Размеренно, без спешки, со знанием дела, Лера нахлёстывала плетью по дёргающейся, ещё не зажившей после ночной порки Олежкиной попе. Плётка со свистом рассекала воздух, и с короткими резкими щелчками падала на его кожу. Уча подруг примером, она отводила плечо назад с полуповоротом тела, одновременно оттягивая локоть, на обратном движении заставляла плётку изогнуться "змейкой", и уже под самый конец, резко срабатывая кистью руки, выпрямляла плеть, отчего сила и резкость удара удваивались, и щёлкнув ею по попе начиная с кончика, наносящего самую сильную боль, она таким же резким движением протягивала руку назад, одновременно отдёргивая взад и правое бедро. Делала паузу, дожидаясь пока пройдут судороги по Олежкиному телу и распространится боль, чтобы боль от следующего удара не "тормозила" предыдущую, пока вздуется рубец, и вновь делала взмах, ловко и метко раскладывая ему по попе кровавые рубцы. Положив два таких один подле другого совершенно вплотную, она следующим ударом попадала в самую середину между ними, и тогда Олежка ещё сильнее юлил и дёргал попой, насколько это было возможно под весом державших его девчонок… Или она наносила удар почти горизонтально, под небольшим углом, попадая в самый низ попы, там где ноги переходили в аппетитные холмики, что было больнее всего. В этот момент Олежка вскидывался ещё сильнее, сам того не зная, что подаётся навстречу плётке, а Лера ещё пару-тройку раз стегала по одному и тому же месту. После каждых семи-десяти ударов она обильно орошала его попу водой, и продолжала хлестать по мокрой коже.

После двадцатого удара, когда она в пятый или шестой раз стеганула его по одному и тому же месту, Олежка не выдержал, кое-как вывернул прижатое к подушке лицо, и заорал диким голосом, умоляя о послаблении. Но совершенно безразлично через десяток секунд последовал следующий удар, а до этого сосчитавшая - "Двадцать два!" Женька вдруг сказала - "Пятнадцать!". Олежка рванулся, забился, и не столько от жуткой боли, сколько от этого пересчёта. - Госпожа Женя, должно быть 23! Зачем! - завопил он. Но Женька лишь снова уткнула его лицо в подушку, крепче села на голову. Следующий хлёсткий удар. - Пять! - посчитала она. Обезумевший от боли Олежка не сразу понял, какую непростительную вещь он сделал - начал поправлять госпожей! Теперь до него дошло, что из-за одного вскрика он получит ударов более чем на полтора десятка! И, кусая и жуя подушку, он продолжал лишь взвывать и мычать, да после каждого удара подпрыгивать и дёргать попой… Наконец Женька сосчитала - "Двадцать пять!". Лера прекратила истязание, придержала Олежке ноги, пока Марина освобождала место, и сама встала своими острыми коленками на его отдавленные затёкшие ступни. К слову говоря, в дальнейшем Олежка заметил, что при порке Женька сама старалась драть в последнюю очередь, после всех подруг, по уже исхлёстанной попе, когда её удары доставляли наибольшие мучения. Марина также сбрызнула его попу водой, поиграла плёткой по Олежкиному телу, и даже дольше, щекоча его распухшие, набрякшие кровью рубцы, точечно прикасалась кончиком между ягодиц и с хихиканьем проводила сверху вниз, затем пощекотывала между ног. И вдруг резким взмахом руки щелканула с такой силой, что у Олежки захолонуло дыхание. Он затрясся, задрыгал бёдрами. Лера только сильнее вцепилась ему в икры чтобы он не вырвал ступни из-под её колен. А Олежка завывал, его било словно в падучке - сумасшедшая боль просто заполнила всё его существо. Марина пропустила плётку через кулак, натянула её назад, и вновь стала пощекотывать Олежку по коже. И снова удар, и опять он начал трястись и корчиться… - Во корячится! Как корамора! Эть! - приговаривала Марина, нанося следующие и следующие удары. Она тоже пару раз обрызгала водой, и не только попу, но и спину между лопаток, будто возвращая его к чувствам как бы заранее. Олежка начал было уже терять сознание, когда прозвучало "Двадцать пять!". Пока Лера менялась с Мариной местам, а затем вместо Женьки взобралась Олежке на голову, ему дали немного передохнуть. Женька тоже смочила ему попу, затем стала сгибать и растягивать плеть. Громко и звонко щёлкнула ею в воздухе. - Ну что мой хороший, позабавимся?! - посмеиваясь, плотоядным голосом произнесла девушка. - Безо всяких прелюдий вроде щекотания кончиком плети, только сильно хлопнув его ладонью по ягодице, она с полного маху стеганула Олежку наискось попы, от самого низу и почти до поясницы. Второй удар - сверху вниз, как бы крест-накрест. Теперь, ожидая когда Олежку прекратит корчить, она провела как с нежностью кончиком плётки ему по середине попы, и затем хлёстко щёлкнула кончиком около щели, задев немного внутри. - Оппа! Красавица жопа! - и Женька несколько раз прошлась по низу попы, попадая концом в середину. - Погодите-ка, - сказала Женька после счёта "Двадцать пять!", - что-то он вёл себя непослушно! Добавлю-ка я ему от себя! Ат-тата! Ат-тата! Ат-тата! - она прошлась плёткой с такой силой, что Олежке показалось, будто у него лопаются глаза. - Вот теперь - то, что надо! Сто и один кнут! - Женька хохотнула и звучно шлёпнула его по попе. Если бы Женька не делала более долгих пауз между ударами, явно наслаждаясь беззащитностью жертвы, заставляя Олежку выжидать подольше следующих ударов, он возможно бы и потерял сознание. Но он всё-таки дотерпел до конца, и когда его отпустили, полуобезумевшего, он не смог пошевелить ногами, так были отдавлены и затекли вывернутые в разные стороны ступни ног. - Чего развалился, ещё хочется плётки? - прикрикнула Лера, выдёргивая из-под него подушку. - А ну на бок поворачивайся! - Олежка услышал шорох клеёнки. Почти сразу же после порки он был положен под клизму. Разумеется, сопротивляться он не мог, да и не стал бы, хоть он и плакал украдкой, что ему снова делают столь постыдную и мучительную процедуру; держать его не было нужды, а клизму ему ставила Женька. Олежка лишь дёрнулся, захрипел и застонал когда она раздвинула ему его дико болевшие, раздувшиеся как шар ягодицы. Та дала ему крепкого шлепка. - А ну цыть! Лежать спокойно! А то ещё разрумяним твою жопу! - Женька обмазала ему анальное отверстие гелем для страпона, и достаточно аккуратно вставила в Олежкину попу длинный наконечник. Пошла тёплая вода, распирая его живот. Первую половину клизмы Олежка выносил достаточно спокойно. Но затем давление в животе начало становиться совершенно невыносимым. Он ёрзал, сучил ногами, начал стонать и подвывать. - Смотри у меня, если уронишь хоть каплю! Это будет считаться, что не додержал клизму до конца! Мы ведь измерим, сколько там останется, и за каждые недодержанные 100 грамм ты получишь по десять ударов! И даже не этой плетью, а чем-нибудь покрепче и пострашнее! От ужаса Олежка сразу забыл все неприятные ощущения в животе. Они просто как исчезли. Женька в свою очередь так развернула наконечник у него в дырочке, что как бы заперла выход - сноровка в этом деле была видать у девок изрядная. Она всё-таки приостановила воду, а оставшуюся стала вливать более слабой струёй. И потому он кое-как, еле-еле, но выдержал до конца эту крайне мучительную процедуру. Олежка только боялся, что ради того, чтобы был бы повод выпороть его ещё раз, его заставят некоторое время выдерживать в себе воду, пока у него из попы не прольётся хоть сколько-то. Но Женьке, как и всем остальным, уже не терпелось воткнуть в его попу страпон, и потому, вытащив наконечник клизмы у него из попы, она за цепочку рванула его с кровати. - Швыдче в сортир! Прольёшь хоть сколько по дороге - считай, полсотни горячих уже твои! Спотыкаясь и неуклюже подпрыгивая на скованных руках, Олежка на четвереньках поспешил в туалет, едва удерживая рвущуюся в дырочку воду. И только он успел плюхнуться на унитаз, как мощный водопад вонючей жижи хлынул у него из попы. Женька снова сидела за полузакрытой дверью, держа его за цепочку. - Во как из него плюхает! Так что не зря мы его залили по самые гланды! - судачили девки за дверьми. - Ну, ты, там! Опростался? Долго ещё думать будешь? Олежка поднатужился, затем привстал и потоптался. Ему снова освободили от браслета правую руку, а Женька зажала его голову промеж ляжек. Опять она вставила в его попу наконечник, и с силой прошерудила внутри, позволила сесть на стульчак. Удостоверившись, что в нём нету остатков воды, его заставили вытереться, и плёткой погнали обратно в комнату, где он вновь был пущен на круг. На этот раз первой его имела Женька. Нисколько не церемонясь, она заставила Олежку встать на колени перед кроватью и грудью опереться на неё. Сильно и грубо раздвинула его распухшие лилово-чёрные ягодицы, и засадила страпон. Но теперь у Олежки главная боль была не от проникновения в попу этого предмета, а от всякого прикосновения к ягодицам, особенно когда она, вгоняя страпон на всю глубину, временами сильно шлёпала, и крепко прижималась ляжками к его попе. Женька же, обхватив его снизу под бёдра около живота, натягивала и натягивала Олежку на страпон. Работала она длинными фрикциями, медленно вытягивая и с силой вгоняя страпон на всю его длину. Наконец она получила оргазм, и немного отдохнув, заставила Олежку тщательно слизать выделения с её бёдер. Вслед за нею его имела Лера. Ей снова захотелось напялить его в положении на спине, с подушками под копчиком. Но когда она грубо и сильно схватила его за исполосованные ягодицы, к которым невозможно было и прикоснуться, Олежка взвыл диким криком. И тут же получил такую оглушительную пощёчину, что на миг потерял соображение. - Это что такое?! Всыпать ещё?! - прикрикнула Лера. Но всё-таки она взяла его немного выше болевших ягодиц, почти у самой поясницы, и не спеша, с раскачиванием, вошла в него. Но то ли воспоминания о том, как он корчился под её ударами, то ли его недавний вскрик, но что-то воздействовало на неё внутри, и очень скоро она забилась и затряслась от сумасшедшего оргазма. Отвалилась, тяжело дыша. И через пару минут отстегнула "браслеты" от Олежкиных ног и застегнула руки, схватила его за волосы, и заставила вылизать и мощно засосать свою пизду, облизать ей ляжки, а потом и анус. - О, дырявый, да ты, я смотрю, о чём-то размечтался?! - с этими словами пришедшая Марина больно стеганула Олежку пластиковым прутом. - Прыгай на кровать, и - раком! Да не так, придурок! Жопку повыше, спину прямо! Ещё, ещё вздёрни свою каку! - прут несколько раз обжёг ему попу, а сама Марина стала переподтягивать ремешки страпона, стараясь как-то по-особенному приладить его на себе. И сам страпон Олежке показался каким-то необычным, ему даже, как он решил, что почудилось, будто там на конце виднеется отверстие. А Марина тем временем взобралась на него, после нескольких усиливающихся толчков засадила страпон, и вдруг замерла, совершенно расслабленно лёжа на Олежке. И тут он почувствовал, как ему вовнутрь вливается что-то горячее, одновременно распирая кишечник. Только сейчас до него дошло, что она пописала в него, а страпон, действительно со сквозным отверстием, в данном случае сыграл роль наконечника клизмы. Моча, обладающая сильным раздражающим действием, сразу стала "проситься наружу", но разве же госпоже было до этого! Она то в убыстрённом темпе, переходящем в скачку, то медленными длинными фрикциями с усилиями на последнем движении гоняла страпон в попе у Олежки. Продолжался весь акт достаточно долго, или просто ему так казалось. Поскольку он едва сдерживался, ему казалось, что бурлящая в его кишечнике моча, несмотря на столь толстую затычку в его анальном отверстии, вырвется и загадит кровать. Что тогда будет с ним - он ужасался даже предполагать. А Марина, словно бы в насмешку, так и продолжала ходить и ходить в его попе, и никак не могла насладиться. Она то тёрлась бёдрами об его исхлёстанные ягодицы, причиняя дикую боль, то "полоскала" грудями по спине. Затем начала всё сильнее и сильнее нашлёпывать его с боков по попе. Эти шлепки были бы болезненны и для совершенно нетронутой кожи, а уж болевшая на всю глубину и словно обожжённая Олежкина попа - можно себе представить, чего ему стоило, чтобы не взвыть и не взмолиться! Только страх перед поркой, которую, он знал, ему не вынести, заставлял его терпеть меньшие мучения. Но вот по телу Марины прошла судорожная дрожь, ещё и ещё раз, всё сильнее и сильнее. Она застонала, даже зарычала, её всю свело как в судорогах, и в следующие секунды Олежкины ягодицы были залиты слизью её выделений. Отдышавшись с минуту, она резко, с вывертом, выдернула страпон и рванула Олежку за цепочку. - Тикав до сральника! Швыдче! Нагадишь хоть каплю, хоть пятнышко - запорю до полусмерти! Олежка, не вставая на четвереньки, лишь согнувшись в три погибели, за что получил несколько хлёстких ударов цепочкой и угрозы поркой, едва добежал до унитаза. Вся бушующая в нём моча вместе с какой-то кишечной слизью одним духом рухнули из него. - Чёй-то с ним? - высунулись Женька с Лерой. - Это я, получается, сделала ему уриновую клизму! Свежайшую, напрямую! Прямиком - ИЗ - и В! - захохотала Марина. - Ого! - Ну, ты придумала! - Пить он не смог, пришлось заливать с обратного, с заднего хода! - Теперь желательно промыть ему систему, чистенькой водичкой! - Это я и сама знаю! Только хотела сказать, пусть кто-нибудь принесёт сюда клизму, и подержит её! - Марина схватила Олежку за волосы и за ошейник, прижала лицом к своему лобку, повозила кругами, и втиснула к себе между ног. Он уже на автомате знал, что следует делать, и постарался полностью удоволить госпожу - вылизал у неё внутренние стороны бёдер, облизал и засосал её клитор, массируя носом точку "G", с особым тщанием облизал губки и проник вовнутрь языком. Марина сладостно постанывала, слегка извиваясь, по её телу волнами проходила мелкая дрожь. Наконец она вскрикнула, ещё плотнее прижала к себе Олежкино лицо, волна судорог прошла по ней так, что она едва не упала. Через минуту Женька поднесла наполненную клизму. Марина, даже не дав Олежке подтереться, крепко зажала его голову промеж ног, заставила приподняться. Взяла под живот, и погрузила наконечник в его дырочку. Женька держала мешок клизмы так, чтобы шланг не был бы слишком натянут. Как и парой часов раньше, первая половина клизмы проходила у него без сильных неприятностей; затем всё-таки вода стала доставлять неудобства. Олежка топтался, подёргивал попой, но Марина только крепче сжимала бёдрами его шею да слегка похлопывала кончиком цепочки то по одной, то по другой его ягодице, предупреждая, что ему грозит, если вдруг у него непроизвольно из попы брызнет вода. Олежка мычал, почти что притопывал ногами, сгибая и разгибая колени. - Ого, сейчас он кажется пустится в пляс! - подсмеивалась Женька. - Так ведь гармонист, сам бог велел! - вторила Лера. Буквально на последних граммах воды у Олежки из попы вытекло несколько капель. Крепкий удар цепочки обжёг ему попу. За ним последовали ещё несколько. Он втянул в себя анальное отверстие, и тут в клизме хлюпнуло и как бы тонко проныло. Марина извлекла наконечник, дала вытечь из шланга последним каплям воды, и посадила Олежку на стульчак. - Ну смотри ж ты у меня! Не сегодня, так ти завтра выдеру так, что с неделю не сможешь сесть на жопу! - прошипела ему Марина. С шумом и гулким плеском мощная струя ударилась в унитаз. Сейчас Олежку не торопили. Затем Лера, а следом за ней и подруги подходили к Олежке, брали его за волосы, и заставляли вылизывать, сосать их промежности, проникать вовнутрь языком. И только получив свои "сто пудов удовольствия", они проверили его на остатки воды, позволили ему подтереть попу, принесли одноразовую миску, велели наполнить её водой из унитаза чтобы попить. - Что теперь делать будем? - начала было Марина, но в это время в прихожей затренькал домофон. - Кого ещё там в такое время? - буркнула Женька. Из прихожей уже доносился звонкий голосок Леры: - Ника, ты? Давай поднимайся скорее! - И быстро вернувшись, она затащила Олежку в большую комнату, велела лечь на пол, и приподняв его голову за волосы, зашипела: - Сейчас к нам придёт ещё одна твоя госпожа, Вероника. Ты ничего не забыл, всё помнишь, как надо выражать покорность госпоже? - Да. Цепочка со свистом несколько раз прошлась Олежке по попе и спине. Он подскочил. - Да, госпожа Лера! - поспешил он скороговоркой. Попу ему снова обожгло. - Чтобы помнил! Если скосячишь - тебе останется только завидовать сидоровой козе! Если уж за свою сегодняшнюю дерзость ты получил сам видишь как, то соображай, что тебе будет за более крупные провинности! Тем более, драть будем уже вчетвером! Чтоб всё тип-топ! Вспоминай каждую мелочь! У дверей уже заливался звонок. Лера бросилась открывать. - Мы и не думали, что ты прямо сейчас и прилетишь, да ещё перед самым ливнем! - щебетала в прихожей Лера. - Я же тебе только-только рассказала, что у нас новое мясо! - Ну, а мне сразу захотелось его попробовать! - гулким, как из бочки голосом говорила в ответ гостья. - Ну, показывайте, хвастайтесь! Только сейчас Олежка заметил, что за окнами сильно стемнело. Он не успел перевести взгляд на новую госпожу, как квартиру озарил яркий взблеск, и через десяток секунд бухнул трескучий раскатистый грохот. Послышался приближающийся шум, и с небес рухнул целый водопад. Лера зажгла все лампы. Снова сверкнуло. Но Олежку уже волокли в прихожую. На вид Вероника была ровесницей Леры, тощая и высоченная как жердь деваха, с полным отсутствием каких-либо женственных форм тела и ног, более похожих на палки. Единственно, что говорило о её принадлежности к женскому полу, это высокая пышная грудь. Да и то она такою казалась ввиду её невероятной худобы. Сильно вытянутое как эллипс лицо, коротко подстриженные волосы какого-то серого цвета, малюсенький рот и носишко кнопкой. Если бы не гигантский рост, вряд ли можно было бы отнестись к ней серьёзно. Но на равных с нею держалась лишь Лера, другие девки явно выказывали перед ней почтение. Ползком на животе Олежка приблизился к Веронике. Та оценивающе осмотрела его свысока, и после очередной яркой вспышки за окнами носком ажурной туфельки приподняла под подбородок его голову. Осмотрела лицо. - Ему что, действительно восемнадцать? Не может быть! - Ну да, вчера исполнилось! В его телефоне есть эсэмэска - поздравление от его мамаши! Она в командировке сейчас, и долго ещё пробудет! В Польше вроде бы где-то? - Вот уж никак бы не подумала! Встреться на улице - совсем пацан! - Вероника вновь осмотрела его и прицокнула языком. - А мордаха смазливенькая! Даже не как у мальчика, что-то он по мне, на девочку похож! И красивую! А попка! Ммм! Экстра! Просто супер-класс! Да по такой попочке стегать розгами или ещё там чем - для меня просто праздник! Олежка вздрогнул. - Я смотрю, вы уже его хорошо повоспитали! - Вероника кивнула на разрисованную вспухшими полосами Олежкину попу. - От одного упоминания о порке его сразу прошибает пот! - "Девочка"! - хохотнула Женька. - Могу гарантировать, с минувшей ночи это уже не девочка! Девки дружно прыснули. Олежку потянули за цепочку к Веронике. Та подставила ему ногу. Но то ли что-то не сработало у него в голове, или от страха, но Олежка почему-то решил, что он должен снять обувь с госпожи. Кое-как повалившись на бок, он взялся скованными руками за её туфлю, и тотчас же цепочка обожгла его попу так, что у него потемнело в глазах. А удары градом всё сыпались и сыпались на него. - Нет, это законченный дебил! Ты что должен был сделать? - Лера схватила его за волосы и с остервенением трясла. - Ты должен был вылизать обувь госпоже! Ты знаешь это? - Я… ааа… забыл! Растерялся! Простите меня! Госпожа Лера! - Придётся добавить через заднюю дверь ему памяти в его тупую башку! А ну-ка, где у нас плётка? Тащите его обратно! - Госпожа! Госпожа Лера, простите меня! Пожалуйста! Госпожа Вероника! Простите! Я нечаянно! - За "нечаянно" что? Бьют отчаянно! - подытожила Марина. - Получишь столько, чтобы "нечаянно" больше не было! Олежка затрясся в слезах, забился, когда его поволокли за ноги. Но Вероника сделала останавливающий жест. - Иногда надо проявлять милость. На первый раз прощаю урода. Сегодня сама займусь им, но это потом. Ладно, покажи, как ты отдрессирован! Олежка облизал ажурные белые туфельки госпожи. Затем, когда она разулась, он поцеловал ей стопу, взял в рот и пососал большой палец на ноге, и произнёс "Я хочу услужать госпоже Веронике". Цепочка несколько раз впилась в его попу. - То-то же! Благодари за доброту госпожу Веронику! А теперь шевелись, она хочет осмотреть тебя! - На что дрессирован? - уже в большой комнате продолжала разговор Вероника. - Покорность. Страпон. Куни-и ануслингус. - "Унитаз"? - вопросила Вероника. - Нет, что ты! Этого у него никак не получится! - А выдрать если как следует? - Не знаю. Вряд ли. Если только у меня на даче попробовать, - отвечала Лера. И то, для начала разве что только "дождик", и где-нибудь в углу участка, около компостных куч. Заблюёт всё вокруг себя, там это неважно! Копро - это точно не выйдет, хоть запори его всмерть! Зато там - и розги, и крапива! Участок большой, крики не так слышны! А если вот "кобылу" поставить на одной там площадке, около забора, то можно употреблять и длинные плети, и даже кнут! Есть где размахнуться! А если ещё и в баньке его попарить, да по распаренной коже плёткой - ух будет здорово! Надо будет в ближайшее время его прогулять! - Ладно, попробую им заняться! Если хорошенько лупить кого-то - он допрыгнет и до Луны! А сейчас чего? Давно прочищали? - Да какой-то час назад ему была ставлена клизма! - О! Добре, добре! Дюже добре! - Вероника с силой всунула Олежке в попу сначала указательный палец, а потом сразу три пальца, прошлась ими взад-вперёд, повертела, затем помахала ими близ своего носа, и заставила Олежку тщательно их обсосать. Держа Олежку за цепочку, Вероника прошествовала в маленькую комнату. Быстро разделась. Это оказался какой-то обтянутый кожей скелет с выпирающими рёбрами и ключицами. Тонкие руки и ноги были похожи на палки, и сами движения ими, в особенности руками, были похожи на взмахи палками. Груди без лифчика болтались как два длинных пустых мешка. Вероника вставила в себя толстую, но более короткую сторону страпона, заставила Олежку затянуть ей сзади ремни. - Ну чего ждёшь? Ложись, орясина! На спинку, на спинку, ножки вверх и пошире! Ему пришлось держать ноги на весу, а скованные руки поднять за голову. Никаких подушек под спину ему тоже не подсунули. Вероника своими костлявыми пальцами буквально впилась в его истерзанные ягодицы, с силой приподняла его попу, и как-то снизу, больно и грубо вошла в Олежкину дырочку. Легла на него. Бесцеремонно дёргая его за ягодицы, она стала трахать, постоянно изгибаясь телом, отчего страпон вертелся во все стороны, причиняя мучительную боль. Оргазм зато у неё оказался сильнее, чем у остальных подруг. Минут пять её колошматило как в припадках, с громкими криками, рычанием и воем. Отдыхала и отдувалась она прямо на Олежке, не вынимая из него страпон. На улице всё так же громыхала буря, ветер рвал ветки с деревьев, но Олежка, совершенно не обращая внимания на часто озаряющие комнату вспышки лежал под Вероникой, и отвернув в сторону лицо, тихо плакал. Наконец госпожа вздрогнула в последний раз, и соскочив с кровати, сдёрнула и его на пол. Отцепила страпон, села на край и за волосы потащила его к себе. Олежка уже хорошо знал, что следует делать. К счастью, волосы на лобке у Вероники росли плохо, и были недавно подстрижены. Разумеется, мочой воняло, и она имела очень резкий и острый запах, хоть и без "селёдочной" отдушки. Но, стремясь заслужить снисхождение и избежать слишком жестокой порки, Олежка постарался. То нежно трепеща языком, то с силой засасывая, он видел, как изгибается и стонет госпожа, за волосы с силой прижимая его лицо к своей щели. И когда он всосал, облизывая языком, её клитор, у Вероники по телу вновь прошла оргазменная дрожь, и через несколько секунд Олежкин рот был полон её выделений. Немного повозив его лицо по своей пизде, Вероника не спеша повернулась, подала назад свою тощую попу, испещрённую точками от уколов, и Олежка с таким же тщанием обласкал языком её дырочку и вокруг неё. Сладостно потягиваясь, госпожа встала. - Ну, ты сделал куда больше, чем я от тебя ожидала! За это, так и быть, я сокращу тебе наказание. А пока - выбирай: или ты сам послушно ляжешь и не будешь брыкаться, и я одна тебя выпорю, или же тебя будут держать, но тогда они же все по очереди будут драть тебя. Ну что? Вместо ответа Олежка лёг на живот, и лишь тихо всхлипнул. - Я так и знала, что здравый рассудок даст верное решение! - усмехнулась Вероника. Она всунула подушку Олежке между руками и животом, отцепила цепочку от ошейника и ею связала ему ноги, и пошла за "инструментом" наказания. Из соседней комнаты было слышно, как, хихикая вместе с подругами, она делилась впечатлениями. - Он так возбуждающе плачет! Это заводит! Так хочется совать и совать ему в жопку, и делать побольнее! Он пищит, а это ещё больше заводит! Вернулась Вероника с какой-то тонкой и узкой, шириною с ладонь или чуть меньше дощечкой с ручкой, длиною примерно в полметра. Олежка лежал, весь вздрагивая, и подёргивая и подрагивая попой, неспособный даже плакать от ужаса. Вслед за ней зашли и остальные девки, то ли просто посмотреть, то ли помочь, если вдруг возникнут сложности. Их появление конечно напугало Олежку - сначала он решил, что снова пороть его будут они все. Но, чтобы не рассердить своих хозяек и не заработать на свою попу новых неприятностей, он промолчал, лишь слегка поёрзал, устраиваясь поудобней, уткнул лицо в подушку и закусил её зубами. - Молодец, послушный мальчик! - Вероника погладила его дощечкой по пояснице и ниже, провела по самым верхушкам ягодиц, слегка похлопала, примерилась, и широко размахнувшись, со звучным треском сильно хлопнула Олежку по попе. Он застонал. Кожу обожгло словно кипятком. Вероника вновь похлопала, и ударила на этот раз сильнее. Олежку подбросило. Он завертелся. - Это ещё что?! Позвать, чтобы подержали? А ну без фокусов! Иначе будет хуже! Олежка едва выдерживал. Он корчился, взвывал, но удары размеренно сыпались на его истерзанную попу. Дощечка - "шлёпалка" - причиняла боль не меньшую, чем стальной прут или плётка, хоть и боль была поверхностной, но по коже она расходилась как разливающийся кипяток. От боли словно лопался мозг. Из-за роста Вероники путь удара был длиннее, к тому же она нагибалась каждый раз, и потому удар получался большей силы. Другие девки всё это время находились рядом, и своими шутками лишь раззадоривали Веронику. Олежка уже не мог терпеть, ему было всё почти что пофиг, и он готов был скатиться с кровати и завопить, уже не понимая последствий. Но и Вероника видимо видела его состояние, и решила до крайнего дела не доводить. Попа у Олежки представляла теперь сплошное ярко-алое пятно, с более выделенными кое-где местами, жутко горела словно обожжённая, саднила по всей площади. Отпустив ему изо всей силы ещё с десяток ударов, до пятидесяти пяти, она прекратила порку. Стала тереть ладонью у себя в промежности, и вдруг снова залезла на Олежку, и принялась тереться лобком и клитором об его исхлёстанные ягодицы, усиливая боль. Опять затряслась, с воем и рёвом, орошая его попу своими выделениями. - Тебе повезло! Сейчас я добрая! Ты очень был хорош, так что это тебе в награду - на двадцать ударов меньше! Вставай! Ну чего ты там? Или продолжить? Ноги у Олежки были уже развязаны, за цепочку его сорвали с кровати. Кое-как, со стонами, он встал на четвереньки и поплёлся вслед за Вероникой. - Да если бы его держали, или он был бы привязан, можно было бы и всадить ему и сотню, даже больше ударов! - хохотали девки между собой. - И теперь уже жопка в темноте светить будет, не хуже фонаря! С этими прибаутками его потянули на кухню, где у порога опять стояла миска. В налитой там воде плавали сухие огрызки хлеба. - Лакай! Тебе корм! Олежка отпил немного воды, кое-как захватил губами немного размокший кусок хлеба, и пока он его жевал, Марина шлёпнула ему в миску полную столовую ложку горчицы. - Жри и изображай удовольствие! Боясь порки, Олежка кое-как поглощал это месиво. Горчица буквально терзала рот и горло, из глаз у него рекой катились слёзы. Но, следуя требованиям, он старался растянуть на лице блаженную улыбку. - Вот видишь, плётка может переломить саму натуру! Так что думаю, со временем он свободно надрессируется и на "унитаз", - гудела Вероника. - Это - только на даче! На улице, и в углу участка! Что ему предстоит в будущем, какие планы у девок будут насчёт него, и что им стукнет в башку в следующую минуту - он не мог знать, и потому старался только лишь не рассердить своих хозяек. Он доел всё из миски, и умоляюще поднял лицо на них. - Чего ещё там надо? - Женька стеганула Олежку цепочкой. - Ну, говори уж, всё равно от плетей тебе не уйти! - Воды! Попить! - Это было и так понятно! Но раз тебе её не дали, значит госпожи не считают это нужным! Чую, нарвёшься ты сейчас! - девки не упускали случая, чтобы лишний раз "пригнуть" его. Но всё-таки, сделав вид что она "сжалилась", Женька потащила его в туалет, и там дозволила набрать из унитаза миску воды. - Нечего его сильно баловать, тем более тогда он ночью захочет ссать! Почти сразу после того всего он вновь был отстрапонен всеми девками, причём Вероника имела его целых три раза; после того, как он вылизал и отсосал у всех девчонок, ему вновь кинули ту же ковровую дорожку, и связав цепочкой ноги, пристегнули за руки к ножке кровати. Грозу уже утащило от города, молний не было видно. Только редко доносились ворчащие раскаты грома. Вместо ливня на улице шумел ровный дождь, и потому Вероника решила заночевать у Леры. Утром ей надо было в поликлинику, за каким-то бесплатным лекарством. После грозы заметно посвежело, и ничем не укрытый абсолютно голый Олежка стал замерзать, лёжа на полу. Попа у него снова жутко болела, опять ныло анальное отверстие. Но нервное напряжение резко спало, и он уже начал было проваливаться в забытьё, как в комнату влетела Марина и двинула его в спину ногой. - Слушай внимательно! Завтра тебя хочет видеть ещё одна госпожа. Когда она придёт, утром или вечером, нам неизвестно, а тебе и не надо знать, не твоё дело! Если кто-то из нас зайдёт сюда утром, а ты ещё будешь дрыхать, то… Я не собираюсь тебя пугать, ты должен сам понимать, что с тобой будет, особенно если госпоже придётся ожидать тебя хоть лишнюю секунду по твоей вине! Всё слышал и понял? - Да, госпожа Марина! - И если она окажется недовольна тобой, будет ещё хуже! Сил осознавать будущее у Олежки уже не было, и он как в прошлый раз провалился в яму неспокойного забытья. Продолжение следует…