"Привет, па!" крикнула с порога Янка. "Привет, Яна!" откликнулся из кухни отец. Девочка кинула куртку на стоявшую в прихожей тумбочку, с шумом бросила на пол ботинки, и прошлёпала в кухню. Чмокнув читавшего газету отца в щёку, Яна открыла холодильник, достала пакет молока, и начала, не закрывая дверцу, готовить себе бутерброд со сливочным маслом, пастромой, и сыром эдам. Закончив, она взяла бутерброд, пару творожных колец, и молоко, и направилась в свою комнату. "Как школа, Ян?" спросил вслед удаляющемуся чаду отец. "Нормально, пап!" ответила Яна не оборачиваясь.

Сергей Николаевич дочитал газету, допил чай, вымыл чашку, поставил её на сушилку, и пошёл в зал смотреть телевизор. Через пятнадцать минут из своей комнаты вышла Яна. В домашнем спортивном костюме, простоволосая, она, зайдя в зал, недовольно протянула: "Паааа, а там нет ничего поинтереснее?" С этими словами она плюхнулась на диван рядом с отцом, и бесцеремонно начала щёлкать пультом. Сергей Николавевич обнял ребёнка за плечи, и сказал: "Ян, а ничего, что я смотрел эту передачу?" "Ничего!" бодро отозвалась дочка. Наконец, Яна наткнулась на заинтересовавший её сериал, отложила пульт, села на диване по-турецки, и начала смотреть. Сергей Николаевич вздохнул, и взял книгу. Через какое-то непродолжительное время Яна сказала: "Пап, а у нас ещё остались чипсы?" "Желудок испортишь!" автоматически отозвался отец. "Ну пааааап!!!" капризно ответила дочь. "Яна, я серьёзно! Если ты голодная - поешь. Человеческую еду. А травиться снеками с молодых ногтей - не дело!" ответил отец. Яна мрачно промолчала.

Сергей Николаевич спросил: "Котёнок, а уроки на завтра ты сделала?" "Нам ничего не задали!" ответила Яна с некоторой задержкой. Сергей Николаевич удивился: "Почему же не задали? В моё время детям каждый день что-то задавали, даже на субботу!" Яна ответила: "Ну а нам не задали!" Отец сказал: "Хорошо. Допустим. А что на этот счёт говорит твой дневник?" Яна протянула: "Пааааап!!! Ну хватит!!!" Сергей Николаевич повторил своё требование: "Яна! Принеси мне свой дневник на проверку, пожалуйста!"

Бросив на отца обиженный взгляд, Яна ушла за дневником. Подав его отцу, она встала перед ним, переминаясь с ноги на ногу. Сергей Николаевич открыл дневник дочери - и протянул: "А это что такое?"Не готова к уроку!" "Не сделала домашнюю работу!" "Ваша дочь не записывает домашнее задание!" " прочитал он. Яна посмотрела в потолок. "Сейчас все девочки не записывают домашнее задание" , сказала она. "Пап, я не ботанка!" Сергей Николаевич в запальчивости бросил в ответ: "Меня не интересуют другие девочки! Меня интересуешь ты - моя дочь! И тебе рости лоботряской я не позволю! Школа - твоя работа! Что, если бы я относился к своей работе также по-разгильдяски?" Яна молчала, продолжая изучать потолок. "Неси ремень!" скомандовал Сергей Николаевич. "Но пап, ты чего?" испуганно отозвалась дочь. "Я уже большая! Меня нельзя пороть!" " "Большая" - в первую очередь значит "ответственная" " , отрезал Сергей Николаевич. "А у тебя кроме разгильдяйства и шалопайства я ничего пока не вижу! Яна, если я пойду за ремнём, то получишь добавки!" "Паааапппп!!!" протянул ребёнок жалобно. "Яна! Ремень! Живо!" "Ну пааааап!!! Пожаааалуйста!

Я сделаю сейчас уроки! Только не надо пороть!" сделала последнюю попытку Яна. Сергей Николаевич привстал с дивана. "Не надо, я сама!" вскрикнула Янка, по опыту зная, что добавка будет ей лишней. Она пошла в свою комнату и понуро принесла специальный "воспитательный" ремень - чёрной, толстой, но мягкой кожи, применявшийся не часто, но с единственной целью - для борьбы с ленью, разгильдяйством, и плохим поведением Янки. Обиженно сопя, она подала ремень отцу, глядя на него исподлобья. Сергей Николаевич принял у дочери ремень, и посмотрел на неё твёрдым взглядом. "Ну? Особого приглашения дожидаемся?" спросил он. "Штаны снимай!"

Бросив на отца негодующий взгляд, Яна ответила: "Ну пап! Только не по голой!" Сергей Николаевич произнёс твёрдо: "Яна! Тебе помочь?" Девочка свирепо посмотрела на него, и ничего более не говоря стянула с себя штаны вместе с трусиками, оставшись голой ниже пояса. Сергей Николаевич встал с дивана. "Ложись!" приказал он. Яна легла на диван ничком, немного приподняв попу. Сергей Николаевич примерился, прицелился к маленькой круглой попке, и несильно хлестнул по ней ремешком. "Ааааййй!!!" вскрикнула Янка, дёрнувшись и прикрыв попку ладошкой. Сергей Николаевич убрал её руку, и сказал: "Не закрывай попу! По рукам получишь!" Размехнувшись, он шлёпнул по попе посильнее. "Ппааапппп! Больно же!" закричала Янка. "А тебе и должно быть больно! Я тебя порю, а не глажу" , парировал Сергей Николаевич. С этими словами он нанёс по попе дочери ещё один удар, затем ещё и ещё, со всё нарастающей силой.

Янка кричала, вертела попой, несколько раз ещё закрывала её руками, и один раз получила-таки ремнём по пальцам, после чего, дуя на пострадавшую руку, убрала её под себя. Наконец, порка была закончена. Зарёваная, краснощёкая Янка лежала на диване, тихо поскуливая. "Вставай, партизанка!" произнёс Сергей Николаевич. Яна встала, поглядев на него исподлобья. "Маленьких обижать нельзя!" сказала она обиженно. "Пороть можно." спокойно ответил Сергей Николаевич. "Я тебя ненавижу!" ответила Яна. "Я от тебя убегу!" Сергей Николаевич обнял дочь. "И будешь жить в теплотрассе с бомжами и питаться отбросами?" спросил он, прижимая ребёнка к себе. "Это лучше, чем с тобой" обиженно произнесла девочка.

Сергей Николаевич погладил дитя по голове. "А просто быть хорошей, учить уроки, ходить в школу, ты не пробовала?" спросил он. "Я и так хорошая!" ответила Яна. "Просто ты меня не любишь!" "Ну, конечно," ответил Сергей Николаевич. "Вот именно потому, что я тебя люблю, мне не всё равно, что с тобой будет, и кто из тебя вырастит. И приходится бороться за твоё воспитание!" Он поцеловал девушку в макушку. Яна ещё не отошла от порки и обиженно убрала голову. "Ладно! Уроки!" скомандовал Сергей Николавич. "Какие "уроки" " , с сарказмом в голосе произнесла девочка, "Если я сесть не могу?" "Ничего, подушку под попу подложи! Не так сильно тебя и выпороли!" ответил ей отец.

Яна ушла в свою комнату делать-таки ненавистные уроки, бросив на отца обиженный взгляд. Сергей Николаевич выключил телевизор и погрузился в чтение. Через три часа Яна, успевшая пожаловаться в чате подруге на домашнюю деспотию, домучала-таки уроки, показала отцу результат, и уселась перед телевизором. "Ну что, сразу, вот без этого, сложно было?" спросил Сергей Николаевич. Яна угрюмо молчала. Наконец, через пару часов, в течение которых Сергей Николаевич дипломатично уступил дочери пульт, она немного оттаяла, и даже прижалась слегка к отцу. Он обнял её за плечи. Очередной день сорокалетнего папы и его двадцатилетней DD/LG дочери подходил к концу.

Наступивший субботний день обещал быть тёплым и солнечным. Янка проснулась, потянулась в постели, и какое-то время ещё полежала в ней, нежась. Из кухни доносилось скворчание сковороды, и вкусный запах жареных колбасы и сыра. Яна почувствовала лёгкий голод, и, встав, просунула ножки в тапки и как была, в ночной рубашке, нечёсанная, прошлёпала на кухню. Отец готовил завтрак. На одной сковороде он делал французские гренки с молоком и яичным желтком, на другой жарил докторскую колбасу с сыром Халуми.

"Прив, пап!" бросила Янка, хватая с тарелки кусок жареного сыра. "Яна, умывайся! Сейчас будем завтракать!" бросил отец, не отрываясь от готовки. Девочка прошла в ванную, умылась, почистила зубы, и вернулась на кухню. Отец поставил перед ней чашку горячего, дымящегося какао, тарелку с гренками и сыром. Яна принялась за еду. "А что мы будем сёдня делать?" с набитым ртом спросил ребёнок. "Прожуй сначала, потом говори" , сказал ей отец, принимаясь за еду. "А что бы ты хотела?" "Ну: Мы хотели в зоопарк сходить, например!" ответила Яна. "В зоопарк? Ну давай" , сказал отец.

После завтрака отец и дочь собрались и вышли. День на самом деле выдался замечательным. Тёплый и солнечный, он обещал приятное время на свежем воздухе. Едва только семья добралась до зоопарка, как Янка заговорщицки прошептала: "Пааап! Мне надо в туалет!" "Начинается утро в колхозе!" , сказал отец. "А дома ты что не сходила?" Янка понурила голову. "Пойдём в "Шокодадницу" " , предложил отец. "Чур мне малиновый чизкейк и клубничный шейк!" отозвалась Янка. "Ладно, ладно" , ответил отец. В зоопарке в погожий выходной было довольно многолюдно. Янка бегала от одного вольера к другому, время от времени требуя от отца пояснений. "Ян, не бегай!" сказал тот, и взял дочь за руку. "Пап! Я уже большая!" сказала девочка и отдёрнула руку. "Тогда не убегай никуда! Потеряешься, я тебя искать не буду!" "Хорошо" , согласилась ребёнок, но хватило её не надолго, и Сергею Николаевичу несколько раз приходилось самому перейти на бег, чтобы угнаться бы прыткой девочкой.

Поев сладкой ваты и осмотрев всех достойных внимания животных, Янка признала посещение зоопарка завершённым. Удовлетврённо вздохнув, она сказала: "Ну всё, можно идти домой!" Хорошо, сказал Сергей Николаевич, втайне надеясь спасти хотя бы часть выходного для дивана и ничегонеделанья. "Хотя нет…" задумчиво произнесла Яна. "В такой день: Лучше в парк на роликах!" "Ну: Хорошо, давай в парк на роликах," согласился отец, сам никогда на ролики не встававший.

В парке Янка долго каталась, пока отец сидел на скамейке под сенью большого дерева и читал. Наконец, накатавшись, Яна сказала: "Пап, а кино?" "Ну, пойдём в кино" , согласился Сергей Николаевич. "Хорошее завершение выходного дня". Янка счастливо поцеловала отца в щёку.

Сегодня у Янки был какой-то особенно отвратительный день! Мало того, что она вчера просидела до вечера перед компьютером в чате с очередным бойфрендом, соврав отцу, что сделала уроки ("Сделаю ещё!") , в результате заснув прямо за клавиатурой, откуда отец перенёс её на кровать ("Надо как-то начинать контролировать доступ ребёнка в интернет! Это никуда не годится! Все глаза так просидит! С завтрашнего дня - два часа в день, не более!") , и - по закону подлости - отвечать по географии вызвали именно её! К заслуженному "банану" добавилось ещё и замечание по поведению за перебранку с Елисеевой прямо на уроке! Причём, самое обидное заключалось в том, что Янка была даже ни при чём - скандал Елисеева подняла с лучшей подругой Янки Полиной, Янка просто вступилась за девочку, но училка разбираться не стала, и всем трём девочкам записала замечание в дневник, едко добавив "Пусть родители поработают над вашим воспитанием, не всё педагогическому коллективу вас воспитывать!"

Янка испытывала определённое злорадство, думая, что Елисееву отец точно сегодня выпорет - весь класс знал, что проверяют у Елисеевой дневник каждый вечер, и порют дочь за малейший промах нещадно - а румяную после очередного отеческого назидания попу Елисеевой Янка сама не раз видела в раздевалке спортзала.

Но тревога за собственную попу не давала Янке в полной мере насладиться мыслью о предстоящих страданиях зловредной Елисеевой, давно портившей им с Полиной кровь.

Отец Яны был вовсе не таким Синей Бородой, как отставной военный Елисеев, но при случае сам возможность попотчевать дочь ремешком не упускал.

Совсем портило настроение Яны то, что признаваться в своих прегрешениях она должна была сама - если отец узнает от учительницы, или во время случайной проверки дневника (которые бывали нечасто, зато смотрел папочка все странички до последней подписанной им записи! Так что надежды на то, что двойка и замечание останутся незамеченными, не было) .

Невесёлые мысли о предстоящей порке мешали Яне нормально делать уроки, смотреть сериал, ждать отца.

Наконец в двери раздался скрежет ключа - отец пришёл домой! Янка в самом нарядном своём платье, в чудных гольфиках и бантиках, встречала его на пороге - совсем избежать порки, вероятно, не удастся, но "чудная дочь" явно получит скидку. "Папочка пришёл!" с деланной радостью пропела девочка и кинулась папе на шею.

Сергей Николаевич умильно принял дочкины ласки, поцеловал ребёнка в щёчку, пошлёпал - вполне ласково пока - по округлой, крепкой попке. "Привет, доченька!" , проговорил отец.

"А я сделала ужин, папочка!" сказала сообразительная Янка, сильно перегнув палку - готовить Яна не любила и толком не умела, попытки бабушки приучить её к кулинарному делу неизменно наталкивались на молчаливый саботаж ребёнка. "Вся в мать," вздыхала бабушка, "та тоже на кухне пальцем о палец ни разу ни ударила!" Сергей Николаевич, знавший об этой особенности своего чада, насторожился. Платье, гольфы и банты он ещё мог отнести на любовь дочки красиво одеваться - тоже унаследованную ею от матери, но вот готовка: Но свои подозрения Сергей Николаевич до поры до времени оставил при себе.

Приготовленным ужином оказалась испечённая девочкой шарлотка с крепким, густям, янтарным чаем и соусом из густых сливок и мёда - собственно то, что Сергей Николаевич сам научил Яну готовить.

Тщательно вымыв руки с мылом, Сергей Николаевич сел с дочерью за стол. Янка выключила свет и зажгла несколько маленьких греющих свечек, в свете которых её волосы светились ровным медово-золотым цветом. Лицо её приобрело тёплый, уютный цвет, но свечки девочка расположила неудачно, и тени падали на её лицол неровно, часто искажая его пропорции.

Попив чаю с шарлоткой с этой чудесной камерной обстановке, напротив любимого ребёнка, Сергей Николаевич размяк и подумал: "Ну, натворила чего-то чертёнок, на то она и ребёнок. Переживём!" Заниматься воспитанием девочки сейчас ему совсем не хотелось.

Хитренькая Злата уже знала, что сытый отец - половина успеха. Сейчас папа ляжет на диван, включит какое-нибудь историческое кино не "Нетфликсе" , и уснёт. И тут надо выбрать такой момент между сном и бодствованием, когда поданный дневник отец подпишет почти уже не глядя, в полусне.

План Янки почти удался. Отец действительно лёг на диван в полумраке комнаты, освещённой только телевизионным экраном. Включив очередной документальный фильм - про какую-то корейскую войну - он погрузился в полупросмотр-полусон. Дочка села с ним рядом, внимательно следя за его реакцией - дневник надо было подать точно тогда, когда вставать пороть дочку отцу будет совсем уже лень и невмоготу, но дневник он подписать ещё сможет, и в памяти "банан" и "замечание" ещё отложатся как "бывшие" грехи, за которые, вроде бы, уже наказывать не положено. Но стоило чуть - чуть опоздать, и отец уснёт окончательно, и тогда до дневника он сможет дойти только на утро, со всежими силами. А там: готовь, Янка, попу! Дневник занимал стратегическую позицию под подушкой стоявшего рядом кресла, ручка лежала на столе.

Наконец, чуткая дочка уловила тот самый момент - Сергей Николаевич начал мирно посапывать, время от времени вздрагивая и заставляя себя продолжить просмотр. В момент очередного пробуждения перед его глазами возникла страница Янкиного дневника. "Папочка, а подпиши мне, пожалуйста, дневник" , медовым голоском пропела девочка. Сергей Николаевич приподнялся, в неверном свете исторической драмы вгляделся в подставленную ему страницу. "А двойка за что?" спросил он. "Ну: Папочка, это по географии!" пропела Яна. "Я хорошо отвечала, но последнюю тему забыла" с деланной грустью сказала она. "А ты же знаешь, что Маргарита Павловна ко мне придирается!" произнесла Яночка с неподдельной болью в голосе.

Сергею Николаевичу стало жаль девочку - растёт без матери, может быть, и правда, географичка к ней придирается? Он Маргариту Павловну видел пару раз на родительском собрании, и она на него произвела неприятное впечатление. "Ладно, бывает!" успокаивающе произнёс Сергей Николаевич, и погладил девочку по голове. Тут взгляд его упал на замечание по поведению. Янка с детства отличалась озорным, но, вместе с тем, довольно мирным и милым нравом, хулиганкой и сорвиголовой она не была, и такие надписи Сергей Николаевич видел нечасто. "А: А за что тебе замечание сделали?" спросил он. "Знаешь, папочка" , затараторила Янка, с тревогой наблюдая, как отец просыпается, "Это всё противная Елисеева! Она прямо на уроке - представляешь? Наорала на Полинку за то, что та написала СМС её мальчику! Ну, я ей вежливо сделала замечание, чтобы она не орала! А учительница не разобралась, и поставила нам всем по замечанию! Представляешь?!" закончила Янка возмущённо - при этом возмущение поступкой учительницы, которая, вместо того, чтобы пресечь нарушением порядка Елисеевой, и пообщить Яну, вставшую на страже этого самого порядка, сделала им замечание всем, без разбору.

Сергей Николаевич вздохнул. История Яны выглядела более чем правдоподобно. Поступок нареканий не вызывал. Верить учительнице больше, чем родной дочери, он не мог и не хотел. А хотел он спать. "Ладно, котёнок" , произнёс он, "иди ложись, а то завтра в школу не встанешь!" , произнёс Сергей Николаевич и подмахнул злосчастный дневник. "Я люблю тебя, папочка!" ликующе пропела девочка, и побежала в свою комнату.