Теперь Клавдия Ивановна и Дима всегда спали вместе. И Дима, просыпаясь по утрам, обнаруживал рядом с собой глыбы белого мяса, огромные груди, развалившийся живот с большим пупом и дряблое женское лицо, обрамленное седыми космами, на котором жадно, похотливо горели глаза. Сладкий мой, – шептала она, поглаживая шершавой рукой его плоть, а другой она лезла к себе во влагалище. Она мокро целовалась, лазая языком внутрь рта.

– Давай, поеби меня, – хрипела она, – Дай мне добрать… Дай добрать… Всю жизнь не до конца…

И этим она как – то забирала Диму. Он кроме нее никого не хотел. Он хотел вонзать только в нее свой фаллос, мять ее большие мягкие груди, так доступно вываленные ему перед взором, щупать голый живот, скользя вниз к влажному волосатому влагалищу. Они будто были только вдвоем. Это был их мир.

В выходные дни Клавдия Ивановна по квартире ходила совсем голая, покачивая мощными бедрами, белым широким задом, тряся грудями, свисающим животом, под которым лохматились густые седые волоски. Время от времени она елозила себе во влагалище прямо при Диме, где бы они ни находились, в кухне ли, в спальне ли, в гостиной ли.

Охала, стонала. И Дима по ее просьбе ходил голый, лишь в белой майке. "Так сексуальнее", – говорила Клавдия Ивановна совсем голая, такая похотливо мясистая. Белая, со свисающими до живота грудями с большими коричневыми сосками. "Ты разбудил во мне женщину. Ты мне будто целку сломал. Ты мой первый мужчина". И лезла к фаллосу Димы, хватая его ртом, где бы он ни стоял.

Однажды она сказала, лежа в постели и отираясь об него:

– Расскажи мне, как сошлись с матерью. Как еблись. Все расскажи. Я хочу… послушать… Какая у тебя сейчас мать… Я ведь ее давно не видела… Какая она голая… Какая у нее пизда… Пизда у нее какая? Как у меня? Вот такая? Посмотри… посмотри, – и полезла себе во влагалище, выворачивая его, положила толстые белые ноги Диме на грудь, потом закричала и застонала.

– Вечерами мы закрывались наглухо, занавешивали окна плотно, чтоб никто не смог подсмотреть, и тоже ходили совсем голые. Я ее валил, где хотел. Вот она стоит у печи, голая, выставив свой зад. Я подходил сзади и совал ей. Она сразу начинала стонать и подмахивать. Она очень похожа на тебя. Всем. Вот и пизда у нее такая же…

– Я хочу – у… тихо застонала Клавдия Ивановна. – Я хочу – у… чтобы меня выебли… Сильно – сильно, большим молодым ху – уем… – она полезла на Диму.

– Выеби меня, сынок! Выеби, Димочка! О – о – о!!! Дальше! Дальше рассказывай!.. Это так забирает!..

Вот какая история случилась с Димой и его матерью. Диму мать родила в 32 года, а через два года муж бросил ее. Уехал в город. Дима и мать спали всегда вместе и мылись в бане вместе. С семи лет мать попросила, чтобы Дима мыл ее всю. Она лежала на мокрой скамейке мясистая, голая на спине, раздвинув толстые ноги и выставив на обозрение заросшее тесными волосками влагалище. Груди, развалившись, свисали почти до пола. Три сильнее, сынок, – приговаривала мать с глухим стоном, вздрагивая всем белым телом. Она, лежа с закрытыми глазами, брала в руку маленькую пиписочку сына и поглаживала ее.

Потом она мыла его. Ночью она просила, чтобы он щупал ее большие мягкие груди, соски, гладил широкий живот, а рука ее в это время елозила в своем влагалище. Изредка она хватала его руку и направляла себе в мокрое влагалище, заросшее густыми волосками.

Так Дима рос. Во время мытья в бане его хуй стал вечно стоять колом. Ведь рядом мылась, ворочалась большая голая белая баба. "А ты подрочи, подрачи", – говорила мать и неуклюже толсто извивалась перед ним по всякому, выставляя ему на обозрение широкий зад. После она лазила себе во влагалище, закатывая глаза. Ночью рука ее всегда поглаживала плоть сына.

Однажды она в бане увидела, как из плоти сына брызнуло семя. "Да ты стал совсем мужик! " – вскрикнула мать. Она взяла плоть сына в руку и, глядя ему в глаза, лизнула языком блестящую головку. Потом сунула себе в рот, глубоко заглатывая.

– Пошевели, сынок, – попросила мать. – О – о – о… а – а – а… Как это хорошо, а я и не знала… не ушел бы от меня Антон…

Тогда Дима впервые кончил в рот матери.

– Ты уже вырос, сынок… Теперь у меня свой мужик… сказала мать и добавила, от чего сердце у Димы ворохнулось: – Хочешь выебать бабу, сынок? Хуй – то у тебя в самый раз… Розовенький, крепкий… Совсем как у отца…

– Ко – го – о? – хриплым голосом спросил Дима. Было ему тогда четырнадцать.

– Меня, – ответила мать, ложась на спину, и широко раздвинула толстые ноги. – И я хочу… Ведь у меня так давно не было мужика… Видишь пизду? Меня – я та – ак это забирае – ет… Ебаться со своим сыном… Ебаться с мальчишкой… Он сейчас сунет свой хуй туда… Он войдет в меня… Видишь, видишь, какая она, моя пизда… Она всегда влажная… Сунь свой хуй туда!!! Сунь… А – а – а… Выеби меня… Выеби в мокрую пизду… Давай!!! Давай! Не жалей… не жалей ее!!!

И Дима взгромоздился на нее. Фаллос его с легкостью нырнул в мокрое влагалище матери. Влагалище как бы охватило плоть, словно всасывая, а мать громко застонала, потом закричала:

– О – о – о!!! Я кончаю!!! А – а – ах!!! Еби меня, сынок! Еби! Сильнее! А – хо – хо!!! Ну же! Сильнее!!! Сильнее!!! Ка – ак хорошо – о… Еби ме – еня – я – я, сыно – ок… еби… Только тебя… только тебя хочу… только тебе хочу подмахивать своей… широкой… белой… жопой… А – а – а!!! В моей пизде – е ху – уй… молодой… розовеньки – ий… хуй моего сына – а… А – а – а… ка – ак хоро – ошо – о…

И Дима под вой матери кончил прямо в нее, а она в это время будто вовсе обезумела. Разодрала ногтями всю его спину, подмахивала, будто собираясь скинуть, аж колотилась и выла, стонала, кричала…

Так они начали сожительство. Совокуплялись почти не только каждую ночь, но и днем, потому что мать, как только освобождалась от работы, по приходу домой скидывала все с себя и ходила совсем голая, всегда возбуждая молодую кровь сына. И сын ходил голый. А она и сама, улучив момент, терлась об его молодой фаллос голым прохладным задом, вздымая его желания.

Через год с лишним мать испуганно сказала:

– Сынок, а ведь я понесла. Понесла от тебя. Я – то уж думала, что все позади. Минует. Года – то уже приличные. Но смотри, понесла, как девка. Значит, я еще в соку. Но срам, срам – то какой. Догадаются ведь. Мужиков – то раз – два и обчелся, и все малохольные.

Вскоре у матери поперло. Все стали шушукаться, посмеиваться. Вот тогда и сказала мать:

– Езжай – ка ты, сынок до Клавы, до сестры моей. Пусть она нас вызволяет…

Так Дима поехал к Клавдии Ивановне.

– Если мать твоя приедет, как мы будем жить?спросила Клавдия Ивановна. Седая ее голова лежала на плече Димы.

– Как – нибудь проживем, – ответил Дима, поглаживая ее голые груди.