Он вышел из отеля "Империал" и ушел в ночь. Париж. После посещения этого города остается сделать только одно, и наверно именно это заставляет всех кто бывал здесь, именно в последнюю ночь, уходить из гостиницы и по темным кривым улочкам, или залитыми светом проспектам, идти почти бежать, за чьим-то силуэтом во мгле. Он шел и старался ни о чем не думать, когда мысли отступают, то ты очищаешься. Все происходящее перед глазами начинает напоминать кино, и чем дальше ты идешь, тем быстрее мелькают кадры и тем дольше хочется продолжать эту гонку. Но всегда есть финиш, какая-то маленькая деталь, возвращает тебя в реальность. Это, может быть, запах, блик света на стене или тихая мелодия, льющаяся из распахнутого окна, главное, что у каждого это что-то свое, то, что ему необходимо именно в этот момент. Его остановили ее глаза, глаза чайного цвета.

Монмартр всегда прекрасен, в любое время года и в любую погоду, эта улица всегда дает путнику пристанище и покой. Несмотря на многолюдность только здесь можно почувствовать себя по-настоящему одиноким и вместе с тем счастливым. Художник в темно-синем берете, рисовал ее портрет, рядом стояли его работы, не слишком талантливые, но ее, ее он рисовал, как гений. Наверно прекрасное нельзя исказить...

Они бродили по ночному городу и молчали, не зная друг-друга, не зная даже имен, и, пожалуй, это было бы лишним, ведь у мечты не должно быть имени. Желтые фонари надменно смотрели им вслед, безучастно и слегка тоскливо.

Сидя в уютном кафе и медленно вдыхая сигаретный дым, такой густой, что сквозь него было так сложно видеть ее лицо, он думал, что именно таких женщин имел в виду Блок, когда писал о своей незнакомке. Тонкие черты лица, белая кожа и бархатный голос, и пронзительный взгляд. Бокал в тонкой руке играл цветами заката, отбрасывая блик на небольшие серебристые часы...

В номере отеля, на белых простынях лежа сама нежность, сладкий карамельный запах шелковистых волос - дурман, сковывающий разум и наполняющий тело странной тяжестью. Изгибы тела скрытые плотной тенью от прикрытой лампы. Губы касаются губ, шеи, медленно опускаются и обволакивают мраморную грудь с пунцовыми цветами лотоса, которые дарят жизнь и забвение. Тяжелое дыхание, срывающееся на стон, а губы скользят по животу, полукруг которого является последней преградой перед наступлением вечного блаженства. И вновь губы касаются губ...

Густые волосы прикрывают лицо, ее рука скользит по бедру, шея медленно движется вверх и вниз.

Тело упруго, как у дикой кошки перед прыжком, в предвкушении добычи, его стоны лишь усиливают желание насладиться страстью. Язык как змея обвивается вокруг своей жертвы и наносит последний укус...

Он выгибается и медленно опускается на кровать...

Лепестки чайных роз отрываются от цветов и падают на кружевную вязь салфетки. Движение в едином ритме, биение двух сердец, танец наполненный чарующей музыкой любви. Не выпуская его рук она засыпает прижавшись к нему своим хрупким телом. Ее дыханье умиротворяет, и заставляет забыть обо всем...

Утренний будильник - выстрел в висок. Пустота. Это был сон... И только чайные розы на столе, судьи и свидетели, молчат и осыпаются. Цветы умирают.

Утренний город, ничего не оставляет от ночной сказки. Шум и суета наполняют все вокруг. Хочется закрыть глаза, и вернутся обратно, в прошлое, вот только в чье прошлое?

Самолет медленно оторвался от земли. Теперь он жалел, что так ничего не узнал о ней, и думал, пожалеет ли об этом она.

Глаза чайного цвета и чайные розы в руках, вот и все что он запомнил, о ней, девушке которая была создана из дымного парижского воздуха, веселого смеха и молока с медом. Самолет уносил его из города любви, навстречу туманным невским долинам и балтийским холмам...

- Этот пакет был оставлен для Вас на таможне - шелестящим голосом пропел стюард, протягивая ему что-то вроде большой папки обтянутой желтой бумагой. Он быстро разорвал обложку, и увидел ее глаза.

Они улыбалась ему. "Paris St.Mari avenue 34-12-2, Lia" было начертано ее рукой в нижнем левом углу картины.