Моя жена Аня и я, Миша, поженились в ноябре 1983 года, когда мне было 22 года, а Ане - 19. Мы были тогда студентами и учились в Ленинграде. На следующий год летом, в августе, мы уехали на Рижское взморье, где сняли комнату в дачном доме. В конце августа, когда на следующий день мы уже должны были уезжать в Ленинград, с нами случилось несчастье: на нас напали бандиты. Произошло это так. Мы возвращались поздно вечером из Риги, где были на концерте. Сойдя с электрички на нашей станции, мы должны были еще сесть на местный автобус, чтобы доехать до дачного поселка. Но мы не знали, что в связи с концом сезона этот, последний, рейс автобуса был уже отменен, и нам пришлось пойти к поселку по шоссе, через лес. Попутчиков у нас не было. Идти было не так уж далеко, километра три. Но на этом пути на нас и напали двое бандитов, очевидно, следившие за нами еще со станции. Они быстро преодолели мое сопротивление, после чего Ане и мне пришлось им подчиниться. Если коротко: бандиты нас ограбили, раздели, меня, наказав за сопротивление, еще раз избили, а мою жену, не торопясь, по очереди изнасиловали и вообще вволю над нами поиздевались. Но я хотел бы рассказать о случившемся подробней.

Бандиты возникли перед нами на дороге внезапно и так же внезапно напали, ничего даже не потребовав от нас. Один из бандитов сразу ударил меня чем-то тяжелым по голове, а потом - кулаком в живот. Я упал, но не потерял сознания и крикнул Ане: "Беги!". Она побежала, но от растерянности - не в лес, где могла бы скрыться, а назад по шоссе. Второй бандит быстро ее догнал, остановил, сказав: "Стой, сука!" , дал Ане пощечину и связал ей руки сзади веревкой. Затем он привязал ее к дереву, приказал стоять тихо и бегом вернулся к своему товарищу. Аня от испуга действительно стояла тихо, да поблизости никого и не было, чтобы позвать на помощь.

Я в это время как мог дрался с первым бандитом, поднимаясь и снова падая - тот был сильнее меня. Вдвоем бандиты быстро со мной справились: повалили на землю, зверски избили ногами - я только прикрывал ладонями глаза, уже не в силах сопротивляться, - затем так же, как ранее Ане, связали мне руки сзади веревкой. После этого второй бандит привел мою жену, а первый ударом ноги заставил меня встать, и бандиты повели нас в лес. Аня и я так и шли со связанными руками.

Нас привели на небольшую полянку. Там меня привязали веревкой к дереву, но не жестко: один конец веревки завязали на поясе, под пиджаком и связанными руками, а другой - вокруг ствола дерева. Аню привязывать не стали. Затем первый бандит спросил, как нас зовут, сколько нам лет и кто мы друг другу. Когда мы ответили, тот же бандит сказал нам, что мы попали в скверную историю, и если хотим уйти живыми, то должны полностью им подчиниться, причем, если даже один из нас только раз не подчинится или будет протестовать, то нас порежут обоих. То есть мою жену и меня сделали заложниками друг за друга. Чтобы подкрепить свои слова, бандиты вынули ножи и приставили их к горлу Ане и мне. У нас не было выхода, поэтому нам пришлось сказать, что мы согласны подчиняться, и действительно это выполнить.

После этого бандиты развязали нам руки, но меня от дерева не отвязали. Затем первый бандит сказал, что мы сначала должны отдать им все деньги, ценности и вообще все, что есть в моих карманах и в сумочке у Ани. После этого он стал грабить меня, а второй бандит - мою жену. Надо бы как-то назвать бандитов, поскольку они, конечно, не сказали нам своих имен. Первого бандита, который ударил меня на шоссе, а теперь грабил, я про себя назвал Громила - у него была соответствующая внешность, но характер, как выяснилось, все же флегматический и даже не злой. Второго бандита, который догнал и остановил Аню, а теперь ее грабил, я назвал Блатной - из-за его характерной блатной издевательской интонации и явно истеричного характера. Бандитам на вид было больше тридцати, то есть они были намного старше меня и Ани.

Я отдал Громиле свои часы, а затем все, что было у меня в карманах, - деньги, документы, записную книжку, авторучку, перочинный нож, даже мелочь. Документы и записную книжку Громила не взял, но не отдал мне, а бросил на землю, сказав, что я это смогу забрать потом. Затем он велел мне поднять руки и тщательно обыскал меня. Ничего не найдя, он разрешил мне опустить руки. Тем временем Аня отдала Блатному свою сумочку, где были деньги, косметика, театральный бинокль, записная книжка, документы, причем Блатной и ей разрешил вынуть документы и записную книжку и бросить на землю. Сумочку он положил в свою сумку, что была у него. Затем Аня сняла и отдала ему свои часы и все украшения: серьги, янтарное ожерелье, браслет, кольца. Когда Аня отдала все ценности, Блатной ей тоже приказал поднять руки и обыскал карманы ее жакета, а ничего там не найдя, издевательски обыскал ее всю, разумеется, чтобы просто глумливо ощупать.

После того, как бандиты нас ограбили и обыскали, Блатной сказал нам, что мы должны еще отдать им свою одежду и обувь, но снять только то, что они потребуют, и самим аккуратно сложить одежду и положить ее и обувь в его сумку. Нам пришлось подчиниться. Раздевшись, я остался только в трусах и футболке, что была под рубашкой, - сначала Громила хотел ее тоже забрать, но увидел, что она была порвана и аккуратно зашита, и оставил. Аня же разделась сначала до комбинации, причем Блатной спросил у моей жены, что на ней надето: чулки или колготки, и узнав, что колготки, велел и их снять и положить в сумку, поскольку они были ажурными и красивыми, а по тому времени еще и дефицит. Затем Громила сказал Блатному, что комбинация - тоже товар, и велел Ане и ее снять и положить в сумку. В результате на Ане остались только трусики и бюстгальтер.

Когда мы, как нам велели, аккуратно уложили всю снятую одежду и обувь в сумку Блатного, бандиты заставили Аню и меня раздеться догола. Конечно, этот приказ был для меня ударом. Разумеется, я понимал и до того, что бандиты могут изнасиловать мою жену, и я ничего не смогу сделать, чтобы этого не допустить. Но я все же надеялся, что этого не произойдет и бандиты уйдут, отобрав у нас все, что захотят. Однако приказ Ане раздеться догола уже после того, как бандиты отобрали у нас все, что хотели, мог означать только одно: ее будут насиловать. Почему велели раздеться догола и мне, я не думал. Аня же, оказывается, как она мне потом рассказала, восприняла все иначе. Мы с ней потом вообще рассказали друг другу откровенно все, что с нами было и что мы чувствовали. Это помогло нам преодолеть стресс.

Так вот, Аня уже с самого начала, когда нас вели в лес, и потом, когда грабили и раздевали, была уверена, что ее изнасилуют: раз она оказалась в полной власти бандитов, то они, конечно, не упустят возможности получить удовольствие. Поэтому Аня не удивилась, что ей приказали раздеться догола. Она только боялась, что ее будут насиловать в моем присутствии, и собиралась попросить бандитов, чтобы ее для этого куда-нибудь увели. Кроме того, она считала удачей, что у нее было безопасное время и она не забеременеет от кого-либо из насильников. Еще она удивилась, что раздеться догола приказали также и мне.

Затем бандиты приказали нам поднять руки, а Ане - стать рядом со мной. Бандиты посмеялись над нами: наверно, это было действительно смешно, что парень и девушка стоят перед ними совершенно голые, с поднятыми руками. После этого бандиты велели Ане опустить руки и стать напротив меня. Теперь они стали смеяться уже только надо мной. У них был для этого повод: нагота моей жены вызвала возбуждение у всех троих мужчин - у бандитов и у меня, но поскольку из нас троих только я стоял голым, то эрекция наглядно была видна именно у меня. Наконец они приказали мне опустить руки и стоять смирно и молча, и тогда уже занялись Аней.

Но пока еще не стали ее насиловать, а сначала поиздевались над ней. Бандиты велели Ане стать перед ними, подняв руки, затем осмотрели мою жену как следует и обсудили ее телосложение, не стесняясь в выражениях. Они несильно потрепали ее по щекам, осмотрели ее лицо, и Блатной сказал: "Красивая телка, и губы пухлые - и целоваться, и сосать годятся". Затем по очереди, как следует, не торопясь, ощупали ее груди, восхищаясь их величиной, - у моей жены действительно большая грудь. И картинно "подержались" за них, сначала по очереди, а потом одновременно. А затем еще и "взвесили" ее груди у себя на ладонях. После этого бандиты осмотрели и ощупали у Ани бедра, приказав ей расставить ноги, затем приказали ей повернуться к бандитам спиной и ощупали ее ягодицы, тоже "взвесив" их на ладонях.

Потом Блатной приказал Ане покрутить задом, и когда она начала это делать, остался недоволен и бросил ей: "А ну, сука, крути жопой как следует!". Ане еще и пришлось постараться, пока бандит не сказал: "Ну вот, другое дело, старайся, девка, муж крепче любить будет!". Затем он же велел Ане повернуться к бандитам лицом, а Громила приказал ей покрутить перед ними бедрами. Чтобы снова не вызвать недовольства бандитов, Аня очень старалась, крутя бедрами, и заслужила одобрение Громилы: "Во как девка старается, молодец, всегда бы так!".

После этого бандиты велели Ане опустить руки и нагнуться в виде буквы "г" , держась руками за дерево. Когда она это выполнила, бандиты похлопали ее по ягодицам, а потом снова ощупали и "взвесили" на ладонях ее провисшие груди, восхищаясь их величиной. Затем, велев Ане выпрямиться, они по очереди поцеловали ее в губы взасос.

Наконец, поиздевавшись над моей женой, бандиты стали говорить серьезно. Блатной достал из своей сумки плетку и сказал мне: "Ты, фраер, будешь наказан за сопротивление: получишь двадцать пять ударов плеткой по жопе, ну, а твоя Анечка нас по очереди обслужит, поимеем ее с кайфом". Громила хохотнул: "Точно, оприходуем ее как следует!".

Далее бандиты определили, кому из них первому насиловать Аню: дали мне монетку, приказали подбросить ее, чтобы упала на землю, и велели Ане поднять монетку с земли, не переворачивая, и показать им. Оказалось, что выиграл Блатной.

Он велел мне стать в унизительную позу - на четвереньки, пригнуться, и нанес мне плеткой по ягодицам десять ударов, заставив Аню считать удары вслух. Закончив и велев мне встать, он поцеловал мою жену и увел ее за кусты. Так что Ане все же не пришлось просить его не насиловать ее при мне.

Я остался с Громилой. Тот сказал мне, что он хочет меня расспросить обо мне и моей жене, а потом он проверит мои ответы, спросив о том же Аню. Мне пришлось отвечать откровенно даже на самые унизительные вопросы. Громила спросил, действительно ли Аня моя жена, и если да, то когда мы поженились. Когда я ответил, Громила спросил, когда я в первый раз взял Аню - до или после свадьбы, как это произошло и была ли Аня тогда еще девушкой. Я ответил на все эти вопросы, а также на другие, еще более унизительные, - о наших с женой интимных отношениях. Громила спросил, сколько раз в неделю я беру Аню, сколько раз за ночь, быстро ли, как он выразился, я ей "вставляю" , когда мы ложимся в постель, как именно я ее ласкаю, какие у нас позы при совокуплении, быстро ли я кончаю, используем ли мы также нетрадиционный секс: в рот, в зад, между грудей. Мне пришлось отвечать откровенно.

После этого он спросил меня: "А как ты думаешь, фраер, твоя жена часто дает налево?" - "Нет, - ответил я, - я уверен, что моя жена мне не изменяет, ведь она меня любит". Громила засмеялся: "Ну, а сейчас что она делает, как ты думаешь? Отвечай без добавлений!" Я ответил: "Сейчас моя жена отдается вашему товарищу". - "Верно, - снова хохотнул Громила, - а как ты считаешь, мне она тоже даст?" - "Да, она и вам даст, если вы захотите" , - вынужден был я поддержать унизительный диалог. "Ну вот, а что ж ты говорил, что твоя жена никому, кроме тебя, не дает?" - издевательски спросил бандит. Мне пришлось ответить: "Я так говорил, потому что так и было. Но сейчас моя жена и я вынуждены подчиняться вам и вашему товарищу, потому что вы сильнее нас, и мы должны выполнять все ваши желания, пока вы нас не отпустите".

Ответ Громиле понравился, но он еще спросил: "Но ты, Мишаня, наверно, бросишь свою жену, раз она другим давала, пусть и не по своей воле?" Я ответил: "Нет, я не брошу свою жену, я ее люблю, и она же ни в чем не виновата". - "Молодец, - похвалил Громила, - а ты уже сегодня ее поимеешь дома, когда мы вас отпустим?" - "Нет, - ответил я, - сегодня я ее не трону, ведь она очень устанет". - "Точно, - заметил Громила, - мы с моим корешем ее как следует поимеем". Тут как раз раздались из-за кустов характерные стоны моей жены. "Во е… т! - засмеялся Громила. - А ты, фраер, когда в последний раз свою Аньку е… ал?" - "Прошлой ночью". - "А ну, давай рассказывай в подробностях!"

И мне пришлось рассказать, по требованию Громилы, о нашей с Аней вчерашней ночи: как именно я ласкал Аню перед тем, как взял, сколько раз я ее брал, какие у нас при этом были позы, как я взял Аню также и утром, когда мы проснулись. Все это Громила слушал с удовольствием.

Наконец из-за кустов показались Блатной и Аня. Я сразу увидел, что моя жена еле идет и выглядит очень измученной. Потом она мне все рассказала.

Блатной привел Аню за кусты на другую полянку, снял свою куртку и приказал Ане постелить куртку на траву и лечь на нее. Когда она это выполнила, он сам разделся догола, буквально упал на Аню и сразу стал ее грубо насиловать. Аня, конечно, не сопротивлялась, не уклонялась от его поцелуев, даже отвечала на них, сама раздвинула ноги, сама ему давала и старалась немедленно выполнять все приказы насильника. Но Блатному этого было мало: чтобы показать свою власть над Аней, он насиловал ее бесцеремонно, садистски. Он ломал и выкручивал ей руки, всласть мял и крутил ей груди, взасос целовал и кусал ее губы, груди, бедра, нарочито резко еще больше раздвинул ей ноги, грубо ввел член, чтобы Ане было больно. Не кончив, он вынул член, приказал Ане стать "раком" и прогнуться. Поскольку она недостаточно быстро это сделала, он прикрикнул: "А ну, живее, б…!" Блатной взял Аню не церемонясь, грубо и жестоко. Кончив, он встал, надел трусы, приказал Ане встать, поднять его куртку, отряхнуть и подать ему, когда он оденется. После этого издевательски спросил мою жену: "Ну что, сучка, понравился тебе мой х…?" И заставил ее ответить: "Да, ваш х… мне очень понравился".

Про себя же Аня подумала, что если второй бандит окажется таким же садистом, то она не выдержит и потеряет сознание.

Итак, Блатной привел Аню обратно. После этого уже Громила дал мне еще десять ударов плеткой по ягодицам, а Аня снова вслух считала. Я почувствовал разницу: если Блатной бил с оттяжкой, с вывертами, чтобы мне было больнее, то Громила бил хоть и сильно, но ровно. Закончив, Громила поцеловал Аню и тоже увел ее за кусты. Я остался с Блатным. Тот ни о чем меня не расспрашивал, а наоборот, сам стал со смаком рассказывать, как он сейчас насиловал мою жену, как она сама ему давала и что ему у нее больше всего понравилось. И добавил: "Твоей телке очень понравился мой х… , она мне сама об этом сказала". А потом еще издевательски сказал мне: "Не ревнуй, фраер, мы же с моим корешем в твою жену не влюблены, для нас она просто развлечение, бесплатная давалка. А так у меня своя подруга есть, получше твоей Аньки".

Затем он нашел новое занятие: приказывал мне делать физические упражнения - лечь, встать, приседать, отжиматься на руках, бегать и ходить на месте, делать "мостик" , "ласточку" , становиться "раком" и т. д. Ему, конечно, доставляло удовольствие, что я должен его слушаться и делать все эти упражнения голым, а если он считал, что я выполнил какой-то его приказ с опозданием, или медленно, или нечетко, то бил меня по лицу и заставлял повторить приказанное. В конце концов он стал меня просто избивать, заставив стоять при этом с поднятыми руками. Когда ему и это надоело, он допил фляжку и закурил. Наконец появились Аня и Громила, и Аня, как ни странно, на этот раз не выглядела такой измученной. Потом она мне и об этом рассказала.

Когда Громила привел ее за кусты, он насмешливо, но не зло сказал ей: "Ну что, Анечка, я думаю, что и мне с тобой пора поближе познакомиться. Ты ведь и мне будешь давать, как моему корешу дала, правда?". Аня ответила: "Конечно, я согласна и вам отдаваться". Но поскольку была очень измучена, осмелилась попросить: "Пожалуйста, позвольте мне отдохнуть хотя бы еще пять минут". При этом Аня боялась, что бандит сочтет ее просьбу непослушанием, и поэтому добавила: "Если я отдохну, то смогу как следует вас удовлетворить, не хуже, чем вашего товарища, и вы останетесь мною довольны".

Бандит оказался совсем не злым и сразу согласился с ее просьбой. Затем он увидел, что Аня дрожит от холода: ночь была прохладной, а Аня все время оставалась без одежды. "Тебе холодно?" - спросил он. "Да, - ответила Аня, - но вы не беспокойтесь, я потерплю". Тогда Громила снял с себя куртку и набросил Ане на плечи. Она поблагодарила Громилу за это и за позволение отдохнуть. А он сел на поваленный ствол дерева, велел Ане сесть рядом с ним, обнял ее и крепко поцеловал, а затем сказал, что расспросит ее о том, о чем уже спрашивал ее мужа. Он задал моей жене несколько вопросов о наших с ней сексуальных отношениях, но расспрашивал ее не так подробно, как меня, а только чтобы убедиться, что я говорил ему правду. Конечно, и Ане пришлось отвечать ему откровенно.

Закончив расспросы, Громила встал. Аня тоже поднялась, но Громила разрешил ей пока сидеть, нашел подходящее место на полянке, разделся до трусов и тогда ее подозвал. Когда Аня подошла, он снял с нее куртку и постелил, затем снова, стоя, поцеловал Аню, потом велел Ане лечь, снял с себя трусы и лег рядом с ней. Громила не стал набрасываться на Аню, как Блатной, а сначала ласкал ее, возбудил, конечно, взял - энергично, но без садизма. Он делал это так умело и уверенно, как будто они уже давно любовники. Аня к тому времени действительно отдохнула, а поскольку бандит насиловал ее без издевательства и садизма, то она даже получила удовольствие. Правда, в конце Громила сделал то, что Блатной с ней не делал: встав, приказал Ане стать перед ним на колени и взял ее в рот.

Затем он помог Ане подняться, сам поднял свою куртку, отряхнул ее и снова набросил Ане на плечи, чтобы она не замерзла, пока он одевается. Одевшись, он сказал Ане, что его товарищ сейчас снова приведет ее сюда же, но пусть она не боится - это будет быстро, и объяснил, почему. И еще сказал, что нас скоро отпустят. Затем снял с нее свою куртку, надел и вышел с Аней к нам.

Потом Аня мне сказала, в чем для нее была разница между бандитами. С первым ей было тяжело физически, но морально легче: он именно насиловал ее, поэтому у нее не было чувства, что она мне изменяет. Зато со вторым физически было легко, даже приятно, но потому морально тяжело: с ним уже было чувство измены.

Когда они вышли к нам, Блатной, увидев их, спросил у Громилы: "Ну что, девка как следует тебе дала, не капризничала?". Громила засмеялся: "Никогда! Вот такой кайф поимел, давала отлично, прямо отпад, ты был прав, стоило ее оприходовать!".

После этого Блатной дал мне пять последних ударов плеткой, и взяв Аню за руку, но не поцеловав ее на этот раз, увел снова за кусты. А Громила связал мне руки сзади моей футболкой, потом отвязал и забрал веревку, которой я был привязан к дереву. И тем временем объяснил мне, зачем Блатной снова увел Аню: "У нас, фраер, договор был с моим корешем: кто уводит девку первым, не будет иметь ее в рот, чтобы второй мог ее целовать. Ну, а я был вторым, так что поимел твою жену и в рот. Но теперь мой кореш должен же добрать свое, иначе, парень, согласись, это было бы несправедливо по отношению к нему. Да не бойся, это будет быстро, Анька твоя только отсосет у него, а потом мы вас отпустим". Он еще добавил: "Да ты не серчай, парень, что мы с моим друганом твою жену как следует поимели: мы же ее у тебя не отобрали, только временно попользовались, а скоро она опять будет твоей, да еще и покажет тебе, чему у нас научилась".

Наконец Блатной вышел из-за кустов, ведя за собой Аню. Она мне потом рассказала, что он, приведя ее за кусты, сказал ей: "Ну что, шлюха, уже изменила мне, да еще с моим же корешем. Ну, ты и шалава - одному дала, потом другому, и всё при муже! Так теперь будешь мой х… сосать, раз он тебе нравится". Блатной приказал Ане стать перед ним на колени, и даже не раздеваясь, просто расстегнулся и велел ей сосать как следует, а когда он кончит, глотать. Аня так и сделала, причем действительно старалась сосать энергично, хотя бы потому, чтобы побыстрее избавиться.

Блатной, придя, сказал, что "б… ки окончены, бордель закрывается" , и с издевкой "поблагодарил" Аню за "бесплатное обслуживание". А после этого уже серьезно сказал, что если мы посмеем пожаловаться в милицию, то менты решат, что Аня - проститутка, которой не заплатили, а я - сутенер, что они сами изнасилуют Аню, а потом напишут письмо по месту ее жительства и учебы, о ее проституции. Еще он приказал ей, что перед их уходом, по команде "считай" , она должна поднять руки и вслух досчитать до ста, только после этого - развязать меня, и мы можем уходить. Громила же на прощанье похлопал мою жену по ягодицам и сказал, что Аня ему очень понравилась, и он будет с удовольствием ее вспоминать. После этого Блатной приказал Ане: "Считай!" - и бандиты ушли.

Аня выполнила все, что Блатной ей приказал. Затем мы надели то, что нам оставили, и я при этом уговорил жену надеть мою футболку, так как та была теплая, а Аня снова дрожала от холода. Забрав наши документы и записные книжки, мы ушли в чем остались: Аня - в трусиках, бюстгальтере и моей футболке, я - в одних трусах.

Когда мы пришли в наше жилье, я смазал подсолнечным маслом иссеченные и избитые места тела, чтобы унять боль, а Аня сразу пошла в летний душ. Вернувшись оттуда в халатике, она села на тахту и наконец разрыдалась. Раньше она не плакала, чтобы не доставить бандитам удовольствия своим плачем, но сейчас наконец могла не сдерживаться. Сквозь плач она сказала мне: "Миша, теперь ты меня бросишь? Ты же понимаешь, что со мной делали, и уже не захочешь меня даже целовать". Я постарался успокоить ее: "Ну что ты, Анечка, конечно, я не брошу тебя, ты же не виновата ни в чем, а то, что с нами произошло, - просто несчастный случай. Главное, что мы остались живы, а я тебя люблю как прежде, и ничто не может помешать нам быть вместе".

Я ласково гладил свою жену, затем очень осторожно поцеловал ее в губы, опухшие и потрескавшиеся от бесцеремонных поцелуев насильников. Тем временем Аня понемногу успокоилась и перестала плакать. Затем я сказал ей, что это я виноват перед ней, поскольку не сумел ее защитить. Она возразила: "Нет, ты не виноват, ты защищал меня, сколько мог, просто бандиты оказались сильнее. Они избили тебя и еще потом наказали за то, что ты меня защищал. И пусть они все равно получили от нас все, что хотели, но все-таки получили не бесплатно: я видела у них синяки от твоих ударов. А главное, что ты меня по-прежнему любишь и не бросишь, как я боялась". Я ответил, что конечно, я ее люблю, и снова ласково ее поцеловал.

Когда мы легли спать, я опять поцеловал Аню и пожелал ей спокойной ночи. Конечно, я не хотел брать ее этой ночью, понимая, что она еще не оправилась от потрясения и усталости. Но среди ночи я проснулся от ее плача. Я снова стал успокаивать Аню, но она исступленно шептала мне: "Миша, я снова хочу стать твоей, только твоей! Без этого я не смогу успокоиться и уснуть". Тогда я снова поцеловал Аню и раздел ее, сняв с нее ночную рубашку. Я целовал и ласкал свою жену, но она не хотела, чтобы я смотрел на нее обнаженную, поскольку на ее руках, грудях и бедрах были синяки и засосы, оставленные насильниками. Затем я очень осторожно и ласково ее взял. Только после этого Аня успокоилась и сказала мне: "Миша, поверь мне, что я ни на миг не переставала любить тебя и мысленно тебе не изменяла: когда бандиты меня насиловали, я закрывала глаза и представляла, что это ты меня берешь". Затем мы заснули.

Утром мы решили не обращаться в милицию, но не потому, что поверили бандитам, а потому, что Ане было бы невероятно тяжело рассказывать посторонним людям, что с ней произошло. К тому же нам уже надо было уезжать в Ленинград. Мы вечером уже были в поезде. Потом Аня и я с новой силой любили друг друга, а случившееся с нами несчастье мы преодолели любовью друг к другу и не вспоминали о нем никогда.