«Мда…» — мысленно промычал я, лежа на сбившихся простынях широкой двуспальной кровати, искоса поглядывая на лежащую рядом женщину, которая свернулась калачиком спиной ко мне и тревожно посапывает в обе ноздри. Одеяло сброшено на пол, отчего женское зрелое тело полностью доступно для просмотра без всяких регистраций и СМС. Даже VPN подрубать не надо, чтобы насладиться пикантным зрелищем плавного, но крутого перехода талии в бедра, а бедер — в большие спелые ягодицы. Гребаный насосий, это ж как меня угораздило-то?..

Я тихонько сполз с кровати и чертыхнулся еле слышно. Осмотрелся, нашел джинсы, беспечно брошенные ночью на пол за ненадобностью. Стараясь не производить лишнего шума, тихонько просунул ноги в гачи, быстро нацепил найденную тут же на полу футболку, но не обнаружил носки. Труселей, кстати, тоже нигде не видно…

На цыпочках выскользнул из спальни, прикрыл за собой дверь и остановился, раздумывая, что, собственно, делать дальше. Велико желание уйти. А что? Отправлюсь к пацанам и накиросинюсь так, чтобы не испытывать стыда и страха, которые терзают меня, словно черти праведника, прямо с того момента, как я очнулся от пьяного сна и увидел ту, с которой трахался ночью. И трахался, видать, страстно…

Решив сваливать, направился в коридор, дабы впрыгнуть в туфли и выскочить из квартиры, но, остановился на пороге прихожей. Передумал. Это будет совсем уж стремно. И не по-мужски как-то… И нечестно. Да и вообще…

Поплелся на кухню. Забодяжил огромную кружку растворимого черного кофе без сахара. Поставил ее на стол и уселся на небольшой диванчик, являющийся частью кухонного гарнитура. Навалился на столешницу локтями и уставился на гладь темно-коричневой жижи утреннего напитка. Похмельная голова соображала плохо, а воспоминания путались между былью и небылью. С бодуна я никогда не болею, и обычно такое слово как «похмелье» мне не знакомо, однако же сегодня все по-другому.

В мозгу мелькают картинки ночного пьяного траха с обладательницей округлых женственных форм, которая сейчас спит в соседней комнате. Казалось бы, что в этом такого? Я совершеннолетний молодой парень. Мне уже двадцать лет. Сплю, что называется, с кем хочу. Действительно, ничего такого… Если бы не одно «но»: хозяйкой этих форм является моя родная тетка Мария. Тетя Маша, хвать ее за ногу… Младшая сестра матери. Сорокалетняя мадам без детей и без мужа. Почему без детей — не знаю. Может, проблемы какие со здоровьем или еще чего… Не спрашивал. А муж когда-то был, да давно благополучно сплыл в неизвестном направлении. Такие вот дела…

Хоть убей, не помню, с чего все началось… Да и чем кончилось тоже. Помню только, что хватал ее за руки, а потом воспоминания теряются. Отрывочно вспоминается сам процесс… уже на кровати. И, вроде бы, имел я родную тетку прямо в задницу… Да, дела…

Сколько просидел над кружкой кофе, глядя в отражающийся в его черно-зеркальной поверхности потолок, — не заметил. Так и сидел, как баран, пока не услышал шевеление и шорох со стороны спальни. Сердце, и без того бушующее в груди от осознания греховности произошедшего ночью действа, раскочегарилось так, что, казалось, может выскочить через любое отверстие на ослабевшем от возлияний теле. Руки мелко задрожали. Или они дрожали и до того?.. В голове закружились тысячи мыслей, но ни одна из них никак не оформлялась в складную фразу, которую можно было бы из себя выдавить, когда тетя Маша зайдет на кухню. Бляха-муха, ни черта не помню… Поэтому и сказать нечего. И как ей в глаза смотреть — не знаю, а только чувствую, что уши горят, будто меня полночи за них таскали по полу.

Донесся звук хлещущей под напором воды — Мария прошла в ванную. Пьет? Подмывается? Умывается? Наполняет тазик водой, чтобы меня в нем утопить? Возможен любой вариант. Возможны и другие вариации, не пришедшие в голову. Может, сходить, поприветствовать? «Доброе утро, теть Маш! Как ты? Жопа не болит? А то я волнуюсь…» Смешно. И страшно…

Нет уж, тут буду сидеть… Надо было вообще дернуть из квартиры, пока возможность была. Может, не поздно еще? Может, успею уйти без палева? Однако, шум воды стих, следовательно, предпринимать попытку к бегству поздно — нетвердая поступь тети Маши слышится уже в непосредственной близости от кухни. Уши жжет пуще прежнего.

Подняв глаза от кружки с кофе, я увидел, как Мария вплывает в кухню, шлепая босыми ступнями по полу и усиленно трамбуя пальцами рук виски. Ее взлохмаченная брюнетистая голова, видимо, болит не меньше моей — она ночью тоже не являлась образцом трезвости. Женщина молча прошествовала к раковине, крутанула вентиль на смесителе, отвечающий за подачу холодной воды, наклонилась и надолго присосалась к крану, гася горячую жажду. Красный халат, в который она была облачена, слегка задрался, одновременно обтянув мясистую пятую точку, а я явственно увидел, что белья под ним нет — легкая ткань отчетливо пропечатывала гладкие округлости смачной задницы. Узрев эту картину, я почувствовал шевеление в штанах и поспешно отвел взгляд от не обремененных трусами ягодиц, снова уткнувшись носом в кружку.

Тетя Маша — женщина видная; невысокая, не больше ста семидесяти сантиметров ростом, с широкими бедрами, позволяющими визуально сглаживать не девичью талию, и какая-то рельефная, что ли… Она всегда приковывала к себе мой не слишком избирательный в силу молодости, но слишком заинтересованный в силу личных вкусов взгляд. Кто-то мог бы сказать, что она толстая, но это было бы не верно. Жирная, толстая, полная — это не про тетю Машу. По крайней мере, на мой взгляд. Я отношусь к тому типу мужчков, которые любят женщин с формами. Вот Мария как раз та, у которой есть за что с чувством подержаться. К тому же, на лицо она довольно миловидна — чернобровая, с прямым носиком, карими большими глазами и довольно пухлыми губами. В общем, не женщина, а мечта поэта. Однако я отвлекся…

Побоялся я поднять на Марию глаза, а она, как вошла на кухню молчком, так же молча ее и покинула, предварительно закрыв кран с холодной водой. А вот это уже не хорошо… Чего это она молчит-то? Что-то как-то дело попахивает бертолетом, если не сказать больше… Что такого я вчера натворил, что оказался не достоин даже утреннего приветствия? Ну, конечно, кроме того, что отымел родную тетку туда, куда не следует… Но, в конце концов, в половом акте принимают участие двое. Это я к тому, что с тети Маши ответственности за содеянное тоже никто не снимал… Или что?.. Че произошло-то?! Бля, что-то мне это все не нравится…

Хотел было уже поплестись за ней и даже оторвал жопу от кожаного диванчика, как услышал, что Мария идет обратно. Я снова впечатал задницу в сидение, поднял трясущейся рукой кружку и с громкими швырканиями принялся потягивать кофеек, глядя на то, как тетя усаживается напротив меня за стол.

Она посмотрела на меня и как-то с вызовом бросила, изогнув одну бровь:

— Ну привет, племянничек!

А я все швыркал живительным напитком, пока он не попал не в то горло, отчего пришлось закашляться как чахоточному. Кашляю и кашляю, а она все смотрит и смотрит в глаза…

— Что, — спрашивает тетя Маша, — не в жилу пошло?

Еле отхрюкавшись и зеленея от волнения, я все-таки отставил в сторону не пошедший впрок кофе.

— Да нет, — отвечаю, — нормально пошло…

— Тогда скажи-ка мне, хлопчик, — сдвинула брови тетка, — что это было ночью?

— А что было ночью?.. — спросил я, понимая, что более глупого вопроса задать просто невозможно.

— Ну как «что»? — хмыкнула Мария, но лицо ее оставалось серьезным. Я бы даже сказал, слишком серьезным. — Не помнишь, что ли?

Сижу, молчу, неуверенно глядя ей в глаза и снова подвигаю к себе кружку с кофеином. Хотя, какой в этом растворимом дерьме кофеин? Так… название одно.

— Что молчишь? — продолжает наседать тетка. — Сказать нечего или язык проглотил?

Опять хлебаю кофе, будто в нем есть спасение. Че ей надо? Че она так смотрит на меня? Ну, ясно, что ситуация нестандартная, но хрена ли она на меня давит так, будто я один во всем виноват? Не, так не пойдет! Снова отставляю от себя кружку, но уже более решительно.

— Теть Маш, — давлю из себя слова, — я ничего не проглотил. А вот ты…

Но договорить мне не дают:

— Сволочь! Свинья! Ты хоть соображаешь, что ты вчера сделал?! Скотина… Я тебя, как порядочного, пустила к себе в квартиру… А ты!.. Что сделал ты?!

Если бы я помнил… Хрен его знает, что я вчера сделал… Но, судя по теткиному возмущению — ничего хорошего… Под ненавидящим взглядом Марии я будто бы становлюсь меньше. Голова непроизвольно вжимается в плечи. Начинают подтверждаться самые нехорошие подозрения. Неужто я трахнул ее против воли? Да ну на хер, не может быть…

— Теть Маш… — пытаюсь сказать что-то в свою защиту, но женщина не слушает.

— Урод! — выплевывает она мне в лицо неприятное оскорбление. — Тебе что, девок молодых мало?! Совсем уже с катушек съехал, козлина?!

— Теть Маш… — опять пытаюсь вставить свои пять копеек.

— Заткнись! — орет Мария, стараясь просверлить меня гневным взглядом. Карие глаза не сулят ничего хорошего. Гляжу в них и понимаю: мне пришел пиздец. Конкретный такой… Теперь становится предельно ясно, что именно произошло ночью. От осознания прискорбного факта сердце колотится о грудную клетку еще быстрее, чем раньше. Хотя, куда уж быстрее?

Тетя Маша закрыла лицо ладонями и принялась причитать:

— Боже, стыдуха-то какая… Зачем я послушала Вальку и пустила тебя к себе? Учиться он приехал…

Да, я приехал учиться. Из области в центр, в местный госуниверситет. Три дня назад приехал. Теперь вот думаю: лучше бы и не приезжал. Мать попросила тетю Машу приютить меня на время, пока не разберусь со всеми делами и не сниму квартиру. Деньги у меня есть… Но помимо денег у меня здесь есть друзья, с которыми я вчера и набухался… Но и Мария была пьяна. Они что-то там отмечали на работе. Так вот совпало…

— Чему учиться ты приперся?! — продолжала Мария. — Учиться, как тетку родную трахать?! Когда ты успел стать таким животным? Ты ведь всегда был хорошим мальчишкой… А сейчас что? В кого ты превратился? Это ж надо… прямо так вот… Чем ты думал, а? Чем думал?! — озвучив последний вопрос истерическим тоном, Мария снова злобно уставилась на меня. Видать, ожидает ответа.

— Теть Маш… — в третий раз растерянно выдавил я, чувствуя, как начинает кружиться голова.

Она не ответила, а опять спрятала лицо в ладони и склонилась над столом. Плечи ее начали мелко дрожать. Плачет, что ли? Вот те раз… Приплыли.

Сижу, не знаю, что делать… Неужто я и правда вчера озверел настолько, что набросился на Марию и, так сказать, возлюбил ее не совсем по-родственному? Да по ходу еще и не один раз… Я вообще-то не такой. Обычно ведь и мухи не обижу… И что теперь делать? Ох, бля, чего-то стремно мне… И бздиловато как-то.

Посмотрел на тетку — она все всхлипывает, пряча лицо и склонившись над столешницей. Преодолевая слабость в коленях, я поднялся с места и тихонько подошел к ней. Положил руку на плечо и легонько сжал:

— Теть Маш… Ну, чего ты?.. Ну, перестань…

Присел перед полуголой женщиной на корточки, желая как-то подбодрить родственницу. Поглаживаю ее по плечу, и непроизвольно заглядываю в вырез халата, где трясутся полновесные груди. Одернул сам себя, решив, что сейчас не время, но вдруг услышал какие-то странные звуки, которые начала издавать женщина. Как будто смеется… Мне стало страшно по-настоящему: если у нее потекла крыша на фоне произошедшего, то это полный пиздец. А она ведь на самом деле, похоже, ржет!

— Э, теть Маш, ты че? — я принялся отрывать теткины руки от ее лица. Сделать это было сложно, потому что Мария оказалась довольно сильной дамой, но я справился. А справившись, воочию убедился — в натуре смеется.

Вскочив на ноги, я подался назад, пока не уперся жопой в электрическую плиту. Испугался не на шутку: находиться в одном помещении с полоумной бабой, полоумие которое спровоцировал я сам — удовольствие сомнительное. Стою, смотрю, как тетка заливается смехом, и только сейчас начинаю чувствовать подвох — ржет-то она, похоже, не от душевной боли и обиды. Надо мной ржет!

— Обделался? — тыльной стороной ладони Мария принялась вытирать выступившие от смеха слезы. — Ой, не могу… Вольно, племяш! Саечка за испуг! Видел бы ты свою физиономию сейчас… Не бзди так громко, уши закладывает.

— Так ты чего это… Пошутила, что ли? — спрашиваю, держась за сердце.

— Ага! — кивает тетка и подмигивает правым глазом. — Ну и трусливый же вы народ, мужики… Писец прям.

— Ну ты и… — «сука» — хотел добавить я, но не успел.

— Не ругайся! — весело перебила меня тетка. — Не дорос еще. Лучше кофе мне налей.

— Сама нальешь, — выдохнул я, еще до конца не придя в себя, и рухнул обратно на диванчик, а про себя подумал: «Вот же стерва!..»

— Фи, как грубо.

Мария закрутилась возле чайника, виляя перед моим носом массивной задницей, которую еле скрывал халат. Полы его порхали и распахивались, а подол то и дело задирался до самых ягодиц. Тетя Маша продолжала издеваться:

— Ну так чего, стыдно тебе из-за того, что сотворил со своей теткой, а?

— Нет.

— А что тогда так испугался-то?

— Я не испугался.

— Угу, рассказывай… Чуть в штаны не наделал.

— Да ну тебя на фиг. Где мои сигареты?

— Без понятия. В комнате посмотри.

— В какой?

— В той самой, — томно мурлыкнула тетя Маша, бросив через плечо недвусмысленный взгляд, одновременно покачивая бедрами. Ягодицы призывно задвигались под легкой тканью халата, и я снова почувствовал оживление в штанах. Да хрен бы с ними, с этими сигаретами!

Подскочив к развратной даме сзади, обхватил ее руками, вжав пах в мягкие батоны. Ладони удобно легли на большие груди, а пальцами я сильно сжал оба соска прямо через ткань халата. Наклонившись над Марией, прошептал ей в ухо:

— Слышь, ты, актриса погорелого театра… Я тебя сегодня затрахаю до смерти!

— Ха, — усмехнулась тетка, — напугал…

Я резко дернул ее за руку, разворачивая к себе лицом:

— Ну-ну, посмотрим…

— Чего тут смотреть? Слова делами доказывают. Но сначала — в душ!

Упершись ладонями в постель и нависнув над тетей Машей, я размашисто вколачиваю себя в нее на всю длину своего первичного полового признака. Звонко долблюсь бедрами, что есть сил, о женский небритый лобок, отчего сношаемая гражданка сопит и приглушенно стонет. Раскинув ноги в стороны и схватив меня за шею, Мария с силой тянет ее вниз, желая, видимо, прижать любимого племянника к большим грудям, которые от мощных толчков скачут вверх-вниз, отдаленно напоминая два студня.

— Бляха… Теть Маш, да не тяни ты меня за шею-то… — раздраженно пыхчу я, и партнерша сдается — отпускает меня и раскидывает руки в стороны.

Продолжаю нырять в родственную влажную норку, уже не скованный страстными объятиями, изредка поглядывая вниз, туда, где происходит единение. Мокрый член, со свистом и хлюпом, внедряется в теткины закрома, совершенно не испытывая неловкости. Хотя должен бы испытывать: нас с юности учат не посягать на тех, кто с нами одной крови. Но теперь-то уж чего…

Ай, на фиг… Все равно не удобно! Это Мария лежит на спине и балдеет, а мне приходится корячиться в неудобной позе скрученного ревматизмом бедолаги. Еще и колени скользят по шелковым простыням… Какой дебил придумал шелковые простыни? Останавливаю процесс, закидываю ноги тети Маши на плечи и устраиваюсь поудобнее.

— Ух! — дышит взволнованно партнерша.

«Вот тебе и «ух!» — думаю про себя и с новыми силами наваливаюсь на женское тело. Однако по прошествии нескольких минут долбежки мне хочется разнообразия. Вытаскиваю болт из закромов и командую:

— А ну-ка, теть Маш, вставай-ка раком!

— Ишь ты, раздухарился, — ворчит Мария, но приказа ослушаться не решается. Сначала переворачивается на живот, а потом встает в коленно-локтевую позицию, выставляя мне на обозрение свою попу. — И что ты заладил одно по одному: тетя да тетя? Заканчивай уже, зови по имени…

— Ладно, теть Маш, — отвечаю я и, не удержавшись, залепляю ладонью по белой беззащитной ягодице.

— Ай-яй! — притворно визжит тетка, а я довольно хмыкаю в усы. Хотя, почему в усы? Усов-то у меня нет…

Второй раунд секс-противоборства я явно забираю себе: позиция позволяет, а соперник выступает вторым номером. Схватившись за крутые бедра, тружусь над круглым крупом без волоебства и перерывов на покурить. Труды не идут прахом: тетка трясет задницей и кончает, сжимая мышцами влагалища мой натруженный орган. Скомкав в кулачках проклятую простынь, она пищит по-мышиному и требует пощады, вжав физиономию в матрас. Но пощады ей сегодня не дождаться. Мне тоже кончить надо. Назвалась груздем — пусть лезет в кузовок!

— Теть Маш, — предлагаю я, чуть сбавив темп, но не переставая накачивать скользкое влагалище, — давай, может, в попу?

— У-у-у, — капризно мычит Мария. — Ты и так ночью там копошился…

— Не было такого, — парирую я, надеясь взять обманом.

— Было! Пить меньше надо!

— Тебе тоже… Ну давай, а?

— Черт с тобой, давай… Только не на сухую!

Смазанная кремом с гиалуроновой кислотой бордовая головка терзала теткино анальное отверстие, но проникнуть никак не могла. Направленный в яблочко трясущейся рукой член, сопротивлялся и пружинил, стремясь уклониться от прямых обязанностей. Ну ничего… Он упрямый, но я упрямее! Полминуты ожесточенной борьбы, и хрен на четверть уже утоплен в прямой кишке нервно дышащей женщины. Но эта женщина мне совсем не помогает! Она сжимает мышцы ануса, выдавливая гостя из себя.

— Теть Маш, ну расслабься… Чего ты?

— Посмотрела бы я на тебя, как ты расслабился бы… И так все болит! — огрызается тетка, но все же старается быть гостеприимной.

В общем, с горем пополам и матами сквозь зубы, анальный секс начал получаться. Однако, только я словил кайфушку и поймал ритм, как понял, что кончина близко. С большим сожалением и немалыми надеждами на то, что данное действо происходит не в последний раз, я принялся наяривать доступную задницу в ускоренном режиме. Не прошло и минуты, как успевшая поднакопиться с ночи сперма хлынула в задницу Марии, словно вода из брызгалки.

Отстрелявшись, я вынул член наружу, а тетка устало растянулась на кровати. Видать, умаялась. Я умаялся еще больше, но падать с ней рядом не спешил. Усевшись на колени в ногах у тети Маши, раздвинул руками ее ягодицы и уставился на растревоженное красное колечко, из которого тонкой струйкой сочилась светло-желтая субстанция известной природы.

— Господи, чего ты там разглядываешь? — возмутилась Мария и дернула задницей. — Не смотри!

— Ладно, ладно, — я растянулся на спине рядом с партнершей, а полежав немного, выдвинул робкое предложение: — Теть, может оближешь?

Мария подняла голову и удивленно посмотрела на меня:

— Что оближу?

— Ну… член. Всегда хотел посмотреть, как оно… ну, после анала.

— Обязательно оближу!

— Правда?

— Правда! Если ты потом меня поцелуешь.

— Предложение снимается.

— Тебе не стыдно вообще такое мне предлагать?

— Не особо.

— Ясно. Ты не воспитан. У тебя нет ни стыда, ни совести. Валька тебя упустила. Но ничего, теперь-то уж я за тебя возьмусь руками и ногами. Через неделю станешь совершенно другим человеком!