Мы шли вместе по густо засаженной кипарисами аллее в центре чужого города. У меня было прекрасное настроение, и даже перспектива скорого возвращения домой на автобусе нисколько его не портила. Однако же у напарника моего, Сашки, настроения явно не было: он шел крепко сжав губы и чуть чуть прищурив глаза, верный признак того, что он на что то обижен или недоволен. За недолгое время совместной службы я уже успел изучить его мимику, да и к тяжелому его характеру я привык.

Горшков, давай договоримся, ты будешь делать то что я скажу и не будешь пытаться спорить. Во всяком случае, я старше тебя по званию, и слушаться меня твоя прямая обязанность. я смотрел на него взглядом победителя, а он недовольно скосил на меня глаза:

То что я сержант не значит, что я тупее. И вообще, я как то думал что мы друзья… Зазвездился ты, Слава!

Мы друзья! я растянулся в широкой улыбке. И из нас двоих зазвездился уж явно не я. Это ты у нас вон не ездишь на общественном транспорте, машину тебе видите ли подавай. Но будь добр уж если сломал машину, то изволь возвращаться на автобусе вместе со мной! Оставить я тебя здесь не могу, и на самолеты у нас денег нет.

Он укоризненно посмотрел на меня:

Ты же знаешь, что машина сама сломалась. Не надо меня ни в чем обвинять, мне и без того тошно.

Он сел на лавку, скрестив руки на груди. Я остановился возле него и стал разглядывать прохожих, которые, в свою очередь, разглядывали нас. Взгляд парней и девушек привлекала форма, однако, если первые завидев нас, старались побыстрее прошмыгнуть мимо, то вторые, наоборот, с любопытством рассматривали нас с ног до головы, подолгу задерживая взгляд на моем напарнике.

Для меня это было неудивительно: у него и правда была какая то необычная, воинственная, притягивающая взгляд, внешность. В его глазах было что то странное, непонятное, и меня никогда не покидало чувство, что он немного ненормальный. Впрочем, не меня одного. Однако это не мешало всем, кто его знает, испытывать к нему теплые чувства, да и вообще опекать его со всех сторон. Я тоже не был исключением. Он считал меня своим лучшим другом, а я уже давно относился к нему как к младшему брату.

Что с тобой? спросил я Сашку, увидев как он пальцами щупает свой живот.

Да вот болит, озабоченным голосом произнес он, как бы не аппендицит я думаю. сказал он и тут же испуганно взглянул на меня.

У него была эта удивительная особенность всегда и во всем ожидать самого худшего. Синяки ему обычно казались гангренами, а боли в животе то язвой, то аппендицитом.

Я рассмеялся:

Покакаешь пройдет.

Ага, много ты понимаешь. укоризненно заявил он.

Тогда пошли в больницу.

Нет, лучше в туалет.. сказал он чуть неуверенно.

Я дожидался его на улице. Из туалета он вышел уже совсем печальный. Я не мог понять, играет ли он или ему по настоящему плохо.

Домой поедем? выжидательно спросил я.

Хочешь едь, он покачал головой, а я не поеду. Не могу.

Ну куда я без тебя поеду то? Давай в больницу тогда.

А что в больнице?

Ну клизму поставят тебе. сказал я с улыбкой.

Не надо мне клизму, скривился он, сам справлюсь.

Вижу я, как ты справляешься. Послушай, у меня тут дед живет недалеко, давай зайдем? В туалет нормально сходишь хотя бы.

Он тут же согласился, и мы пошли. Придя домой, я направил Сашку в туалет, а сам остановился поболтать с дедом. Квартира у него была однокомнатная, поэтому ночевать остаться мы тут не могли даже если б захотели.

Через какое то время вышел Саша с гримасой безысходности на лице.

Что, никак? спросил я его.

Никак… пожал плечами Санек. Наверно, придется в больницу все таки.

А что с ним? спросил меня дед.

Живот болит, не можем домой доехать.

Э ээ мент, это тебе клизму надо. рассмеялся дед, глядя на него. Сашка махнул рукой в ответ:

Ниче, потерплю.

Вот только не надо мне вот этих ваших потерплю!! Снимай штаны. командным голосом приказал дед.

Сашка хотел рассмеяться в ответ, явно не собираясь раздеваться, но его тут же скрутило спазмом так, что он согнулся и повалился на диван рядом с дедом.

Тааак, неси клизму, Славка. скомандовал дед. Я был очень рад такому повороту дел и сразу же пошел за клизмой. С удивлением для себя, я обнаружил, что начинаю возбуждаться. "Да ну, не может быть! Я, натурал, собираюсь проклизмить своего лучшего друга! И мне на самом деле этого хочется. Похоже я схожу с ума…" думал я.

Достав клизму и наполнив ее водой, я вернулся в комнату.

Сашка смотрел на меня огорченным взглядом, всем своим видом показывая, что не позволит нам над собой издеваться. Но новый спазм не заставил себя долго ждать, и он тут же самостоятельно спустил штанишки, надеясь избавиться от ужасной боли. Поскольку на бок его уложить не удалось, клизму пришлось делать пока он лежал на животе. Я раздвинул ему ягодицы, и почувствовал, как мой член встает при виде нежной розовой дырочки. Тут я вспомнил за смазку: у нас ее не было. Бежать в аптеку было уже поздно, поэтому я воспользовался кусочком мыла. Сначала я намылил свой палец, и, слегка надавив на дырочку, ввел его до основания. Саша заскрипел и заерзал, но дед крепко держал его плечи, не позволяя ему таким образом вырваться.

Зря ты ему мылом там… сказал дед. Ему же щипать щас будет!

Несмертельно! веселым голосом сказал я, и улыбнулся удивленному Саше, который пытался разглядеть, что я делаю.

Я намылил себе второй палец, и попробовал его тоже ввести в теплую дырочку, но мне это не удалось Саша сжал попку и палец не проходил.

Расслабься, ментеныш. сказал ему дед. Скоро все кончится.

Он нехотя расслабился, и палец потихоньку стал входить внутрь. Но не успел он войти и наполовину, как Саша вскрикнул, и сообщил, что ему больно. Он сказал, что я порву ему попу, если продвинусь хоть на миллиметр вперед.

Мы с дедом рассмеялись:

Как же ты срешь тогда?!

Товарищ мой покраснел и уткнулся носом в подушку. Он снова сжал попу, и я вытащил оба пальца.

Не сжимай, расслабь. сказал я, раздвинув ему ягодицы. На секунду он снова расслабил анус, и чуть чуть разработанная мной дырочка приоткрылась. Я довольно посмотрел на плоды своего труда, и принялся смазывать наконечник мылом. Вдруг Саше начало щипать и жечь попку, он стал елозиться по кровати, и я поспешил ввести наконечник. Вода помаленьку заполняла его желудок, а я решил в это время поиграть со шлангом, попеременно то почти доставая его из попки, то, наоборот, засовывая его туда глубже. Саша же зачем то то сжимал, то разжимал колечко ануса, обхватывая и отпуская наконечник. При этом лицо его оставалось совершенно безучастным, как будто происходящее не имеет к нему никакого отношения.

Через какое то время, однако, он снова вернулся к реальности: ему показалось что воды у него в животе "уже слишком много", и что ему срочно пора вставать в туалет.

Тогда я вытащил наконечник, полил оставшейся водой слегка покрасневшую дырочку сверху, чтобы смыть мыло, и ввел внутрь палец.

Полежи так. Надо подержать чуть чуть воду внутри, чтобы подействовало.

Он оглянулся на меня, и раздраженно сказал, что эта процедура уже действует ему на нервы, и он не собирается терпеть ни секунды боле. Он хотел встать, но дед крепко держал его спину и приказал терпеть.

В конце концов Саня сдался, и я решил обследовать его попу внутри. Я гладил пальцем стенки ануса, залазил как мог глубоко. Вдруг Саша приподнял попку, и посмотрел на меня. Тут же отвернулся, и снова посмотрел.

Что? спросил я его.

У меня там чешется… смущенно проговорил он.

Я не смог сдержать смех и стал гладить его дырочку большим пальцем снаружи, пытаясь облегчить ему страдания.

Но Саше скрутило живот, терпеть он больше не мог, и мне пришлось проводить его в ванну, затыкая ему попку пальцем.

Оттуда он вернулся уже одетый, со странным выражением лица. У него все еще щипало внутри от мыла, и он попытался почесать там через штаны.

Что ты, не надо туда чесать! возразил дед, Еще хуже будет!! Ну ка, снимай штаны. Вячеслав, принеси подсолнечное масло с кухни.

Я принес масло и поставил его рядом с дедом. Дед смазал палец в масле и ввел его стоящему к нему спиной Сашке в попку. Там он несколько раз провел пальцем взад вперед, а потом смазал вокруг дырочки.

Скоро пройдет! сказал он. Саша натянул штаны, хлюпнул носом, и пошел к двери. Я попрощался с дедом и пошел за ним.

Мне было интересно, что по поводу всего этого он скажет потом, когда мы останемся наедине. Но он все время молчал и ничего не говорил. Я тоже молчал. К концу пути он постепенно отошел, и снова начал со мной общаться. Но за этот случай он не сказал ни слова. Я тоже не стал дергать за больные ниточки, и никогда ему за это не напоминал. При этом втайне надеялся, что когда нибудь ему снова станет ужасно плохо, и мы сможем повторить клизму.