись. Потёрли друг другу спины. Помогли друг другу вытереться, и пошли в комнату.

В комнате Оля сказала:

— Стас, пойдём, покурим.

— Пойдём, — ответил я. Надел джинсы и футболку.

Курили на кухне. Я облокотился на подоконник, Оля уселась на краешек кухонного стола. Просто смотрели друг на друга и молчали.

— Ты хочешь? — Оля посмотрела мне в глаза.

— Да, но если ты не готова...

— Я готова, — перебила она меня.

Затушила свой окурок в раковине и бросила в ведро.

— У тебя есть... — Белка смутилась на секунду, — Ну, эти, презервативы?

— Да.

— Пойдём, — Она поманила меня рукой.

— Иди, я сейчас.

Докурив, я пошел в туалет. Мне очень хотелось помочиться.

Когда я вошел в комнату, Оля полулежала на кровати, прикрывшись простынёй. На столе стояла бутылка вермута, и две чашки.

— Налей нам немного, Стас. — Попросила она.

Я открыл бутылку, налил по половине. Подал одну чашку ей.

— Я тебя люблю. — Сказала Оля, тихо стукнула в край моей чашки своей. Залпом выпила.

Я лишь пригубил. Забрал у неё посуду, поставил обе чашки на стол.

Снял футболку, джинсы, трусы. Подошел к кровати. Откинул с белки простынь. Она отпрыгнула и забилась в угол, подтянув под себя ноги. Я сел, на край кровати, рядом.

— Ну, что, ты, боишься?

— Да.

— Я тебя, очень, люблю. Всё будет хорошо.

— Да. Я верю, Ёжик. — Олька вытянула ножки вдоль стены.

Я наклонился, поцеловал в губы. Провёл рукой по её щеке, шее, груди, Взял в руку её сисечку, аккуратно начал её массировать. Опустил голову, поцеловал в грудь, облизал сосочек. Соски её набухли и стали твёрдыми, как и мой член. Потом я стал спускаться ниже покрывая поцелуями её живот. Пока вновь не дошел до самого главного, самого сладкого, и вожделенного места на её теле.

В душе я не мог как следует рассмотреть её писечку. Даже стоя на коленях, моя голова, всё равно была на уровне её живота. И мне приходилось изгибать и выворачивать шею, чтобы дотянуться до неё. Сейчас же я мог занять удобное для себя положение, и во всех подробностях рассмотреть все мельчайшие детали молодого девичьего тела. Ведь это было в первый раз.

Целуя, её губки, я раздвигал их пальцами, лёгко касался её клитора, ощущал вкус её сочных выделений.

И Белка была мне благодарна за то, что я делал. Выражая свои чувства глубоким дыханием, и тихим постаныванием.

Наконец я оторвался от её промежности. Встал на колени перед её раздвинутыми ножками.

Оля приподнялась, и села по-турецки. Протянула свою нежную ручку и взяла меня за пенис. Несколько раз передёрнула его, пока я открывал и вынимал презерватив.

— Можно я сам его надену?

Я лишь кивнул, и протянул ей скатанный в плоскую шайбу кусок латекса.

Оля неумело попыталась натянуть презерватив на фаллос. Удалось это корявенько со второго раза. После, она вновь откинулась на подушку.

Я вновь наклонился над ней, слегка коснулся членом её вагины. Она вздрогнула. Я приблизился к её лицу, поцеловал. И шепнул на ушко:

— Не бойся, Бельчонок, я буду очень осторожен и нежен с тобой.

С этими словами я вновь коснулся её писечки своим пенисом. Попытался вставить его. Получилось не с первого раза. Член несколько раз проскакивал, но, наконец, вошел в узкое отверстие влагалища. Сначала совсем чуть-чуть, потом глубже, ещё и ещё. Пока там, не стало совсем узко. Тогда я немного вытащил член и снова вставил, так несколько раз. Потом с усилием продавил, его глубже внутрь.

Оля вскрикнула, и, кажется, даже сказала «Блять».

Я уже понял, что всё случилось, и теперь меня ничего не сдерживает. Большими размашистыми движениями я продолжал разрывать её плеву. Стараясь ускорить темп.

По лицу Белки метались отголоски её ощущений. Они ежесекундно сменяли друг друга. Ей было то больно, и тогда она зажмуривалась, и стискивала зубы. То приятно, и она улыбалась и облизывала губы языком. То вновь больно и тогда она кусала свою нижнюю губу. Её руки вцеплялись в сетку панцирной кровати, сминая матрац и простынь.

— Тише. — Прошептала она. — Помедленнее, делай это. Мне, уже почти, не больно.

Я снизил скорость и амплитуду движений.

— Да... Стас... глубже... сквозь стон, прерывисто выдыхала Олька. — Ты... достаёшь... хорошо.

Я старался, следовать её подсказкам. Её первым живым ощущениям. Первым результатам, полученным опытным путём.

Когда на меня стала накатывать волна оргазма, Белка изогнулась, вскрикнула и обмякла на секунду. Я уже вышел на финишную прямую.

— Стас, мне больно. — Крикнула она.

Я не слышал, и остервенело, продолжал трахать, её ещё и ещё пока не кончил. Наконец я вынул член, и тяжело дыша, свалился рядом.

Мы без движения, лежали на узкой панцирной кровати. Молчали и смотрели в потолок.

Оля первая повернулась, приподнялась на локте, посмотрела на меня и сказала:

— Мне было больно, ты не слышал?

— Нет, но это нормально, как мне кажется. — Ответил я, подсовывая руку ей под голову.

— Нет, не сразу, а потом когда я... кажется, кончила. — Олька, опять повалилась на спину. — Я же кричала, просила остановиться. А у тебя были такие глаза... и ты продолжал и продолжал.

— Прости. Тебе было хорошо?

— Это было круто... не передаваемо... не забываемо... ни с чем не сравнимо.

— И для меня...

— Так и должно быть, ведь мы — Первые.

Да, подумал я тогда, ведь мы действительно первые... нет, не первые кто трахался в этой общаге, в этом обшарпанном душе, может даже на этой самой, узкой, старой, скрипучей панцирной кровати. Для себя, друг для друга, в первый день нового года, здесь и сейчас, мы были — Первыми.

Знать бы тогда как много их будет: вторых, третьих, пятых, десятых... Будут единственные. Будут незабываемые. Когда-нибудь будут и последние. Но первых уже не будет.