Лилиан, в такие ясные и спокойные дни, что бывают ранней осенью, любила посвящать рисованию. Она и до замужества проявляла интерес к этому занятию и даже достигла некоторого успеха, особенно в рисованию пастелью. Конечно, её рисунки нельзя было сравнить с пастелями непревзойденной Розальбы Каррьеры, но многие находили их приятными глазу и не лишенными изящества. Именно благодаря этим скромным умениям, Лилиан и вышла замуж за графа де Шомбара. Одной из её работ был автопортрет. Она изобразила себя, тогда ещё юную девушку в роли пастушки, что отдыхала под раскидистым дубом в компании двух милых овечек. Эта картина пользовалась определенной популярностью и однажды её увидел граф, и потерял покой и сон. Целый год он искал по всей округе ту самую пастушку, она грезилась ему повсюду. Он уже собирался отправить гонцов во все концы Франции с копиями этого рисунка, когда встретил свою прекрасную пастушку на балу в своем собственном замке!

Граф, конечно уже тогда был довольно стар, но эта поздняя любовь, словно на какое-то мгновение вернула ему прежнюю молодость и силу. Лилиан до сих пор помнила свою первую брачную ночь во всех подробностях. Дрожа от страсти и нетерпения, граф покрывал её поцелуями с ног до головы. Это было щекотно, но приятно. Особенно когда граф брал в руки её миниатюрные ступни с маленькими пальчиками и начинал их целовать каждый по отдельности, называя каждый своим собственным ласковым именем. Лилиан смотрела на его покрасневшее, словно от натуги лицо, а потом на внушительный бугор на панталонах, и сама чувствовала, если не возбуждение, то какое-то волнение, страх перед неизвестным. Конечно, ей было известно во всех подробностях, что должно было произойти, и не только из рассказов камеристок, но также из фривольных картинок на одной табакерке. Но все же, лежа в постели, девушка, вся напряглась. Она вскрикнула от боли, когда упругая трость, что была между ног графа проникла в её лоно. Выступила кровь. Но боль оказалась мимолетна, граф на удивление оказался осторожен и деликатен. Он двигался нежно и настойчиво. Лилиан было даже приятно это трение, там внутри неё. — Ах, моя дорогая… — шептал граф, достигая самой глубины. — Ах, моя милая… — Моя голубка… Этому шепоту вторило непристойное чмоканье её нижних губ, словно они пытались поглотить предложенное им угощение. Было приятно, но не так. Не так, как на той картинке. Лилиан закрыла глаза, и та миниатюра с табакерки предстала перед ней, как наяву. Там тоже была кровать с балдахином, на её краю лежала дама с обнаженными ногами. На левой ноге была туфелька, на правой она упала. Перед ней на коленях стоял кавалер с внушительным фаллосом с огромной красной головкой. На первой картинке, он лишь готовился проникнуть в сокровенную пещерку, его жезл торчал чуть вверх. Дама смотрела на него с таким вожделением, что даже высунула кончик языка. На второй картинке кавалер уже засунул свой фаллос примерно на треть в разгоряченную глубину своей любовницы, та откинулась на подушку, её лицо было искажено от неземного блаженства. Лилиан на мгновение представила себя этой дамой и почувствовала как каждое новое движение фаллоса внутри неё приближают её к пику удовольствия. — Ах, моя прекрасная пастушка… — прошептал граф, загоняя свой посох так глубоко, что Лилиан дернулась. Но в тот же момент она вспомнила лицо той дамы в сладостной муке и её настиг первый в её жизни пик блаженства. Граф же видя свою новую жену, страстно стонущую в оргазме, сам не выдержал и залил её лоно горячим семенем. А после рухнул без сил рядом на постель. А разгоряченная Лилиан не могла уснуть всю ночь. Графиня помотала головой. Сколько она стояла перед холстом, погрузившись в воспоминания? Меж тем рисунка ещё не было, лишь несколько легких штрихов, едва различимых. Она пыталась нарисовать девушку на качелях. Согласно задумке Лилиан, эта девушка должна была воплощать в себе легкость, грацию, саму силу молодости и свежесть весенней природы. Но что-то сегодня шло не так. Лилиан то и дело погружалась в грезы, служанка Мелисса, юная, с лукавыми зелеными глазами, курносым вздернутым носиком, красными маленькими губками, и медового цвета волосами, качаясь на качелях, явно скучала. Её совсем не радовали ни освобождение от работы на сегодня, ни чудесное персиковое платье и изящная шляпка, в которые она была одета ради создания нужного графине образа. Все не то… не то. Графиня закрыла глаза, пытаясь воссоздать в своем воображении тот образ, но вместо него отчетливо увидела то самое изображение с табакерки. Лилиан вздохнула. С времен приема в честь принца Субиза у неё не было близости ни с кем, даже со служанкой Мари, которая иногда согревала её постель по ночам. Кстати, эта Мелисса, умытая, с чистыми волосами, напомаженная и напудренная, в чудесном платье, очень даже ничего… Послышался шорох, кто-то шел мимо по тропинке из гравия. Взгляд Мелиссы неожиданно стал осмысленным, блеснул интерес, щеки покрыл легкий румянец. Графиня обернулась, кто же там? А, всего лишь Пьер, один из графских лакеев. Молодой, с наглыми серыми глазами, широкими плечами, солдатской выправкой, волевым квадратным подбородком. Все служанки были от него без ума. И Мелисса туда же. Лилиан буквально обдало жаром, с такой страстью её натурщица смотрела на Пьера. Лилиан снова представила себе те рисунки с табакерки, только вместо тех условных мужчины и женщины там были эти двое… Лилиан почувствовала, как заныло у неё в низу живота, как сладкая мука свела её бедра. — Пьер! — позвала графиня лакея, — подойди-ка сюда! Пьер улыбнулся без тени смущения и подобострастия, глянул своими наглыми глазами на графиню. Это был взгляд вовсе не почтительного слуги. Однако, он склонил голову в белоснежном парике, что с него посыпалась пудра, затем подошел к Лилиан, ожидая приказаний. Графиня поманила его ближе, так что его ухо едва не коснулось её губ. Быстро и страстно Лилиан нашептывала ему свои инструкции. Лицо Пьера с каждым словом менялось, глаза становились все круглее. Мелисса, не слыша о чем шепчется графиня с её ненаглядным, вся напряглась, лицо её стало напоминать гипсовую маску, что снимают с мертвецов. Наконец графиня закончила. Пьер отодвинулся, он выглядел так, словно его неожиданно окатили холодной водой из деревянной шайки. — Ты все понял? — тихо спросила Лилиан. — Да, госпожа! — ответил Пьер и зашагал быстро в сторону замка. Мелисса встревоженно смотрела ему вслед. Ну по крайней мере, на её личике больше не было этой глупой скуки. Лилиан решительно набросала дерево, привязанные к ветвям качели, прекрасную маленькую головку Мелиссы. Но она с нетерпением ждала возвращения Пьера, и это было лишь способом скоротать это невыносимое ожидание. Вскоре послышались шаги нескольких пар ног. Две пары тяжелых мужских и одна пара легких женских. Лилиан почувствовала, как жар разливается по её телу. Группа людей подошла к художнице и её натурщице. Это были Пьер, ещё один лакей по имени Раймон, более изящный и тонкий, с большими черными глазами. Женщиной была… Манон. Перехватив взгляд Лилиан, Пьер пожал плечами: — Мы искали Мари, но не нашли. А Манон как раз шла… Лилиан взяла было досада, но потом посмотрела на маленькую полненькую Манон, с округлым лицом, будто у фарфоровой куклы и огромными голубыми глазами, вздымающейся огромной грудью, которая была готова выпрыгнуть из корсета. Может, оно и к лучшему? Манон лучше вписывалась в композицию. — Что ж, — сказала Лилиан, — можете начинать! Мелисса не успела удивиться и протестующе вскрикнуть, когда Пьер быстро подошел к ней, подтянул к себе за веревку качели, задрал юбку её чудесного платья. Ещё мгновение, её трусики полетели в кусты. В это же время Раймон уже покрывал поцелуями открытые плечи и выдающиеся в корсете груди Манон. Та тяжело дышала и постанывала, нисколько не смущаясь Пьера и Мелиссы, а так же Лилиан, которая лихорадочно рисовала эскиз. — Что… что вы делаете? — выдавила из себя Мелисса, с ужасом глядя, как Пьер достает из штанов свой фаллос. Лилиан бросило в дрожь, он был точь-в-точь такой, как на тех картинках, длинный, загнутый чуть вверх с красной головкой. — Мы… позируем… для её… Сиятельства… — Но… — успела только выдохнуть Мелисса, и в следующий момент застонала, Пьер дернул качели за веревку и проник в неё. — Вот так, госпожа? — спросил Пьер тяжело дыша. Его жезл был погружен в Мелиссу примерно на половину своей длины. — Продолжайте, будто… будто вас никто не видит… — Лилиан с большим трудом нашла в себе силы ответить лакею, мир вокруг лихорадочно пульсировал. Пьер кивнул и слегка отпустил качели, с недовольным чмоканьем его фаллос покинул пещерку. Но лишь затем, чтобы снова подтянуть её к себе и снова войти, вызывая протяжный стон девушки. Лилиан быстро набросала её ножки. Туфелька с одной из ног упала в траву. Лилиан почувствовала, как от этого зрелища у неё стало горячо и мокро между ног. Меж тем Раймон уже освободил тяжелые белоснежные груди Манон из плена тесной одежды. Он повалил её навзничь и ласкал языком её огромный розовый сосок. Манон глухо стонала. Но Лилиан знала, что это лишь прелюдия, их пару она запечатлеет чуть позже. Сейчас важно было поймать, запечатлеть Пьера и Мелиссу. Девушка в персиковом платье, которое теперь было задрано так, что видны её крепкие ноги в белоснежных чулках, раскачивалась на качелях. То летела назад, то вперёд, прямо на выставленный вздыбленный член Пьера. Когда они соединялись, её лицо искажалось в экстазе, глаза закрывались, с губ срывался стон. Пьер тоже стискивал зубы и издавал рычание. Совсем как зверь. Зверь… Лилиан была вынуждена рисовать одной рукой. Пока она ей набрасывала лица Пьера и Мелиссы, вторая рука лихорадочно шарила в складках одежды, тщетно надеясь нащупать заветный бугорок, который пылал, ожидая нежного прикосновения руки своей хозяйки. Меж тем Раймон с Манон приняли нужное Лилиан положение. Раймон лег на спину, Манон оседлала его задом наперед, боком по отношению к Лилиан. Её полные бедра двигались, вгоняя член Раймона в свою пылающую бездну. Она закрыла глаза, и высунула кончик языка от острого наслаждения. Когда фаллос полностью проникал в неё, Манон с силой выдыхала: — Уууух! Лилиан поняла, что задуманная ей композиция была настоящей симфонией. Здесь совместились и изображение, и звук, и даже теплое осеннее солнце, что сейчас грело и без того разгоряченное лицо Лилиан. — Ааааххх! — протяжно стонала Мелисса, когда качели приносили её к Пьеру. — Арррр! — говорил в ответ Пьер. — Уууух! — выдыхала Манон, а её губы хлюпали, проглатывая фаллос Раймона, который молчал, тяжело дыша. Лилиан едва успела закончить эскиз второй пары, когда Пьер не выдержал, сдернул Мелиссу с качелей, насадил на себя, прижимая к стволу дуба, стал изливаться в неё, в порыве страсти зарывшись лицом в её медовые кудри. Мелисса обхватила его бёдра ногами, вторую туфлю она давно потеряла, на одной из ног съехал чулок, обнажая её прекрасную ножку. Она глухо стонала, таз её дергался, выдавая то, что и она достигла своего пика. – Уууух! — выдохнула Манон и тоже задергалась на члене Раймона, лакей же стал приговаривать: — Хорошо… хорошо… хорошо… По ногам Манон потекло белесое семя. Рука Лилиан дернулась, перечеркнув эскиз, она уронила мелок, отступила от холста, и зашлась в блаженстве, хоть ей так и не удалось коснуться себя. Когда она пришла в себя, было тихо. Даже озорной ветер не шелестел первыми опавшими листьями. Четверо её слуг лежали на траве, обнявшись, опустевшие качели ещё слегка покачивались, словно не желая прекращать то, что происходило на них мгновения назад. Лилиан дрожащей рукой взяла кисточку и осторожно смахнула лишний штрих. — Можете немного отдохнуть, а потом продолжим! Нам надо успеть нарисовать всё до темноты! — сказала она слугам, но те не нашли сил отозваться.