Все семейство Лисовых стояло у ворот села, ожидая возвращения сотни. Посланный впереди войска гонец прискакал, с зарёй, порадовал добрыми вестями, что убитый, вот чудо, нет, а раненных много, но легко.

Дернувшаяся к нему Анна спросила про сына и ответ ее погрузил в нервное ожидание - Митьку везли обозом. Боги, как она переживала. Собралась вместе с остальными, и теперь ждала у ворот как все, но про себя неистово молилась, чтобы с сыном все было в порядке, ведь он последняя надежда рода, без него семейство оскудеет и вскоре вымрет.Успокойся. Парень наш должен вернуться и увидеть, что его ждали и в него верили, а ты дергаешься, как девка перед первой ночью. - Вроде спокойно сказала Агрофена, но дочь, посмотрев на мать заметила, как та плотно сжимает губы и хмурится - волновалась бабка за внука не меньше ее.

Когда же сотня начала выходить из ближайшего леса, все облегчённо вздохнули, слишком свежи были воспоминания о Черном дне, а сейчас воины возвращались, хоть и уставшие, потрепанные, но чуть не с песнями. Когда же Антип и Тихон Говоруны предстали перед воротами, оба соскочили с коней и улыбнулись женщинам рода Лисовых. И какое облегчение они испытали от такой малости. И это несмотря на то, что Антип впервые повел сотню, как новый сотник, а Тихон был десятником над Митькой.Богатырь ваш в порядке, награждать на сходе будем. - Шепнул десятник Агрофене, проходя мимо.

Дальше все пошло по привычному ритуалу - воинов встречали чаркой с квасом, бабы рыдали на груди вернувшихся мужей… А Анна, Агрофена, сестра Анны и дочери, пораженно и с трепетом смотрели на медленное приближение во главе обоза их мужчины.

Митька восседал на незнакомом строевом жеребце впечатляющих статей и черным, как уголь. Но держался отрок слишком прямо, старался меньше качаться в седле, лицо бледное, под глазами синие круги… Но все же, когда он спешился и принял ковш с квасом из рук бабки, они все,в едином порыве не удержались и обнялись.

Все женщины, понимая, сколько сделал для них парень обнимали его с облегчением, потому что так же понимали и то, что он последний мужчина рода, который несмотря на запреты, не мог не пойти в поход. Вскоре они уже были на подворье и отрок сразу сказал, что идёт в баню, которая уже была давно натоплена…

Анна вошла в парилку и тут же замерла, пораженно, в дрожащем,но довольно ярком свете нескольких лучин рассматривая сына. Митька не успев дойти до лавки, повернулся на звук открывшейся двери и пристально смотрел на мать. А она не могла поверить своим глазам.

Конечно, она распросила и Тихона и Антипа, ей сказали, что он был тяжело ранен, что был отмечен многими опытными воинами, прикрыл свой десяток, схлестнувшись с противником. Говорили что старики будут держать совет об награде парня серебряным кольцом, что было вообще чудом - новик, первый поход и уже кольцо.

И как шепнул наставник молодого главы рода, вопрос почти решённый, потому что множество ратников видело, как Митька прикрывал своих, постоянно отступая и этим не позволяя себя зарубить. Именно то, что он с малых лет тренировался и спасло парня - когда подоспели ему на помощь, новик уже остался без кинжалов, и меча, рубился топором кого-то из противников, а его щит нашли изрубленым в щепки и с несколькими застрявшими стрелами. И несмотря на такой богатырский подвиг при захвате городка Медвежий бор, не смотря на множество полученных ран, Митька умудрился отличиться, когда напали на обоз с раненными.

Ратники бились с воинами села Узвоз. Небольшой отряд противника решил вырезать обоз, но нарвались на сильного, молодого ратника, который, по словам наставника, напугал бывалых воинов и обозников. Митька рубил топором, колол кинжалами, а предводителю отряда искусным ударом кнута разорвал горло.

И вот Анна смотрела на сына, и ее глаза невольно блуждали по телу воина - крепкие, упругие мышцы, звериная напряжённость, и свежие, едва заянувшиеся шрамы. Всего за один поход, ее сын очень изменился - резко повзрослел, возмужал, стал выглядеть более жёстким…

Анна подошла к своему… Если сперва она шла как мать к сыну, то с каждым шагом все менялось, мать и сын, воин и баба, глава рода и женщина на его опеке, наложница и ее хозяин. Митька не спуская с нее пристального взгляда, неожиданно резко вздохнул, и сделав стремительный шаг навстречу, впился в ее губы поцелуем.

Но сейчас ее целовал властный, уверенный в себе мужчина, который даже и не сомневался в своем праве так поступать. Женщина даже ничего неуспела сделать. Она ждала его. Ее тело помнило его ласки, тепло, запах, его твердость и жар уда… Она ждала и томилась в этом тягостном ожидании, чувствуя как при одном только воспоминании напрягаются соски и влажнеет лоно, а влага греха текла по бедрам.

И этот властный, пылкий и немного грубый поцелуй вырвал из нутра Анны протяжный стон из губ в губы. В нем было все и сладость, и печаль,и наслаждение… Возбужденные, затвердевшие соски матери тёрлись о крепкую грудь отрока, тело жадным трепетом отзывалось на касания твердых рук, гуляющих
по бокам, спине, будрам и ягодицам, а золотник предвкушающе пульсировал, потому что в живот утыкался окрепший уд парня.

И Анна вспомнив о своем положении, быстро стянув через голову рубаху, толкнула сына на лавку, заставив усесться, опустилась перед ним на колени и начала медленно гладить и мять торчащий перед лицом уд и через мгновение, с огромным удовольствием взяла его в рот, буквально натягиваясь губами на здоровенный орган отрока. И тут же невольно застонала.

Она уже и забыла насколько велик его елдак, а губы сейчас растянутые до предела, чувствовали твердость и жар, вызывая пожар внизу ее живота и волны греховного удовольствия, растекающийся по телу. Митька протяжно застонал, закинув голову и как-то так расслабился, словно из него вытащили все кости.

А как бы не порицалось церковью такое поведение, как бы не было сказано, греховное соитие, но так уж жизнь сложилась, что таким способом Анна давала отдых мужу семьи. И не важно, что она мать, с удовольствием сосет уд своего сына, буквально всеми фибрами души чувствуя, как того отпускает напряжение похода, словно только сейчас Митька начал понимать, что уже вернулся, что уже дома, в безопасности.

И женщина сосала. Сосала, целовала, лизала, мяла пальчиками ядра, малая уд, двигала ручкой по всей длине, копируя соитие, при этом ртом удовлетворяла своего хозяина, сына и мужчину, голову семьи. Да, она сама получала огромное удовольствие, потому что разлука и воздержание сделали ее тело очень чувствительным,но так же она получала удовольствие, что хоть и таким образом, но помогает Митьке. А отрок, словно выходя из оцепенения, тяжело задышал, начал подавать бедрами вверх, навстречу губам матери, иногда доставая навершием уда до горла, запустил пальцы в ее волосы, начав управлять движениями…

Анна понимала, что влажные звуки с которыми она сосет, ее вид, и сама ситуация должны взбодрить Митьку. Так и произошло. Отрок резко сел, приподнял мать на ноги и потянул на себя, вынуждая сесь коленями на лавку по бокам от его бедер, тем самым нависнув над торчащим удом.

Женщине на миг стало страшно - сейчас как в порыве страсти натянет на свой член, как на кол, так и золотник через горло вытолкает. Но нет, отрок, видно, что сдерживаясь из последних сил, прильнул к матери и поцеловал. Жестко, грубо, властно, тут же языком вторгнувшись в ее рот, но все равно услышав протяжное мычание похоти. Они целовались жадно, пылко, торопливо, словно боясь, что их снова разлучат.

Митька потянул мать за волосы, запрокидывая голову, и начал покрывать поцелуями шею, укусил за ключицу, сорвав с губ той протяжный, возбуждённый вздох, исцеловал кожу до груди и присосался к соску, словно младенец, одновременно перестав мять ягодицы женщины и запустил руку ей между ног.

Лоно самой близкой в жизни женщины, встретило его пальцы влагой, жаром, теснотой и вырвавшимся из глубины нутра Анны стоном. А парень и не думал останавливаться, натирая горошину секеля, массируя срамные губы и проникая пальцами вглубь, двигаясь медленно, но подстрекая пожар и влагу ее лона, растягивая соскучившиеся по ласке нутро, мягко нажимая на стенки.

А женщина млела под этими ласками, смешанными с нежными поцелуями и лёгкими укусами. Она стонала не сдерживая голос, перебирала пальцами волосы сына и словно с головой в омут, забыв обо всем отвечала на поцелуи отрока, извивалась, поблескивая влагой на горячей коже, присаживалась, едва не садясь на уд парня, но все время соскальзывала, сладко терзаемая его пальцами, но пылко мыча и извергая похотливые вздохи, когда мокрая от сока головка члена скользила по ее попке, словно Митька собирался сношать ее в гузно.

Сын прервал очередной пылкий поцелуй и посмотрев матери в глаза, твёрдо взял ее за бедра и потянул вниз. Анна поддалась и заскулила, как девчонка в первый раз, когда крупное навершие уда, продавило ее мясные врата и медленно войдя, растянуло стенки лона. А парень тянул дальше, и женщина следовала этому давлению, насаживаясь все сильнее на его копьё любви, и чувствуя, как соскучевшееся по ласке лоно растягивается, своим жаром и обильными соками приветствуя крупного гостя, которого сжимало со всех сторон.

Все время пока она насаживалась, Анна издавала одинаковый, протяжный, переполненный похотью стон, выдыхая его Митьке в губы, а он, словно пробуя его на вкус, шевелили губами, смотрел в ее глаза, и переместив руки, мял ее попку. Завершением оседлания этого жеребца стало мягкий, но чувствительный толчок уда ее золотника, который отозвался предвкушающим трепетом.

Из Анны вырвался пронзительный стон-вздох, а сама она прижалась к сыну, чувствуя, как от потревоженного золотника и растянуто о лона, по всему телу распространяется жар и волны удовольствия, которые молниями поднимались по спине, лишая ее разума, растворяя его в греховном наслаждении.

Митька же смотрел на мать с восторгом. Эта прекрасная женщина сейчас была полностью его. И как она была красива… Глаза, хоть и были затянуты томной поволокой похоти, словно светились изнутри счастьем и удовольствием, волосы разметались и липли ко лбу, шее,спине и плечам, лицо раскраснелось, губы распахнуты, обнажая жемчуг зубов, а язык скользил по этим алым лепесткам, постоянно облизывая.

На шее виднелись следы укусов, которые медленно краснели, на плечах следы его пальцев, видимо сильно сдал в порыве, вперемешку с пятнышками поцелуев, грудь припухла от ласк, на блестящей коже следы его зубов, а затвердевшие и похожие на темные вишни соски, опухли от сосания. И сейчас эта женщина оседлав его уд, глядя ему прямо в глаза, с лёгкой улыбкой, начала покачиваться, двигая бедрами вперёд-назад, вызвав уже стон сына, который почувствовал, как зашевелился его член в ней, головкой натирая вход в золотник.

Но Анна, так призывно покачивающаяся на нем, словно на жеребце, на этом не остановилась и начала немного подниматься. Ее медленные движения были так чувственны, так призваны, что отрок не мог оторвать взгляда, при этом чувствуя как его сжимают влажные и горячие стенки ее лона, как навершие копья любви трётся о золотник или мягко давит, когда мать опускалась. И она растворялся в этом нежном, медленном соитии.

Анна же, давно растворилась в удовольствии. Когда она застонала, почувствовав толчок в золотник, уже поняла, насколько ей не хватало это ощущения, как сильно она соскучилась по сыну и как всё будет. И проджигаемая его восторженно-похотливым взглядом, она почувствовала себя молодухой, ловящей жадные взгляды отроков.

Но она же взрослая баба и выбрала себе мужчину, которому полностью покорилась. Поэтому она решила, что всю любовь и ласку отдаст ему в этом соитии. Поэтому отдавшись на волю чувств, она растворилась в ощущениях близости с любимым человеком и отдавалась этому полностью. Она двигалась нежно и мягко,своим женским чутьем понимая, что именно так сейчас нужно.

И с восторгом ощущала, как сын расслабляется, не стараясь взять вверх, а позволяет ей руководить, и она двигалась, с огромным удовольствием распаляясь в похоти, ощущая, как скользит в ее растянутом лоне член Митьки, как трётся о золотник или давит на него, как крепко сжимается лоно, не желая отпускать здоровенного гостя.

Они жадно целовались, отрок блуждал руками по ее телу, то сжимая грудь или играясь с напряжёнными до боли сосками, то скользя ладонями по спине и талии, или сжимал ягодицы, изредка едва ощутимо надавливая на срамную дырочку попки. Но Анна двигалась, даря сыну удовольствие и растворяясь в его ласках. Их тяжёлое дыхание и стоны заполнили парилку, смешиваясь с влажными звуками ее текущего лона. Мать на мгновение оторвала руки от отрока, до этого гладившие его тело, и положив ладонь на низ живота, почувствовала, как ее распирает из нутри.

Но долго так продолжаться не могло. Оба были возбуждены до предела, и оба долго ждали этого момента… Поэтому Анна не удивилась, когда сын пару раз наподдал бедрами, вбив орган в ее золотник, сгреб ее в крепкие объятия, выдавливающие воздух из груди и с рыком укусив за грудь, до предела натянул на член, который разбухнув так, что казалось порвет женщину, начал бурно изливаться.

Объятия, укус, ощущение раздувшегося естества парня и пульсации, с которыми в нее изливалась молодое, густое и горячее семя, довели наложницу до предела и она взвыв в восторге похоти, сама постаралась поглубже насадиться на член сына, укусив того за плечо и ногтями раздирая спину.

Когда Анна выплыла из тумана наслаждения, то не удержалась от мягкой улыбки - Митька все так же крепко сжимал ее, едва уловимо покачивая на своем члене и яро, сосал грудь, словно из нее пойдет молоко. Женщина потрепал его по волосам, отвлекая от занятия.Давай мыться, воин, - ее улыбка была полна гордости и счастья, как материнского, так и просто бабьего.

Когда мать слезла с уда сына, выскочившего с влажным чавканьем, то словно из пробитой бочки, из ее распахнутого лона, хлынуло семя смешанное с её соками.

Они быстро помылись, но успокоились не скоро. Как только вернулись в усадьбу, Анна накормила Митьку, подмечая, как подкрепившийся отрок пожирает ее глазами, и вскоре была увлечена в его комнату.

Там ей пришлось тяжко. Митька ласкал ее тело, вознося к Ирию, но не давая перейти грань, а ей приходилось сдерживать стоны, крики и мычание, потому что все только начали расходиться по комнатам и готовиться ко сну. И так терзаемая и доведённая до иступления, она чуть не сошла с ума, когда отрок все же позволил ей вознестись на волнах удовольствия… Когда она пришла в себя, то счастливо улыбнулась, Митька лежал рядом и снова, как титешеник, сосал ее грудь, пальцами, едва уловимо воды по ее коже, при этом не делая попыток ей овладеть, хотя его уд торчал дубиной и навершие стало аж бардовым, а соки капали ей на бедро.Я скучала, соколик мой, - прошептала она.

Я тоже, мам, - ответил отрок, гладя ее по щеке и убирая с лица непослушные пряди волос,после чего нежно, словно боясь сломать, поцеловал, но тут же, с бесами в глазах, приблизился, от чего его напряжённый уд завис прямо над лицом Анны.

Кобелина, - ухмыльнулась женщина, но сама же с удовольствием и мычанием радости, насела губами на навершие, чувствуя, как те растянулись, а рот заполнила горячая слива, пускающая на язык солоновато-мускусный, с лёгкой горечью сок.

И она с удовольствием сосала. То нежно втягивая навершие в рот, то присасываясь сильно, словно хотела сразу высосать все, то лизала языком, проходя от полных ядер через весь ствол до самого навершия. А Митька млел, глядя как его мать со счастливыми глазами ублажает его ртом, как движутся на его члене ее припухшие губы.

И отрок протянув руку снова принялся пальцами играть с лоном своей наложницы, вызывая у нее протяжные стоны, которые зарождались в горле, куда изредко окунался его член, и щекотали навершие. В этот раз он не сдерживался, поэтому, как только почувствовал, что Анна поднимает его к Ирию, расслабился, поддаваясь, и лишь двинув бедрами, уверенно устроившись во рту женщины, начал со стоном наслаждения изливаться.

Глаза матери сперва испуганно и пораженно распахнулась, когда член раздулся, грозя порвать ей губы, начал бурно изливаться, горячими струями семени выплескиваясь ей в самое горло, поэтому начала быстро глотать, чтобы не задохнуться.Поганец, чуть не убил мать, - притворно возмутилась она, облизывая губы и переводя дыхания, когда Митька отодвинулся, и вытирая выступившие слезы.

Но тебе понравилось, - уверенно, с лёгкой улыбкой сказал отрок и полез к ней снова.

Мииитяяяя…- простонала Анна.

Угомонились любовники с зарёй. Но поспать не удалось. Анна, как бы не уставала, привыкла вставать чуть не с первыми лучами, вот и сейчас несмотря на бессонную ночь, проснулась легко, чувствуя себя на удивление хорошо и легко. Женщина села и осмотревшись, улыбнулась. Митька, натрудившись на ней, умиротворенно спал, едва прикрыв бедро и орган шкурой, и она не отказала себе в удовольствии посмотреть на тело воина, с появившимися там воинскими украшениями в виде шрамов.

Повернув голову в другую сторону, она чуть не охнула. Зеркало, отразило ее во всей красе. Опухшие губы, словно разгладившиеся морщинки, от чего она выглядела моложе своих лет, лучашиеся глаза, шея в следах укусов и пылких поцелуев, такие же следы на плечах и груди, на одной сиське и вовсе багровел след зубов, а соски были опухшими. На бедрах виднелись красные следы пятерни…

Почувствовав, что краснеет, Анна тихо поднялась с лавки и тут же тихо оценку, запустила руку между ног. Митька столько слил в нее, что стоило встать , как из пользованного и растянутого лона, чуть ли не полилось его семя вперемешку с её соками, какая на пол и стекая по ляжкам. Женщина собрала пальцами семя и не удержавшись, отправила в рот, довольно жмурясь.

С тех пор покоя ей не было. Неугомонный Митька всегда находил возможность к ней пристроиться - когда она изредка сама хлопотала по готовке, а рядом никого не было, в бане, в комнате, как ее, так и его, один раз даже на огороде и сеновале. Анна всегда ходила с довольной улыбкой и помолодевшим лицом со светящимися глазами, а так же натруженным, растянутым лоном, из которого вытекало семя сына, щедро залитое туда ранее. Она замечала задумчиво-укоризненные взгляды Агрофены, но несобиралась отказываться от своего бабсокого счастья.

Митька уставший как собака, еле переставляя ноги после целого дня тяжёлой работы, полностью не восстановившись от ран, весь погруженный в собственные мысли, вошел в баню, на ходу стаскивая длиннополую рубаху и уже раздевшись, понял, что парилка занята, жар и клубы пара были явно не такими, как если бы баней воспользовались и она стынет.

В прямоугольном куске солнечного света, падающего в парилку через приоткрытой волоковое окошко, виднелась Агрофена. Наверное, заслышав его приближение, женщина собиралась предупредить внука, но не успела и сейчас они пялились друг на друга, против воли рассматривая фигуры. Она опытным взглядом жены воина оценила и рассмотрела упругие, словно свитые из веревок мышцы отрока, покрывающие торс шрамы и… болтавшийся между ног огромный уд с крупными яйцами.

Он же видел перед собой зрелую, красивую женщину. Красивую природной красотой, сохранённой фигурой и теми мелкими, но дополняющими картину чертами, которые приходят к женщине с возрастом. Сок. Про нее можно было сказать баба в самом соку.

Агрофена была высокой, с длинными ногами, широкими, слегка полноватым бедрами, темным треугольником курчавых волос внизу небольшого женственного животика, большая грудь на удивление, не уродовалась под собственным весом, а выглядела как спелая груша. А крупные соски выглядели темными, перезревшие вишнями. Узкие плечи с разметавшимися по ним волосами, длинная тонкая шея.Охальник. На бабку родную засматриваешься. - сказала Агрофена, демонстративно взглядом указав вниз, но не делая попыток прикрыться.

Митька опустил голову и заполошно попытался прикрыть окрепший уд, но размеры не позволяли сделать ему это легко.Да не майся, - ухмыльнулась женщина, подходя и к немалому удивлению парня, замерла совсем рядом, после чего взяла полные семени яйца в ладонь, покатав, провела пальчиком по всей длине его копья любви. - Теперь ясно чего Анька так по тебе сохнет и ходит иногда в раскоряку.

Митька казалось что у него на морде разгорается пожар. Бабка все прекрасно знала, просто не подавала виду.Хм… А твои ядра полны. Анька решила отдохнуть? - иронично спросила женщина, как бы между делом, продолжая пальцами поглаживать напряжённый член, и видя, как тяжело задышал отрок и нервно сглатывает слюну.

Кровь пустила, - едва слышно ответил внук и сам поразился, откуда у него такая робость.

Не на тяжести, значит. Но будешь так яро ее пользовать, затяжелеет. Да и ядра у тебя такие, что изливаешь больше обычного мужа. - все так же спокойно продолжала Агрофена, двигая пальцами вверх и вниз, поигрывая яйцами и размазывая текущий из навершия уда сок.

Я стараюсь, чтобы ей было не тяжело. - будто оправдываясь почти прошептал Митька, пожирая глазами грудь собеседницы.

Не тяжело ей? Когда ты так щедро одарен богами? Да посмотри на нее. Жизни радуется, глаза яркие, что самоцветы, аж светится вся, и выглядит как помолодевшая, будто молодухой заделалась. - слегка ворчащим тоном сказала Агрофена, прекрасно видя куда смотрит внук. - Давно так маешься? Совсем плохо?Третий день. Ядра, кажется лопнут. - просипел Митька, невольно подавшись вперёд, навстречу движению руки бабки.Горячишься, как племенной жеребец, - усмехнулась бабка, облизнув губы и в следующую секунду охнула, потому что внук поддался порыву и решил взять свое, стремительно прижался к ней, властно положив руки на ее половинки гузна, крепко сжав и впился в ее губы.

Боги, какой это был поцелуй. Каждый из них старался быть первым. Она - мягко и умело старалась захватить инициативу, он же властным напором умелого любовника и уверенного мужа сминал ее сопротивление. И Агрофена это нравилось. Как Анна она не была наложницей Митьки, но была женщиной на его опеке и бабой, очень даже ярой до плотских утех и лишённой мужской ласки.

Поэтому яростные поцелуи парня, его властные руки блуждающие по ее телу, вызывали мурашки на коже и трепет лона. Женщина лишь краем разума смогла отметить, что соски ее большой груди окрепли и с приятной истомой трутся о крепкую, безволосую грудь отрока, а из лона течет сок похоти, стекая по ляжкам.

Когда они отстранились друг от друга, переводя дух, Агрофена уже понимала, что назад пути нет, а окинув внука взглядом только убедилась - глаза потемнели, как у зверя завидевшего добычу, нос слегка раздут, дыхание тяжёлое, грудь вздымается от рвущегося желания овладеть женщиной, мышцы напряглись, как перед боем, а здоровенный, увитый жилами член, истекал соком, слегка подрагивая, словно в предвкушении.

Митька снова начал действовать первым и стремительно подойдя, схватив бабку за задницу и приподняв, усадил на лавку. Она уже смирилась со своей судьбой, понимая, что просто подчиняется единственному мужчине в доме. И даже христианское воспитание не взвыло о греховной связи с родичем. Все женское естество женщины жаждало этого греха, жаждало именно с этим резко повзрослевшим отроком, родной кровинушкой, она хотела подчиниться властному мужчине.

Митька же не зная о думах партнёрши, жадно рассматривал свою женщину. Волосы разметались по плечам и липли к блестящей от влаги коже, лицо раскраснелось, глаза, обычно холодноватые и гордые, сейчас были затянуты поволокой желания, губы приоткрылись в тяжёлом дыхании, демонстрируя жемчуг зубов и нет-нет, да шустрой птицей язык проскальзывал по этим лепесткам, облизывая.

Митька с коротким рыком впился в ее уста ворвавшись, как вражина половец в стан врага, в рот языком. Агрофена не удержалась от восторженно вздоха откуда-то из глубин нутра, но все же попыталась противиться и отвернуться, но к немалому удивлению, и тайному трепету лона и разума, внук схватил ее за волосы, как полонянку и нежно, но явственно укусил за шею, словно показывая,что может сделать в случае строптивости. Женщина уже не сдерживаясь протяжно застонала, вскинув голову к потолку и запустила пальцы в вихпы своего юного любовника.

А Митька ничего не замечая, поглощённый желанием и близостью желанной женщины, жадно целовал ее губы, срывая тяжёлое дыхание, покрывал поцелуями лицо и шею, иногда прикусыаювая часто бьющуюся жилку под тонкой влажной кожей.

В порыве он склонился ниже, грубо впившись в ключицу бабки, оставив красный след и поцеловав грудь, слегка укусив плоть, втянул губами сосок, словно титешеник.

Агрофена просто млела и таяла как снег на жарком солнце, от этих умелых и жадных ласк, чувствуя, как напряглись соски, терзаемый сейчас губами и языком парня, как отяжелела внизу живота и как пульсирует разгоряченное лоно, изливая на на внутреннюю сторону бедер сок.

Митька оторвался от нее всего на мгновение но лишь для того, чтобы подхватить ноги под колени, приподнимая, вынуждая бабку откинуться назад и обвить его бедра ногами, а отрок приставив свой горячий и твердый, как раскалённая кочерга уд к ее лону, немного вошел.

Женщина заскулила в восторженном экстазе, почувствовав, как крупное навершие его булавы любви сперва придавило ее мясные врата, а после растянуло нутро. Парень задержался не надолго и в следующее мгновение вошёл на всю длину, враз растянув лоно бабки, и смяв ее золотник. От прострелившего словно молния Перуна, от лона вверх по спине, волне удовольствия, Агрофена выгнулась, невольно поддаваясь вперёд и насаживаясь на копьё любви сильнее, и под потолок взвился стон вой желания, больше похожий на вой волчицы.

Митька даже не подумал спросить не больно ли ей. Какой-то частью своей сущности, он понял, что Агрофена, вдовствующая жена сотника, жаждала именно такого - властного, уверенного в себе мужа, который будет брать её как полонянку или холопку, если так ему возжелается. Поэтому он подался назад, почти выйдя из женщины, а потом вошёл одним махом, снова вдавив золотник, и вырвав из груди Агрофены сипло-хриплый стон желания, почувствовал, как бабка запустила ноги ему в спину и резко схватив за горло, словно лишая голоса орущую холопку, впился в губы поцелуем.

Женщина словно лишилась разума. Ее брали грубо, властно, уверенно, как полонянку, а ей нравилось настолько, что она превратилась в текущую суку, которая не была способна даже говорить, а только стонала и выла, желая чувствовать как ее растягивает огромный уд отрока и толчками таранит золотник.

Митька словно прочитав ее мысли и оправдывая ожидания, покрепче утвердился на ногах и начал яро двигаться, словно молотобоец вколачивая свой член в глубины нутра бабки. Чувствовал как влажное и горячее лоно туго обхватывает его уд, словно не желая отпускать, как сминает ее золотник, тем самым срывая с губ сиплые стоны желания.

Парень словно и не было усталости, как племенной жеребец сношал женщину, с удовольствием наблюдая за перекошенным от похоти и желания лицом, как та закусывает губу, смотрел, как катится пот и влага по коже, как в такт ударам его бедер колышется тяжёлая грудь, и лёгкой волной вздрагивает животик. И он схватив Агрофены за мягкие бока, чувствуя ладонями жар кожи, с ещё большим остервенением начал таранить лоно, словно желая пронзить ее своим членом как копьём.

Но как это бывает, после воздержания долго продержаться он не смог. Стоны Агрофены, их тяжёлое дыхание и шлепки влажных тел заполнившие парилку, осознание, что эта горячая женщина его бабка, и чувство, как приоткрывшийся золотник словно хватается за навершие его уда, быстро подвели его к окончанию.

Ядра подтянулись к члену, все мышцы напряглись, в паху появилась щекотка… И именно в этот момент, Агрофена на волнах удовольствия вознеслась в Ирий. Она протяжно застонала- вскрикнула, вскинулась, сев на лавке и укусила внука за плечо, запустив ногти в спину и раздирая кожу, прижавшись грудью, и обвила ногами бедра, не отпуская.

А отрок, почувствовав как начали дёргаться ее бедра и запульсировало лоно, брызгая на низ его живота влагой, полностью поддался удовольствию и щекотка переродилась в бурный пожар. Последний раз вбив член вглубины бабки, парень начал бурно, с рыком, как у зверя изливаться в нее, чувствуя, что удом прижался к ее золотнику. От облегчения даже ноги слегка подкосились, но это чувство быстро прошло, сменившись новой волной желания.Митенька… Соколик мой… Внучек… Золото мое… Дай дух перевести, - прошептала Агрофена, едва выталкивая из себя слова и тяжело дыша.

Митька не говоря ни слова, рывком перевернул женщину на живот, поставив так, что ее попка торчала в его сторону.Митя… Охальник, бабку снасильничал, - тихо сказала Агрофена, с лёгким стоном, от которого член внука только сильнее напрягся и не думая опадать.

Отрок властно шлёпнул бабку по заднице, оставив краснеющий след пятерни, выбив из нее протяжный стон, и начал медленно ласкать пальцами ее мясные врата.Внучек, золото мое… Дай дух перевести, кобелина ты молодая. Давно меня так в Ирий не возносило. - Уже немного окрепшим голосом сказала женщина, но виляля задницей, пытаясь насадиться на вошедшие внутрь пальцы сильнее.

И в этот раз парень сам не понял, что его толкнуло, но он ладонями раздвинув ягодицы бабки, одним мощным движением вошёл в нее на всю длину. И его чутье не подвело. Агрофена сперва взвизгнула, после удивлённо но с похотью в голосе простонала, а после и вовсе расслабленно улегшись на лавке, с нескрываемым удовольствием промычала- простонала, явно не желая голосить во всю силу горла.

А Митька крепко, как коршун когтями, впился пальцами в бедра женщины и начал споро двигаться, почти выходя, чувствуя, как крепко сжимает его уд лоно, словно не желая отпускать и едва ли не выворачиваясь, и влетая внутрь, тараня золотник, сотрясая все тело бабы. Сейчас она была именно бабой, простой, желающей только естества мужа, который её пользует. И отрок пользовал.

Сношал грубо, жестко, громко шлепая бедрами и низом живота о задницу женщины, слыша влажные звуки ее лона, вновь тяжёлое дыхание парочки заполнило парилку, слышал, как при каждом толчке золотника бабка восторженно-возбужденно стонет, ногтями царапая лавку.

На Митьку словно затмение нашло. Он будто впал в безумство берсерка, только вот не в бою. Он все свои силы выкладывал сношая родную женщину, делая ее СВОЕЙ женщиной, подчиняя своей сути, своему уду и семени.

А Агрофена таяла под этими мощными толчками. Ее тугое, забывшее мужскую ласку некогда рожавшее лоно, жадно хваталось за здоровенный уд отрока, который словно не уставая сношал ее с той же бешеной скоростью, как в начале. Ее золотник сминался под ударами навершия его уда, лоно пульсировало, уже немного привыкшее к крупным размерам гостя.

Но для самой себя, женщина осознала, что была бы совсем не против понести от отрока. А парень словно дикий зверь сношал ее лоно, словно желая его разорвать, а саму бабку пронзить удом насквозь. В один момент он ухватил ее за волосы, заставив запрокинуть голову и тут же впился в губы грубым поцелуем, запечатав вырывающийся из нутра стон. Тело Агрофены сотрясалось под мощными толчками, грудь раскачивалась из стороны в сторону, а волны удовольствия протекали из заполненного до предела лона до самой макушки и кончиков пальцев.

Она сама не заметила момент, но довольно резко в ее теле словно что-то сорвалось и сознание женщины немного угасло, унесенное волнами греховного удовольствия далеко далеко. Каким-то краем сознания, она чувствовала, как трясутся ее ноги, как пульсирует лоно, насколько похотливо и в то же время жалко звучат ее стоны, вздохи и скулеж.

Митька же, сам находившийся на грани, почувствовав пульсации, начал ещё сильнее вдалбливать свой член, выбивая из бабки хриплые крики удовольствия, и при этом он изливался внутрь нее. Ощущение того,как раздулся и запульсировал уд внутри нее, как начало разливаться горячее семя, Агрофена к своему удивлению вновь умчалась в Ирий удовольствия.

Митька переводя дыхание отступил на пару шагов, с влажным чавком выйдя из бабки и с неким удовольствием посмотрел на покрасневшую задницу Агрофены, подогнувшиеся ноги, попользованое,покрасневшей и открытое нараспашку лоно из которого по внутреней стороне бедра текло его семя или же жирными жемчужными струйками капало на пол.

Лишь через несколько минут женщина полностью пришла в себя, перевернулась, с сияющим глазами посмотрела на севшего рядом внука и не испытывая отвращения или протеста, взяла в рот его медленно опадающих уд, с удовольствием слизывая смесь семени и своих соков.

Митька в это время тряпкой омывал ее тело, после быстро привел себя в порядок, но стоящий колом после ласк нежных губ и языка бабки член, требовал продолжения и не успели они отойти от бани, как внук налетев на женщину сзади, прижал ее спиной к стене усадьбы и задрав подол рубахи, снова овладел ей. Грубо сношая, схватив за волосы заставлял закинуть голову и властно кусая, и целуя шею, спину и плечи.

Хватая и играясь с грудью, и сосками, он уверенно доставлял бабке удовольствие. А Агрофена зажимала себе рот, кусала руки, чтобы не шуметь на опустевшем к вечеру подворье, но все ровно понимала, что мычит и стонет громко. Натруженое лоно уже не так остро чувствовало движения здоровенного гостя, поэтому Митька первый вознёсся на волнахудовольствия, последний раз вколотив уд в женщину, он сдавленно зарычал, уткнувшись носом ей в волосы и излился внутрь.Митька, божечки. - Со сбившимся дыханием прошептала Агрофена, оправляя одежду и волосы. - Как тать меня заломил. Уймись жеребец, я же не убегаю. Уже лоно растянул так, что ветер свищет, и золотник залил, аж хлюпает. Уймись.

Ты просто очень красива, - прямо и просто сказал отрок, чем к своему удивлению вогнал бабку в краску.

Идем, охальник. Кому скажи, что меня таким дрыном пользуют как молодуху полонянку, не поверят. А скажи, что так попользовали и семенем залили, что все пропиталось - обзавидуются. - С лёгкой улыбкой сказала Агрофена. - Идем. Небось жрать теперь охота.

Митька и сам не обращал внимания, но сейчас почувствовал просто дикий голод. Поэтому и кивнув, пошел следом. Со стороны, казалось бы, бабка и чем-то проученный внук. Но отрок плелся нога за ногу, и выглядел подуставшим, а женщина наоборот - походка лёгкая и гордая, на лице морщинки словно разгладились, глаза светятся, губы припухли, щеки румянятся, да и вообще будто несколько лет скинула.

И только очень внимательный человек заметил бы, что волосы бабы приведены в порядок на скоро, на шее есть следы пылкого соития, губы опухли явно от поцелуев, а полотно рубахи топорщится на сосках.
В усадьбе уже все спали, да и не удивительно - в баню Митька пришел когда вечерело, пока то, пока се, вот уже и солнце село, и все спать устроились, чтобы как всегда с первыми лучами проснуться.

Бабка с внуком прошествовали на кухню и Агрофена слегка расшевелил угли, быстро раскочегарила печку, и начала спорт готовить простой и быстрый ужин. Митька же сидел за столом и пристально наблюдал за точными, выверенными движениями женщины. Но взгляд невольно подмечал совершенно другие детали - соски торчащие под рубахой, как виляют при ходьбе бедра, перекатываются ягодицы, покачивается при движениях грудь, шею со следами поцелуев и укусов…

Митька и сам не сразу заметил, как окреп его уд. Окреп не как до этого, словно изголодавшийся зверь, до боли, а именно просто окреп, как бы показывая хозяину, что можно и продолжить. Чем отрок и решил попользоваться. Парень встал, обошел угол стола, приблизился к уже заканчивающей накрывать на стол бабке и протянув руки, начал гладить ее тело, но неожиданно получил отлуп мокрым полотенцем.Да уймись ты, жеребец неугомонный, - с улыбкой, но слегка устало возмутилась Агрофена, но опустив взгляд, нахмурилась. - Митька, не привыкла я к твоим статям. Обвыкнуться надо. Натрудил ты меня.

Ты не хочешь? - Скорее для простого озвучивания спросил он.

Хочу, Митенька. Хочу, соколик мой, но уже не могу. Хотя… Садись есть, - странно улыбнулась женщина.

Отрок подав плечами, вернулся на место и сел, как всегда,слегка повернувшись, словно готовый в любой момент сорваться с места. А Агрофена, словно только этого и ждала. Поэтому как только Митька прильнул к кружке с квасом, его глаза округлились и он резко убрав посуду, пораженно уставился вниз.

Его бабка, гордая баба, к которой, как выражались некоторые ратники, с уважением в голосе, на бешеной козе не подъедешь, стояла чуть сбоку от лавки на четвереньках, прогнувшись в спине так,что попка торчала на отлете, с похотливым выражением лица, держа его уд у основания своими длинными нежными пальчиками, с нескрываемым удовольствием сосала навершие,словно это сладость константинопольская. Ее припухшие губы раскраснелось, щеки зарумянились, но женщина жадно сосала, иногда отрываясь, чтобы языком слизать выступающий сок.

Митька же отдался этим ласкам, полностью доверившись бабке. А та с упоением сосала, лизала, не только головку, но и весь уд, переминала пальчиками ядра, целовала их, и пыталась взять в рот весь член, но отрок чувствовал, что едва ли достигая половины, уже входил в ее жаркое у тугое горло.

Осознание того факта, что его ртом обладает бабка, приподнесшая сегодня немало сюрпризов, ее похотливое выражение лица, влажные звуки и опухшие губы быстро довели его до окончания.

Схватив Агрофену за волосы, парень начал бурно изливаться ей в рот, остатками разума удерживая себя от того, чтобы не войти в ее горло на всю длину.

Агрофена поднявшись на ноги, сделала последнее глотательные движение, пальчиками вытерла капли в углу губ и улыбнувшись внуку, потрепав его по волосам, отправилась на женскую часть усадьбы.