Олежку одним рывком вздёрнули на ноги, локти ему оттянули и заломили назад так, чтобы "браслеты" наручников побольнее вдавились в запястья. Марина взяла его под правый локоть обоими руками, а Вероника - с другой стороны одной рукой, и вдвоём девушки нагнули Олежку и повисли на нём, крепко держа. Пинками с обеих сторон заставили расставить пошире ноги. Вероника сделала широкий мах, далеко отводя плечо назад, и со свистом прошлась лозой по голой, подёргивающейся Олежкиной попе. Он завопил надсаженным охрипшим голосом, застучал ногами по земле и завилял попой. Девки повисли ещё сильнее, пригибая его, наручники врезались, причиняя неимоверную боль. Следующий взмах. Отчетливый щелчок, брызнули капельки крови. Олежка зашёлся и почти сразу ж поперхнулся воплем из-за уже надсаженного горла. - Как твой голосок хорош, как же сладко ты поешь!… Какая музыка звучииит!… И пляшешь как отлично, хоть на фестиваль!… - приговаривала Вероника, с сильными протяжками и с захлёстами выкладывая на Олежкину попу обжигающие как огонь удары с длинными кровавыми просечками, резко, с кряком, выдыхая во время каждого нахлёста. Она уже взялась за третий прут взамен полностью измочалившихся. - Восемь!… Спой, соловушка, спой ещё!… Десять!…

А теперь я тебя немножечко огорчу! За то, что ты нафыркал и накашлял на меня моим "дождиком", я хочу от себя, лично от себя добавить тебе ещё столько же! - она потёрла у себя в промежности, и когда по ней разошлись волны сладостной дрожи, опять со свистом взмахнула лозой. - Чтобы запомнилось так же, как сейчас по жопе запечаталось! Лера с Женькой, стоя позади, переговаривались меж собой. - Меня прямо до глубины заводит, как он крутит и виляет своими булочками! Это так сексуально, особенно когда появляется свежая полоска! Так бы сразу после этого наказания подошла да наладила его в попку! - говорила Лера. - Да у нас все мысли сходятся! - и Женька потёрла у себя в середине щёлки. - Попочка пухленькая, аккуратная! Для меня это такая радость, ну прямо праздник, постегать похлеще по этой попошке! Тем более и свиснуть треба покрепче, чтоб пронимало до последней жилки! Так бы и стегала по ней постоянно, хоть… Да хоть всю жизнь! Женька едва не повалилась наземь со смеху. - Ну да, нам-то удовольствие, а если спросить у него, как ему это нравится? - Надо будет непременно у него об этом спросить! И разрешения всякий раз испрашивать тоже! - Леру согнуло от хохота. В это время Вероника, собрав все силы, последний раз стеганула Олежку так, что на том месте, где проходит складка между ягодицами и бёдрам, вспухла толстая, с палец, сочащаяся кровью полоса, а Олежка зашёлся в долгом протяжном вопле. Девчонки ослабили хватку, наблюдая как он приплясывает с какими-то вычурными телодвижениями бёдрами и попой. - Прервитесь ненадолго! Марин, подожди его драть! Что-то нам захотелось ему впендюрить! Есть у вас такое желание тоже? Я сейчас за страпиками! - крикнула подругам Лера. - Неплохая идея! - отозвались почти хором Марина с Вероникой. - А то я - продолжала Марина - уже хотела сделать тут… Кое-что! Потом сами всё увидите! Потерпеть с полчасика или чуть побольше смогу! Прежде чем вставить в себя двухсторонний страпон, Лера, усиливая прижим во время движения вверх, несколько раз прошлась вверх-вниз своим пушистым лобком по пылающим словно огнём Олежкиным ягодицам; Марина с Вероникой продолжали его крепко держать в том же, как и во время порки, положении. А Лера стала делать круговые движения, а затем натираться лобком и клитором вдоль щели между ягодицами, обильно орошая Олежке попу своими соками. Доведя себя до какой-то "точки кипения", спешно укрепила страпон, болтавшийся у неё на ногах чуть выше колен, обхватила Олежку, чуточку присела под него, и быстро вошла в его попу, а вернее, больно засадила со всех сил. Уже взведённая, возбуждённая до крайности, она кончила так быстро, что похоже и сама не поняла сразу, что же произошло. Прижимаясь подбородком к его спине, девушка с хриплым рычанием делала вращения головой, вертела тазом, соки струились по её ногам… После чего в Олежкину попу едва ль не с разбегу влипла Женька… Девки были настолько возбуждены, что получали оргазм и кончали в считанные минуты. Особенно действовало на них когда они то больно лапали и мяли пальцами его отстроченные розгами ягодицы, то проводили и поглаживали по ним ладонями, осязая высокие бугры рубцов, весь этот "рельеф", что успела наложить Олежке на попу Вероника. Марина, как она выразилась, "залупила" ему в последнюю очередь, как сама того и хотела. Когда она сняла страпон, держащие Олежку Вероника и Женька по её указанию швырнули его на землю вниз лицом, а Марина, широко расставив ноги, встала аккурат над его попой. Слегка присела и наклонилась. Девки, сразу поняв её замысел, разошлись хохотом, едва не садясь на землю от смеха. Лежащий навзничь Олежка вдруг почувствовал, как на его ягодицы полилась тонкая но сильная струя теплой, почти горячей жидкости. И эта струя стала гулять по обоим сторонам его попы, полилась в щель в её середине, оросила всю площадь. И через несколько секунд он почуял всё усиливающееся жжение, словно поливали чем-то вроде рассола, которым накануне обтёрли его выхлестанную розгами попу. Скосив глаза, Олежка заметил ноги госпожи, и сразу ж понял, что она пописала ему на попу. Олежку вздёрнули за волосы и за ошейник - "Вставай, обоссанный!", опять девчонки повисли у него на руках, мучительно их выворачивая, сгибая его. Теперь Марина с лозой встала слева. Короткий быстрый звенящий свист. Острая боль как от калёного железа заставила Олежку заиграть попой и закричать, совершенно срывая горло. По диагонали его ягодиц пролегла, мгновенно раздувшись, багровая полоса. Марина дождалась, когда он прекратит притаптывать ногами, едва не падая, и стеганула поперёк попы, крест-накрест, косым крестом. Погладила Олежку прутом по дёргающейся попе, и стала раскладывать удары косой сеткой, иногда проходя по коже сверху вниз, словно срезая пласт, и тогда несколько прежних рубцов сразу начинали кровоточить. А по окончании порки непонятно почему, по примеру Вероники, добавила ему "от себя" ещё пять ударов. - Не плачь, милаш! - рассмеялась она Олежке в ухо, видя как он вздрогнул и всхлипнул при таком известии. - Хорошая порка только на пользу, вон какие здоровые и крепкие были наши пращуры! Драли их всю жизнь, сначала родители, потом баре или паны! Изнывающий от боли Олежка вторично был уложен на землю. Теперь уже Лера, встав над ним, начала писать ему на попу, и он сразу понял, что она и будет его сечь. А после неё шла Женька… Неужели, перепугался Олежка, обе они, или кто-то из них, добавит ему и "от себя"? Женька, будучи в паре с Лерой, с такой силой оттянула назад его локоть, что "браслеты" наручников вонзились только что не ломая кость руки, сворачивая сустав. И тут же свежий, только что принесённый из сарая прут врезался Олежке в кожу, поверх одного из свежих рубцов… Сейчас Олежкины страхи оказались напрасны, Лера всыпала причитающиеся ему десять розог безо всякой собственной добавки. Разумеется, он снова был уложен на живот, Женька также обильно описала его попу - "Между прочим, это дезинфицирует и способствует заживлению, не бойся, капризуля!", и принялась за наказание. Присвиснула лоза. От первого же удара капельки мочи с его попы разлетелись облачком мельчайших брызг. Олежку скорчило, затрясло, он попытался взбрыкнуть ногами, но девчонки повисли на нём, так что он едва сумел устоять. Следующий посвист, и он опять бешено "заиграл попкой", или "заиграл телом", как до этого подшучивали девки. А Женька с каким-то злым весельем нахлёстывала широкими замахами, во всю силу, с оттяжкой, кладя крест-накрест широкие толстые рубцы. Олежка приплясывал, играя телом, что необычайно веселило девок. - Как мы хорошо оказывается умеем танцевать! Предадимся же во власть Терпсихоры! - посмеивалась Лера, в шутку делая движения в такт ему. - "Мне танцевать с тобой так трудно и легко, ты близко так, и в то же время далеко…"! - гнусаво навывыла Женька Олежке в ухо, нанося хлёсткие, остро обжигающие удары. При этом девки позволяли ему несколько поворачиваться, даже направляя так, как им было интереснее, чтобы его движения напоминали некий неуклюжий танец. Марина покатывалась со смеху. - Классический вальс! Не хватает только музыкального сопровождения по нотам самого Штрауса! - Зато какая красивая музыка лозы! - сказала Вероника, мастурбирующая казалось в такт вжиканьям розги. - "Можно ли научить танцевать бегемота"? Ответ видим, налицо - "Можно!". Если грамотно приложить лозу или кнут! - смеялась Марина. - "Кружится, кружится белый танец мой…"! - подпевала Лера, подтягивая Олежку вкруговую во время очередных его вскидок. - Десять! - сосчитала Женька. - Но! Я считаю, что твоё поведение было чересчур отвратительным, и потому лично от себя добавлю тебе ещё пять ударов! Олежка взвыл. Его попа просто стонала, ему казалось, сядь на неё хоть муха, и это будет такая боль, от которой он потеряет сознание. - Ты что-то хотел сказать? - слащаво и ласково спросила у него Женька, потеревшись лицом об его щёку. - Я не слышала ответа на вопрос госпожи! - Нн…ннет… Ннн… нничего… - с ужасом промычал Олежка, похолодев внутри от одной мысли, что госпожи узреют ещё одну вину как повод для дополнительной расправы. - То-то же! - Женька взялись за него покрепче, и свистящий прут рассек Олежке попу… По окончанию порки он по знаку Вероники был уложен на землю. Та, не желая отставать от подруг, также встала над ним - "Сделаем пинь-пинь-пинь!", но у неё получилось выдавить ему на попу лишь короткую слабую струйку очень тёмной, коричнево-оранжевой остро пахнущей мочи. Лера взяла прут и прошлась Олежке наискось попы так, что этот прут сломался. Олежка подскочил с пронзительным визгом, перекатился на спину, но коснувшись земли попой, с громким стоном вернулся на живот. - Хули разлёгся как боров в луже! - она с какой-то злостью дёрнула за цепочку. - Благодари госпожей за воспитание! - и Лера подставила ему ногу для поцелуя. И точно так же он со словами "Благодарю за воспитание, госпожа…" поцеловал ноги остальным девчонкам, после чего его отволокли к левому крыльцу, где и приковали к перилам. - Неча обоссанному делать в доме! Нехай внизу подождёт! - Разумеется! Раб - не собака, ухаживать за ним что ли? - расхохоталась Вероника. И девки со смехом скрылись в доме. Олежка стоял на коленях, упёршись головой в стойку перил. Расхлёстанная вдоль и поперёк, буквально расквашенная и изрытая, истерзанная Олежкина попа уже сочилась какими-то каплями, словно липкой росой. Облитая мочой, и после этого исполосованная вымоченными в рассоле с уксусом прутьями, она горела так, будто на ней был разведен адский костёр. Ранее высохшая моча стягивала кожу, усиливая жжение рубцов, а во время следующей и следующей порки новые удары распарывали её ещё страшнее. И теперь, когда напряжение спало, ощущения усилились многократно. Саднило, болело и жгло и на поверхности, на коже, и где-то в середине, дёргающимися толчками проникая в самую глубину. В глазах плыли огненные шары и какие-то волны. Сколько прошло времени? Час? Больше? Меньше? Или несколько минут? Он и не заметил, как около него появилась Женька, расцепила наручники. - Ну, ты, обоссанный, пошёл! - прикрикнула она, подкрепляя окрик крепким пинком. Он неуклюже стал карабкаться на четвереньках по лестнице, погоняемый ударами цепочкой. Вверху на веранде скучились остальные девчонки, чего-то обсуждая с пересмешками. Волосы у них у всех были сырыми. - Гони его в умывальню! - со смехом крикнула Лера. - Гей! Пошёл! - подхлёстывая цепочкой и понукая пинками, Олежку погнали по коридору. Дверь в "умывальню" располагалась после двери в туалет. Плотная и красивая, как и всё в этом доме. Небольшой тамбур за нею, и вторая дверь, почти целиком из матового рифлёного стекла. Женька ногой пихнула Олежку в зад - "Живей ковыляй, кукла недоработанная!", и вошла следом. Сняла с него ошейник и хлёстко опоясала цепочкой. Олежка осмотрелся. Помещение было обширным, имело в плане форму буквы "Г". Пол был застрелен губчатой резиной вроде той, из какой делаются коврики для ванных комнат. Справа от входа находилась огромная раковина на постаменте, в форме широко раскрытой двустворчатой морской ракушки. Кран имел поворотные насадки для получения струй разных форм - "дождь", широкая струя полосой, и так далее… У противоположной входу стены, под самым потолком, был укреплён проточный водонагреватель, гораздо мощнее того, что стоял на кухне. Часть помещения справа, Г-образно отходящее от основного, смежное с туалетом и находившееся за его задней стенкой, тоже имело дверь; как потом узнал Олежка, там стояло биде. А слева бо́льшую часть площади "умывальни" занимала кабина вроде душевой, но огромная и очень широкая, разделённая на две части, сделанная из полупрозрачного матового материала. В наибольшей части располагалась ванна-джакузи, в ме́ньшей - душ. Женька бросила на укреплённый к кабине рейлинг затёртое, почти дырявое полотенце - "Это тебе!", отдвинула створку душевой и толкнула Олежку в задницу. - До завтра собрался топтаться? Мигом в душ, и чтоб за десять минут намылся! Вымоешься плохо, если только почуем, что от тебя хоть немного будет вонять ссанью - выпорем! Будешь полоскаться больше десяти минут - получишь по десять ударов розгами от каждой из нас за каждую следующую минуту! - она пинком зашвырнула его в душевую кабину и закрыла сдвижную дверку. Торопясь, насколько это позволяла боль, отдающая в ягодицах при каждом движении, Олежка настроил температуру воды на не слишком тёплую, а так, чтобы могла терпеть кожа на исхлёстанной попе, и начал жадно пить, задрав голову. Напившись сколько это было возможно, он на четвереньках встал над воронкообразным сливным отверстием, почти уткнувшись в него лицом, и кое-как вызвал рвоту, стараясь прикрывать рот и кашлять, чтобы характерные звуки не услыхала Женька даже через плеск воды. Таким образом избавившись от мочи в желудке, он выполоскал рот и вновь напился, стараясь игнорировать стоя́щие во рту и в глотке привкус и отдушку от мочи. - Эй, ты чем там занят? Пошла четвёртая минута! - окрикнула его Женька. - Видимо, какая-то высшая сила очень хочет, чтобы твоя попка снова встретилась с лозой! Потому что лоза хочет эту попку смачно поцеловать! Олежка быстренько приподнял заслонку на стенке кабины, ту, на которой было изображение головы с волосами и падающей на них каплей, набрал из дозатора шампуня, и начал ожесточённо намыливать голову, лицо, особенно в тех местах, где попала моча Вероники, кое-как смыл, и взяв оставленный для него обрывок мочалки, налил на него жидкого мыла из второго дозатора, так же спешно начал тереть себя. Разумеется, натирать попу не было никакой возможности, пришлось достаточно нежно касаясь кожи, водить по ней ладонью, смывать, и повторять сызнова, везде, где только попадала моча. - Восемь минут прошло, началась девятая! Ох чую, розги отпустят твоей попочке немало сладких поцелуйчиков! - со смехом крикнула Женька. Сейчас она явно была там не одна, поскольку тут же послышался смех ещё двух девчонок, и одна из них явно была Вероника. Олежка ещё раз обмыл облитые мочой места, где мочалкой, где ладонью, благо жидкое мыло было очень душистым, смыл всё, и как ошпаренный выскочил из кабинки, на ходу хватаясь за тряпку. И в тот же момент оглушительная затрещина, а следом и тяжеленный удар по затылку повергли его на карачки. - Что-то ты чересчур у нас обнаглел! Или у тебя какое-то затмение в мозгах? Проблема с памятью? - слабо, через звон в голове послышался голос Женьки. - Позабыл, что твоё положение в присутствии госпожей - не выше, чем на коленях? Разве госпожа тебе сейчас приказывала встать на ноги? - Н-ннет, простите, госпожа Женя, я просто оочченнь т-торопился, не успел… - кое-как выдавил из себя Олежка, внутренне дрожа от мыслей, в какую сторону выйдут пожелания и прихоти его своенравных и вспыльчивых хозяек. Он хотел сказать, что опоздал встать на четвереньки всего на одну-две секунды, но вовремя понял, что это тут же будет истолковано как возражение госпожам, даже попытка спорить с ними, и уж всяко как разговоры без разрешения. - Переходить порог кабины ты должен был уже о́карачь, если видишь, что за ним присутствует госпожа! Об этом ты должен думать заранее, помнить и знать постоянно, а не вспоминать уже в последние секунды! - Я думаю, его прямо здесь следует разложить, да отодрать плёткой по мокрой жопе! - ввернула Вероника, загоревшаяся страстью от предвкушения мучений раба. - Если мозги и разум съезжают вниз, из башки в жопу, плеть отменно гонит всё это обратно! - Или заставляет что-то там пусть и временно соображать на уровне инстинктов, если разумом и мозгом эта особь не была наделена и от рождения! - Помылся ты в срок, сейчас посмотрим насколько качественно! - наступив на спину Олежке ногой, Марина распластала его на полу в широком проходе между раковиной и кабиной. Было заметно, что девки нюхают в районе его попы, плеч, лопаток и шеи. - Вроде ссаньём не несёт, но как быть, что он не сразу занял соответствующее рабу положение - на коленях? - Конечно, надо за такое высечь, но сначала посовещаемся все! - прогудела Вероника. Олежка наскоро вытерся, после чего его шею "окольцевал" ошейник, и несколько обжигающих ударов цепочкой пролегли по его спине. Но в этот момент в помещение вошла Лера с флакончиком в руках. Девки тут же опять распластали Олежку, навалились на него. И опять эта холодная, обжигающая ранки жидкость разлилась по всей его попе, заставив дёргаться и стонать. Лера, нисколько не церемонясь, растёрла ладонью Олежкины ягодицы, от чего он вскрикивал и ёрзал. Наконец мучения закончились. Олежку пнули, дёрнули, подняли - "Ну чего разлёгся как пляжница на отдыхе?! Встал! Шевели костями! Швыдче, бегом!" - крепко огрели цепочкой, и подхлёстывая ею, с пинками, окриками и угрозами погнали на кухню. Почти у входа, около дровяной плиты на полу стояли сразу две одноразовые миски. Одну из них полностью занимала варёная сазанья голова, еле помещающаяся в ней, другая была с горой заполнена мелко переломанным хребтом рыбы; там же находились огромный хвост, остатки несъеденного хлеба, немного жижи ухи и остаток недоеденного куска жареной рыбы. Видимо кто-то из девок не сумела справиться с таким кусманищем даже из последних сил; вероятно это были Лера или Вероника, поскольку Марина с Женькой при их необычайной прожорливости сожрали бы не крякнув и по два таких кусища. - Госпожи с собственного стола тебя угощением жалуют! Одна головища - вон какая! Как у коня! Жри давай! Корм подан! Вернее, задан! - хохочущая Женька пихнула Олежку ногой к мискам. - Начинай разбирать голову! Эти кости куда будешь складывать? Чем ты подумал сейчас? - прикрикнула Марина, заметив что изголодавшийся Олежка сразу взял из другой миски кусочек хлеба. - Ну ты ж знаешь, думать ему абсолютно нечем! Вот и приходится вгонять ему ума-разума как раз по тому месту, которое у него и есть как вместилище мышления! Вот его думалка! - и Вероника, сняв тапок, звонко шлёпнула им Олежку по попе. - В это животное войдёт только через шкуру, и то на седьмой год! - Поживее справляйся, или всю ночь собираешься возиться с костями? Девочки, я вижу что его сейчас следует подгонять! Сейчас принесу плётку! - смеющаяся Марина стала тыкать большим пальцем ноги Олежке в дырочку. Стараясь не обращать внимания на ехидства и издевательства девок, Олежка стал поспешно обсасывать кости, выбирая мясо. Под ехидные пересмешки и окрики, довольно чувствительные удары многохвостки он выбрал всё, вплоть до каких-то хрящей, и даже съел глаза рыбы. Около хвоста, а тем более на хребте мяса почти не осталось, единственное, что было более или менее сытно, так это недоеденный кем-то кусок жареной рыбы и хлеб; но когда он глотнул жидкость ухи, во рту всё свело: она оказалась не только солёной как насыщенный рассол, но и чрезвычайно кислой и обжигающей от горчицы. Увидев его выражение лица, девки со смеху присели почти до полу. - О, неужели так вкусно? - Я смотрю, ему чрезвычайно понравилось! - На солёненькое потянуло! Неужели наша девочка "в залёте"? - Жри до конца! Эт полезно! Лимонная кислота, да ещё и с солью! - Эх, не догадались, надо было ещё и как следует поперчить! Плётка со свистом щёлкнула по Олежкиной спине. - Оглох, или непонятно? Дожирай всё! Разом! - следующий удар заставил его взять миску и в два глотка выпить через край остаток содержимого. И тут у него внутри прошёлся какой-то толчок, от желудка по горлу прошла волна. Олежка едва успел уткнуться лицом в миску, как всё только что съеденное одним духом вывернуло из него, заполнив посудину почти до края. Ещё несколько сильных внутренних толчков, но выташниваться больше было нечему. К реальности его привели хлёсткие удары плети и цепочки. Лера съездила его вскользь по затылку ладонью. Вероника приподняла ему голову ногой под подбородок. Лицо её выражало какую-то неописуемую радость. - Ну, быть те драну! - с удовольствием произнесла она, явно только что не потирая руки. - Его сейчас же надо будет выпороть! - Женька встряхнула Олежку за ошейник. Плётка снова свиснула по попе Олежке. - Чего смотришь как какой-то больной бегемот? Бери свою блевотину и неси на кучу к забору! Туда же и кости! И поглубже, поглубже зарой! Шевелись швыдче, свин! - То-то же я ещё в умывальне слышала, какие-то странные звуки были из кабинки! Похоже, он и там блевал! Я-то думала, это так плещет вода! - вставила Женька. - Ещё, не ещё, это мы все не знаем. Но учтём. А за это безобразие он будет действительно очень строго наказан! Сейчас уже совершенно поздно, но завтра на рано́к по тридцать пять плетей от каждой из нас придётся ему вынести! А следующую порцию наказания за побег он снова получит кнутом! - объявила Лера. - Тяжко ему придётся, - усмехнулась Женька, проведя пальцами по его нежной, почти как девичьей коже. - Ничего не поделаешь, все проступки, и в особенности непослушание, должны быть наказаны! - Лера похлопала Олежку по попе. - Ты не слышал, или позабыл приказ? Повторить его плёткой? Кое-как взяв миски, стараясь не расплескать рвотину, Олежка, подгоняемый плёткой, побежал к компостной куче. На обратном пути его заставили собрать все изломанные розги, ещё валяющиеся на месте недавней порки, и вместе с пустыми мисками отнести их к плите в доме - девки старались тщательно уничтожать все следы своих буйств. Лера, опираясь задом на край стола, улыбалась Олежке и покачивала висящими на пальце наручниками. Она вскользь треснула ладонью по Олежкиной голове. - Рожу выполосни! И рот прополощи! - коленом под попу она пихнула его к мойке. И после этого, бросив на пол подстилку, Олежку приковали наручниками к ножке стола. - Утром, если проспишь, порка будет тебе такая, какой ты не сможешь себе и представить даже в кошмарном сне! - Марина стегнула его цепочкой, прежде чем обмотать ею ноги Олежке. После чего девчонки удалились в спальню. Как всегда после спада напряжения Олежка во всей полноте ощутил грызущую его изнутри боль. От ударов кнута попа болела на всю глубину, словно он долго катился с какой-то очень крутой и длинной каменной лестнице, а сверху, на кожу, было наложено жуткое жжение из-за вспоротых солёными прутьями рубцов. Повозившись, он занял более-менее удобное положение на животе, так чтобы наручники не впивались в запястья, и попытался отрешиться от внешних ощущений, что было очень непросто. Ягодицы жгло, они чесались и горели. И страшней всего было то, что завтра на его измученную попу вновь станут падать жуткие обжигающие удары, тем более с самого утра по нему будет гулять плеть, а через недолгое время и по старым, и по свежим рубцам этот страшный кнут начнёт оставлять свои пылающие отметины… Внутренне дрожа, Олежка простонал сквозь зубы и всхлипнул. Прошёл час или что-то около того. Ни заснуть, ни провалиться в забытьё он не мог. Состояние сменилось на некую прострацию, когда и жизнь, и он сам для себя ощущался как-то оторванно, параллельно. И вот в этот момент Олежка услышал, как кто-то подошёл к нему и стал разматывать цепочку на ногах. Внутренний жгучий холод резанул как удар внутри вдоль тела от инстинктивного ужаса, и полностью сковал его на несколько секунд. Дыхание оборвалась. Затем Олежка вздрогнул, непроизвольно прянул как сидящий в тесной клетке неожиданно вспугнутый дикий зверёк, когда к этой клетке кто-то подходит. Около него возилась Лера! Что ей нужно уже почти ночью, какие сумасбродные фантазии опять бушуют в голове госпожи? Но крепкий шлепок по попе заставил его замереть. - Чего задёргался и задышал? - Лера сняла с него наручники, прицепила цепочку, и дёрнула за неё. - А теперь чего застыл? Вставай, неженка! - и она подкрепила требование парой ударов цепочкой. Даже не думая, куда и зачем его волочит госпожа, Олежка покорно пополз за ней на четвереньках. Пройдя коридор, она открыла дверь в небольшой поперечный коридорчик во всю ширину дома, от которого слева отходил ещё один коридор куда-то дальше, а справа, около тупичка с окном, была дверь. Олежка мельком успел рассмотреть, что напротив этой двери находилась и другая. Но Лера открыла ту, что была прямо по ходу, и пихнула Олежку ногой. - Чего там возишься и юлишь? Иди куда ведут! - рывком за цепочку она втащила его в помещение, оказавшееся хорошо обставленной спальней, с двумя широченными кроватями и толстыми коврами на полу, между ними и по всему свободному пространству. Зачем его вдруг притащили сюда? Олежка оглядел обстановку. Ему вдруг вспомнились литературные эпизоды, как проводят крепостную девку в опочивальню к барину… Продолжение следует…